В 1485 году итальянские зодчие начали возведение кремлевских стен и башен. Строительство этого сложного архитектурного и фортификационного сооружения осуществляли приезжавшие в разное время в Москву Марко Руффо (Марк Фрязин), Антонио Джиларди (Антон Фрязин), Пьетро Антонио Салари (Петр Фрязин) и Алоизо ди Каркано (Алевиз). Десять лет понадобилось мастерам, чтобы закончить работу. Кремлевские стены и башни явились не только великолепной огранкой еще не вполне сформировавшегося комплекса на Боровицком холме, но и господствующей над городом высотой, ядром новой Москвы. Забегая чуть вперед и выходя за временные рамки рассказа об Иване III Васильевиче, следует напомнить, что окончательное архитектурное оформление крепости на Боровицком холме завершилось в 1508 году сооружением глубокого рва, выложенного белым камнем и кирпичом «со стороны торга и Красной площади», а со стороны Неглинной — устройством прудов, «из которых по рву Неглинная была соединена с Москвою-рекою, так что крепость со всех сторон окружилась водою и Кремль стал островом».
О Москве тех времен осталось очень мало сведений. И. Е. Забелин в своем труде «История города Москвы» приводит описание города итальянцем Павлом Иовием, датируемое 1535 годом: «Город Москва по своему положению в самой середине страны, по удобству водяных сообщений, по своему многолюдству и, наконец, по крепости стен своих есть лучший и знатнейший город в целом государстве. Он выстроен по берегу реки Москвы на протяжении пяти миль, и домы в нем вообще деревянные, не очень огромные, но и не слишком низки, а внутри довольно просторны, каждый из них обыкновенно делится на три комнаты: гостиную, спальную и кухню. Бревна привозятся из Герцинского леса; их отесывают по шнуру, кладут одно на другое, скрепляют на концах, — и таким образом стены строятся чрезвычайно крепко, дешево и скоро. При каждом почти доме есть свой сад, служащий для удовольствия хозяев и вместе с тем доставляющий им нужное количество овощей; от сего город кажется необыкновенно обширным. В каждом почти квартале есть своя церковь; на самом же возвышенном месте стоит храм Богоматери, славный по своей архитектуре и величию; его построил шестьдесят лет тому назад Аристотель Болонский, знаменитый художник и механик. В самом городе впадает в реку Москву речка Неглинная, приводящая в движение множество мельниц. При впадении своем она образует полуостров, на конце коего стоит весьма красивый замок с башнями и бойницами, построенный итальянскими архитекторами. Почти три части города омываются реками Москвою и Неглинною; остальная же часть окопана широким рвом, наполненным водою, проведенною из тех же самых рек. С другой стороны город защищен рекою Яузою, также впадающею в Москву несколько ниже города… Москва по выгодному положению своему, преимущественно пред всеми другими городами, заслуживает быть столицею; ибо мудрым основателем своим построена в самой населенной стране, в середине государства, ограждена реками, укреплена замком и по мнению многих никогда не потеряет первенства своего»[135].
В 1485 году каменные хоромы стали строить большие бояре: Дмитрий Ховрцы, а затем и его старший брат Иван по прозвищу Голова — сыновья казначея Ивана III Васильевича. После них каменное здание заложил боярин Василий Федорович Образец. И только после этого сам великий князь всея Руси стал строить себе у церкви Благовещения каменные хоромы. 5 апреля 1492 года он перебрался во двор Ивана Юрьевича Патрикеева и повелел разрушить деревянный двор, поставить на его месте каменный.
Итальянские мастера параллельно со строительством кремлевских стен и башен возводили на территории Кремля общественные здания и учреждения: Набережную палату, Грановитую палату…
Задача с двумя неизвестными
В начале 1492 года из Москвы в Варшаву на переговоры с Казимиром выехал Иван Никитич Беклемишев. Задание у него было несложное: потребовать от короля польского и литовского возврата Руси ее исконных земель — городков Хлепен, Рогачев и других. Переговоры не состоялись. 25 июня скончался король Казимир.
В этой сложной ситуации литовцы решили избрать самостоятельного, независимого от Польши великого князя. Им стал младший сын Казимира Александр. Старший сын умершего, Альберт, воссел на королевский польский престол.
Трудно сказать, почему литовцы, силы которых стали заметно таять, решились на такой шаг. Оторвавшись от Польши, они лишили себя мощной опоры в борьбе с Русью, все настойчивее требующей возврата захваченных при Витовте земель, но не потеряли пока самостоятельности, независимости. Что важнее: сильный союз против Руси, в котором Литва на вторых ролях, или непредсказуемая самостоятельная жизнь? На этот вопрос каждый народ отвечает сам, и рецептов здесь быть не может.
Иван III Васильевич, узнав о «разводе» Польши и Литвы, послал людей в Крым и в Молдавию, к своим союзникам Менгли-Гирею и Стефану, и, не дожидаясь их ответа, решил начать боевые действия против Александра — отправил полки на территорию противника. Великий князь литовский очень быстро почувствовал силу Москвы. Понимая, что в одиночку ему с Иваном III не управиться, он решил примириться со своим самым сильным врагом и заключить с Москвой союз, а женитьбой на одной из дочерей русского самодержца закрепить его.
Но только начались переговоры, как в Москве раскрыли заговор: князь Иван Лукомский, перешедший из Литвы на русскую службу, был уличен в коварном злодействе и схвачен при попытке отравить великого князя всея Руси по приказу к тому времени уже почившего Казимира. Нашли у перебежчика и яд. Он не отпирался, охотно выдал следствию еще двух злоумышленников: поляка Матиаса и русского князя Федора Бельского — родственника Казимира. Кроме того, он выдал двух братьев-смолян, которые тайно пересылали в Литву важные сведения из Москвы, где они, взятые в плен во время очередной западной военной кампании Ивана III, вошли в доверие к князю и жили на свободе, не испытывая ни в чем нужды. Дело Лукомского завершилось быстро, и великий князь объявил приговор: главных зачинщиков заговора посадить в клетку и сжечь в ней на берегу Москвы-реки, Федора Бельского сослать в Галич, одного из братьев-смолян засечь кнутом до смерти, другому, чтобы не мучился, отрубить голову, переговоры с литовцами прервать, боевые действия продолжить.
Александр в этой ситуации проявил великолепные дипломатические качества, сумел остановить войну, вновь начать мирные переговоры. Очень точно оценивая свои возможности, а также силы своих союзников и немалый потенциал Литвы и всех ее доброжелателей, Иван III пошел на переговоры. Россия к тому времени отвоевала у неприятеля Вязьму и Алексин, Тешилов и Рославль, Венев и Мстислав, Тарусу и Обнинск, Козельск и другие города. Но в руках литовского великого князя все еще оставались большие территории Русского государства, в том числе и Киев. Александр очень ценил именно это приобретение своих предшественников на литовском великокняжеском престоле. Он даже обещал называть официально Ивана III государем всея Руси в обмен на то, чтобы повелитель Москвы не требовал от него Киева.
Иван III смирился с этим требованием. Сил у Руси еще не хватало для столь крупных военных и политических акций. Согласился он и на предложение литовцев скрепить союз женитьбой Александра и Елены, дочери своей, выставив при этом жесткое условие: княгиня Елена останется в православной вере.
Этот сложнейший дипломатический маневр чуть было не разрушил союз Ивана III с Менгли-Гиреем, который, получив из Москвы объяснения, касающиеся мира Руси с Литвой, написал в ответ: «С удивлением читаю твою грамоту: ты ведаешь, изменил ли я тебе в дружбе, предпочитал ли ей мои особенные выгоды, усердно ли помогал тебе на врагов твоих! Друг и брат великое дело; не скоро добудешь его: так я мыслил и жег Литву, громил улусы Ахматовых сыновей, не слушал их предложений, ни Казимировых, ни Александровых: что ж моя награда? Ты стал другом наших злодеев, а меня оставил им в жертву?.. Сказал ли нам хоть единое слово о своем намерении? Не рассудил и подумать с твоим братом!»[136]