– Сешет, – вымолвила Галкарис. – Ты была Сешет?

– Сешет! Жалкое обличье, которое я вынуждена была принять, пока твои мужчины не освободили статую и глаз и пока ты сама не пронесла мой дух сквозь пустыню, к моему древнему храму! Теперь следует забыть о Сешет!

– Богиня, – сказала Галкарис, чуть осмелев, – о богиня, ты видишь, что мои мужчины опять сражаются. Им не победить колдуна.

– Мне нет до этого дела, – ответила женщина-кошка. – Я помогла тебе, но я не стану помогать мужчинам. Они поработили тебя, так не лучше ли избавиться от них раз и навсегда?

– Они будут чтить твою волю и не посягнут на мою свободу… Без них мне не добраться до дома. Спаси их!

– Это твое желание?

Желтые глаза женщины-кошки сощурились, и длинный острый луч изошел из них, как меч.

– Да! – воскликнула Галкарис от всей души. – Спаси их! Я не хочу, чтобы демоны порвали их на части!

– Хорошо.

И богиня подняла над головой свои сверкающие руки. Трижды хлопнула она в ладоши, и пустыня наполнилась рычащими золотыми львами.

Конан опустил меч, тяжело переводя дыхание. Даже могучий киммериец утомился, отражая атаки демонов. Бесполезные победы, которые он одерживал, тотчас оборачивались поражением: существа возрождались снова и снова, и с каждым мгновением их становилось все больше. Апху торжествующе хохотал, лежа на песке. Конан ненавидел колдуна в эти мгновения сильнее, чем кого бы то ни было.

Что касается Муртана, то он, весь исцарапанный черными дьявольскими когтями, опустился на землю у ног киммерийца и, кажется, окончательно сдался. Он даже не пытался отражать удары. Все, на что хватило молодого зингарца, – это держаться возле Конана и надеяться на то, что его могучий товарищ сумеет защитить не только себя.

– Кром! – прокричал Конан. – Что за новая дьявольщина?!.

Золотые львы были теперь повсюду. Несмотря на то, что они могли нести в себе новую опасность, – возможно, последнюю и смертельную, – Конан невольно залюбовался ими. Роскошные создания, они переливались на солнце, как будто были смазаны маслом.

«Так поступают торговки на рынках Шадизара, – подумал вдруг Конан, сам дивясь неуместности своей мысли. – Смазывают фрукты и украшения, чтобы ярче блестели!» Он понял, что стосковался по городу воров…

«Я слишком задержался в этой пустыне. Ненавижу Стигию! И почему только меня занесло сюда? Скорее бы все закончилось, так или иначе!»

Золотые львы с рычанием набросились на демонов. Они убивали своих врагов без пролития крови – просто ломали им хребты своими могучими лапами. Людям оставалось лишь наблюдать за происходящим.

Конан вздохнул и уселся рядом с Муртаном.

– Как тебе нравится эта картина?

– Очень нравится, – искренне сказал Муртан. – Боги, я уж решил, что мне конец.

– Ха! – воскликнул киммериец. – Даже я так решил, так что уж говорить о тебе…

Муртан покосился на своего приятеля, не зная толком, как следует относиться к подобному заявлению. Возможно, киммериец просто подшучивает над ним. У Конана был довольно тяжеловесный и временами жестокий юмор.

Когда последний демон испустил дух, золотые львы подбежали к богине и начали ласкаться к ней. Она для каждого нашла слово, к каждому прикоснулась, а затем повелительным жестом отпустила их, и они, с ликующим рычанием, разбежались по пустыне.

Скоро уже никого из них не было видно, только песок то и дело вспыхивал на солнце ослепительным золотым блеском.

Богиня засмеялась и медленно зашагала к лабиринту. Галкарис смотрела ей вслед так пристально, как будто старалась навечно запечатлеть в своей памяти каждый ее шаг. Богиня-кошка ни разу не обернулась.

Что-то покатилось по песку. Никто не заметил этого, кроме девушки, которая не сводила глаз со своей спасительницы – или, может быть, с той, которую спасла она.

Между обеими женщинами – простой смертной и великой древней богиней – установилась некая связь, порвать которую не могло теперь ничто.

Поэтому Галкарис и заметила прощальный дар богини.

Девушка встала и приблизилась к этому предмету, мерцавшему среди песка. Она осторожно опустилась рядом с ним на колени, затем накрыла его ладонью. На ощупь предмет был гладким и прохладным. Галкарис спрятала его под одеждой, ощущая разгоряченным телом его приятную прохладу.

Это не был глаз богини. Это был просто драгоценный камень – самоцвет, который люди иногда называют «Кошачьим Глазом».

Апху чувствовал, что силы оставляют его. У него хватало магического запаса лишь на то, чтобы поддерживать колдовской огонь. Грист внутри пламени грозил кулаками и пытался вырваться наружу.

– Выпусти меня! – орал он из далекой Зингары. – Если ты не в состоянии расправиться со своим врагом, это сделаю я! Ничтожество, слабак! Сделай так, чтобы я вышел наружу! Чего стоит твоя хваленая стигийская магия, раз ты не умеешь ею толком воспользоваться!

От ярости и отчаяния Грист чуть не плакал. Апху вдруг вскочил и бросился прямо в огонь.

Но Муртан внимательно следил за своими врагами. Появление золотых львов вдохнуло в него новую надежду, поэтому он воспрял духом. И даже силы откуда-то явились.

– Помоги мне, Конан! – воскликнул Муртан. – Если наши враги объединятся…

Договаривать не пришлось. Киммериец побежал впереди Муртана, стремясь скорее добраться до Апху. Колдун уже вставал на ноги. Он понимал, что долго ему не продержаться. Сейчас, когда его магия иссякла, силы были слишком неравны.

Разъяренный варвар с длинным киммерийским мечом – не самое лучшее из того, что можно повстречать на пути.

Муртан ковылял следом за Конаном, сжимая рукоять меча и выкрикивая бессвязные угрозы в адрес Гриста и Апху.

Колдун решился. Он остановился и развернулся лицом к Конану. Подняв руки, Апху пробормотал новое заклинание, но только бледная струйка пламени изошла из его ладоней. Изошла и погасла в воздухе, даже не лизнув лицо Конана жаром.

– Ты мерзкий колдун, – сказал Конан. – Ты не стоишь того, чтобы жить. Ты обманывал тех, кто тебе доверял. Ты использовал их ради своих мерзких целей. Ты пытался уничтожить Сешет.

– Я служу Сету, – прошипел Апху.

– Больше нет, – усмехнулся Конан.

Апху корчился на песке у его ног, полный ядовитой ненависти, но не способный никак повредить киммерийцу. Конан с презрением смотрел на него. Апху не знал, что варвар не в состоянии убить беспомощного врага, поэтому ужас сковал колдуна и стал для него худшим наказанием.

Несколько мгновений Конан смотрел на него, а затем плюнул.

Апху решился. Он вытащил из складок одежды длинный острый нож и метнул его в киммерийца.

Реакция Конана была мгновенной. Одним ударом он отбил летящий кинжал и пригвоздил Апху к песку, точно ядовитую змею.

Раздалось оглушительное шипение. Прямо на глазах у пораженных людей колдун начал изменяться. Тело его удлинилось, руки наоборот стали короче, а ноги срослись. Большая ящерица с изуродованным подобием человеческой головы корчилась на песке, пронзенная доброй сталью.

Конан выдернул из руки Муртана тонкий меч, которым был вооружен зингарец, и отсек Апху голову. Тело, истекая кровью, несколько раз еще приподнялось и с силой ударило по песку, а затем стихло.

Конан высвободил свой меч и тщательно вытер сталь обоих клинков о песок.

Возвращая Муртану его оружие, киммериец заметил:

– Постарайся не порезаться этой штукой. Подозреваю, что кровь колдуна ядовита.

– Он был человеком или змеей? – тихо спросил Муртан. Молодой человек завороженно смотрел на мертвое тело, простертое перед ним, и не мог оторвать глаз. Все это было слишком страшно, слишком непонятно…

– Он был служителем Сета, – ответил Конан, полагая, что подобного объяснения будет достаточно. – Никогда нельзя знать наверняка, люди они, демоны, змеи… Все сразу. Зло разъединяет людей, но соединяет несоединимое. В этом его сила и слабость, Муртан. Можешь записать это в своих книгах. Ты ведь напишешь книгу о путешествии в Стигию?