— Тем не менее, — заявил Гитлер, когда ему доложили о положении дел, — это не снимает остроту «еврейского вопроса».
— Не беспокойтесь, — заверил его Гиммлер, — мы найдем выход!
Гиммлер действительно нашел его, о чем и поведал на той самой печально знаменитой Ванзейской конференции, с которой мы и начали наш рассказ. Именно на ней было признано, что заявление отвечавшего за «еврейский вопрос» сотрудника РСХА Адольфа Эйхмана о депортации всех евреев из Европы на Мадагаскар оказалось поспешным. Затем с докладом выступил Гейдрих. Он сказал, что в связи с началом войны против СССР ранее существовавший план секретной операции под кодовым названием «Мадагаскар» отменен и фюрер дал санкцию на переселение евреев на Восток.
— Фюрер и все мы, — закончил выступление Гейдрих, — очень хотим надеяться, что при этом произойдет естественное уменьшение числа депортируемых лиц…
На Ванзейской конференции «черным орденом» СС было принято решение раз и навсегда покончить с «еврейским вопросом». Спустя некоторое время в рамках «окончательного решения «еврейского вопроса» на территории оккупированной Польши в некоторых концентрационных лагерях спешно оборудовали первые газовые камеры. Уже 17 марта началась акция «Рейнхард», целью которой являлось систематическое уничтожение евреев в лагерях смерти. 5 октября Гиммлер издал приказ о депортации всех евреев в концлагерь Освенцим. В результате всех акций количество евреев в Европе уменьшилось на 6 миллионов…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Брошенные в бой советской Ставкой резервные армии сыграли свою роль. Немцы так и не смогли прорвать окружение, и 29 ноября Сталин наконец услышал от Жукова долгожданную фразу: «Противник истощен!»
6 декабря 1941 года Западный фронт перешел в наступление, и впервые с начала войны немцы начали отступать, неся огромные потери. 13 декабря Советское информбюро заявило на весь мир о провале немецкого плана взятия Москвы. Еще через две недели Сталин на совещании Ставки приступил к обсуждению проекта плана общего наступления Красной Армии.
Как это ни печально, но страшная катастрофа первых месяцев войны, похоже, так ничему и не научила его. Как и Гитлер, он не довольствовался только одним стратегическим ведением войны и постоянно вмешивался в разработку военных операций. Когда надо, а чаще всего, когда не надо, Сталин вызывал к себе командующих фронтов даже без консультаций с Генеральным штабом о целесообразности таких вызовов. В самый разгар сражений Сталин вызывал их к телефону и либо отчитывал за «неумение воевать», либо давал очередные «ценные указания». То, что этим самым он только вносит сумятицу и обрекает войска на ненужные жертвы, его не волновало. Привыкнув во времена революции и Гражданской войны к крику, Сталин и сейчас, не доверяя никому, считал, что главное — вселить страх в командиров, чтобы те в свою очередь загоняли солдат, не считаясь ни с какими жертвами ради великой цели.
Как только отгремели последние залпы битвы под Москвой, Сталин лично приступил к подготовке планов контрнаступления. Грандиозного по своим масштабам и… совершенно не подкрепленного ни техникой, ни людскими ресурсами. По мысли Сталина, контрудары должны были наноситься на огромной территории от осажденного на севере Ленинграда до окруженного на юге Севастополя. После снятия (непонятно только, каким образом) блокады Ленинграда обе германские группировки армий «Север» и «Юг» должны были попасть в окружение, что дало бы толчок к вытеснению из Крыма и с Украины группы армий «Юг».
— Что вы впустую тратите время? — сказал им после совещания один из штабных работников. — Директивы уже разосланы по фронтам!
Сказано — сделано! В январе Красная Армия перешла в общее наступление по фронту длиной почти в 1600 километров при средней температуре минус тридцать градусов!
Воевать было трудно, однако Сталин читал только те донесения разведки, которые выдавали желаемое за действительное, и постоянно посылал своих представителей Мехлиса, Булганина и Маленкова на фронты подстегивать нерадивых командующих. И те подстегивали! Особенно преуспевал Мехлис, ничего не понимавший в военном деле и вносивший больше суеты и неразберихи, нежели столь нужной по тем трудным временам помощи.
