А на самом алтаре находился камень – «кошачий Глаз». Он представлял собой самоцвет размером с кулак крупного мужчины. Полупрозрачный, он как бы источал из своей глубины яркий свет. Множество красновато-коричневых точек усеивали его, и каждая эта точка казалась зрачком настоящего живого глаза. