В 1499 году Иван III Васильевич изменил решение с точностью до наоборот. Приговор его был очень суров. Он не пожалел даже князя Ряполовского, отец которого много лет назад, рискуя собственной жизнью, спас Ивана III, тогда мальчика, от Дмитрия Шемяки. Отрубили голову Семену Ряполовскому. Хотели то же самое сделать с головой князя Ивана Юрьевича Патрикеева, человека, который тридцать шесть лет служил верой и правдой Ивану III, одержал много великих побед на полях сражений, много полезных и важных для государства мирных дел совершил, но не пожалел его великий князь, запутавшись при решении уравнения с двумя неизвестными. Митрополит Симон и другие священнослужители, не боясь гнева государева, смело вступились за князя Патрикеева, просили пощадить сего мужа, спасли Ивана Юрьевича и старшего сына его; оба они постриглись в монахи. Младший сын остался под домашним арестом.

Эта первая боярская опала, как пишет Н. М. Карамзин, «изумила вельмож, доказав, что гнев самодержца не щадит ни сана, ни заслуг долговременных». Впрочем, главная цель так и не была достигнута, Иван III так и не решил задачу. Он назвал Василия государем, великим князем Новгорода и Пскова, не лишив Дмитрия сана великого князя владимирского и московского, и перенес решение этой задачи на более позднее время.

Последние битвы

Последние шесть лет жизни Ивана III Васильевича прошли в войнах. В Восточной Европе сложились в конце XV века две коалиции. Литву поддерживала Польша. В 1499 году на Виленском сейме было установлено, что «впредь великий князь литовский не будет выбираться без согласия Польши и, наоборот, Польша не должна выбирать короля без соглашения литовского дворянства». Это сближение двух государств заметно улучшило позиции Литвы в противостоянии ее с Русью. В 1501 году, когда война между этими государствами достигла значительной напряженности, умер король Альберт, и, согласно Мельницкому договору, заключенному в том же году и постановившему, что Литва и Польша составляют единое государство и должны иметь одного короля, избираемого на сейме в Кракове, престол двуединого государства занял Александр. Воевать с Иваном III он побаивался, хотя его поддерживали магистр Ливонского ордена Вальтер фон Плеттенберг, а также хан совсем ослабевшей Золотой Орды Шиг-Ахмет. На стороне Александра стоял папа римский. И кроме того, Ивану III доставляли много забот князьки Казанского ханства, мечтавшие освободиться от опеки Москвы.

Вторую коалицию составили русский князь, крымский хан и господарь Стефан Молдавский. В 1502 году, правда, Стефан отошел от Руси, узнав о том, что Иван III по какому-то поводу приказал приставить к Елене и Дмитрию стражу, объявив Василия наследником престола. Кто был повинен в этой опале Стефановых внука и дочери, трудно сейчас сказать точно, но господарь Молдавии очень оскорбился, и даже мудрый Менгли-Гирей не смог примирить его с Иваном III. Потеряв сильного союзника, Иван III не потерял инициативу в войне с Литвой, тут-то и всполошились монархи Европы и папа римский Александр VI.

Дело в том, что в начале XVI века резко усилилась Османская империя. Захватив чуть ли не весь Балканский полуостров, войска султана Баязета не остановились на этом, стали угрожать Италии, взяли два города Венецианской республики. Кровопролитная война в Восточной Европе ослабляла христианский мир. В 1503 году папа римский и кардинал Регнус отправили в Москву послов, которые пытались убедить Ивана III прекратить борьбу, дать возможность Польше и Венгрии воевать против Порты и советовали самому участвовать в этой войне.