Сталин метал громы и молнии, грозил, расстреливал и смещал командующих фронтов, но… все было напрасно, и в конце марта случилось то, о чем его предупреждали военачальники и штабные работники. Советское контрнаступление захлебнулось, и ни одна из поставленных Сталиным задач так и не была выполнена…
Недовольный развитием событий, он приказал Ставке разработать план военных действий на весну 1942 года. Заключение Генерального штаба о переходе армии к обороне ему не понравилось, однако он не стал зачеркивать все сделанное штабными работниками и на этот раз попытался соединить генеральную линию на оборону с «частичными наступлениями».
— Давайте не будем засиживаться в обороне, — сказал он на одной из встреч со штабными, — сложив руки, и ждать, пока немцы атакуют первыми. Мы сами должны нанести серию ударов, чтобы предупредить их на широком фронте и расстроить подготовительные мероприятия противника.
Как видно, и здесь сказалось мышление революционера: идти впереди обстоятельств, и, после того как немецкая армия потерпела первое поражение во Второй мировой войне, потеряв под Москвой огромное количество живой силы и техники, Сталин окончательно воспрянул духом. Потому и заявил в феврале 1942 года:
— Момент внезапности и неожиданности был израсходован полностью. Тем самым было ликвидировано то неравенство в условиях войны, которое было создано внезапностью… Инициатива теперь в наших руках, и потуги разболтанной ржавой машины Гитлера не могут сдержать напор Красной Армии. Недалек тот день, когда… на всей советской земле снова будут победно реять красные знамена!
Как это часто бывало и раньше, Сталин снова выдавал желаемое за действительное, и в 1942 году «разболтанная ржавая машина Гитлера» была еще очень сильна, иначе Сталину вряд ли бы пришлось отдать, возможно, свой самый страшный приказ № 227, который был больше известен как «Ни шагу назад!»
Поражение под Москвой отрезвило Гитлера и его генералов, и теперь фюрер думал уже не о «полной победе», а о том, как лучше закрепиться на оккупированной территории. «Для будущей весны и лета, — писал в своем дневнике Геббельс в марте 1942 года, — фюрер вновь создал совершенно ясный план… Его целями являются Кавказ, Ленинград и Москва… Возможно, на Востоке дело дойдет до столетней войны, но она не причинит нам более никаких забот». В своей записи Геббельс не случайно поставил на первое место Кавказ с его нефтью и другими природными богатствами. Да и сам фюрер, выступая 1 июня 1942 года в штабе группы армий «Юг» в Полтаве, сказал: «Если мы не возьмем Майкоп и Грозный, я должен буду закончить войну!»
Уже мало веря в своих полководцев, Гитлер решил лично руководить всеми действиями на Восточном фронте, что он и делал из своей знаменитой ставки «Вервольф» («Оборотень») в Виннице. 21 апреля 1942 года он подписал Директиву ОКВ № 41, в которой был подробно изложен план летней кампании.
«Операция, — пишут Д. Мельников и Л. Черная, — распадалась на три этапа: на первом предусматривалось продвижение немецких войск из района Орла на Воронеж и оттуда вниз по течению Дона; на втором — удар из района Харькова на восток в направлении Волги; на третьем — объединение в районе Сталинграда войск, наступавших вниз по течению Дона из района Таганрог — Артемовск».
Впрочем, он уже не имел уже никакого смысла. Наступление и так было уже отменено — немцами. Упорство Сталина стоило жизни многим тысячам солдат и офицеров, брошенных им в совершенно бессмысленную бойню, а около 240 тысяч попали в плен.
Но… история учит только тому, что ничему не учит… Верный своим принципам, которые столько раз выручали его в Гражданскую войну, Сталин и не подумал успокаиваться и послал на юг Мехлиса, который должен был сделать все возможное, чтобы привести в надлежащее состояние Крымский фронт и освободить Севастополь. Привел, да так, что уже очень скоро сам перестал понимать, что происходит на фронте. Когда фон Манштейн атаковал Керчь, 21 советская дивизия были разбиты в пух и прах. В ожесточенных боях было потеряно почти 20 тысяч человек и большое количество военной техники.