Иван III Васильевич не стал противопоставлять себя всему христианскому миру, согласился на переговоры, между прочим, еще и по иной причине — Русь устала воевать, нужна была мирная передышка, а великий князь «держал руку на пульте» уверенно! Диалог с послами Александра повел он на высочайшем дипломатическом уровне, не поддался ни на какие уловки противника, отстоял интересы своей державы и заключил не вечный мир с Литвой, как она того ждала, а лишь перемирие, потому что Литва еще владела землями Руси, чужими землями, а чужой землей вечно владеть еще никому не удавалось.

О том, насколько серьезны были доводы папы римского и кардинала Регнуса, можно судить по последней воле Стефана Молдавского. Поругавшись с Иваном III, он не пошел в союзники Польши, как ни уговаривали его послы Александра, а перед смертью завещал сыну Богдану и молдавской знати… покориться Османской империи. «Знаю, как трудно было мне удерживать право независимого властителя, — сказал он. — Вы не в силах бороться с Баязетом (Баязидом. — А. Т.) и только разорили бы отечество. Лучше добровольно уступить то, чего сохранить не можете». Эта предсмертная мудрость великого молдавского государственного деятеля, заботившегося прежде всего о счастье своего народа, а не о призрачной славе победителя или геройски погибшего бойца, может подсказать пытливому наблюдателю причины возвышения Османской империи и бурного расширения ее границ в XV–XVI веках. Турки побеждали не только силой оружия, но и силой разума. Они, как это ни прискорбно слышать христианам, побеждая, завоевывая, уничтожая непокорных, строптивых, в конце концов устанавливали на завоеванных землях режим, благоприятствующий мирной жизни местного населения, не богатой, но именно мирной. А мира на Балканах, как и во всем Причерноморье, и в других районах, захваченных Османской империей, до этого не было, о чем убедительно свидетельствует хронология войн, походов и сражений в Европе хотя бы с VI по XV века нашей эры.

Богдан послушался доброго совета умирающего отца. Иван III Васильевич проявил исключительную прозорливость, не дав послам папы римского втянуть себя в активную антиосманскую политику. Об этом почему-то редко говорят, вспоминая плюсы и минусы Ивана III Васильевича. Но великий координатор до последних дней своей бурной жизни не терял чувства меры — очень важного качества всех крупных государственников. «<…> начало его единовластия не представляло в сущности никакого нового поворота против прежних лет. Ивану оставалось идти по прежнему пути и продолжать то, что было уже сделано при жизни отца. Печальные события с его отцом внушили ему с детства непримиримую ненависть ко всем остаткам старой, удельновечевой свободы и сделали его поборником единодержавия. Это был человек крутого нрава, холодный, рассудительный, с черствым сердцем, властолюбивый, непреклонный в преследовании избранной цели, скрытный, чрезвычайно осторожный; во всех его действиях видна постепенность, даже медлительность; он не отличался ни отвагою, ни храбростью, зато умел превосходно пользоваться обстоятельствами; он никогда не увлекался, зато поступал решительно, когда видел, что дело созрело до того, что успех несомненен. Забирание земель и возможно прочное присоединение их к московскому государству было заветною целью его политической деятельности; следуя в этом деле за своими прародителями, он превзошел всех и оставил пример подражания потомкам на долгие времена. Рядом с расширением государства Иван хотел дать этому государству строго самодержавный строй, подавить в нем древние признаки земской раздельности и свободы, как политической, так и частной, поставить власть монарха единым самостоятельным двигателем всех сил государства и обратить всех подвластных в своих рабов, начиная от близких родственников до последнего земледельца. И в этом Иван Васильевич положил твердые основы; его преемникам оставалось дополнять и вести дальше его дело»[138].

В постоянных заботах и тревогах он чуть было не упустил… женитьбу сына Василия!

Престолонаследнику было уже двадцать пять лет, уже великий князь стал чувствовать себя неважно, а достойной невесты Василию найти не удавалось: в 1503 году сорвалось сватовство будущего государя всея Руси и принцессы датской Елизаветы. Как ни обидно было отцу, он, понимая, что жить ему осталось недолго, согласился женить Василия на соотечественнице.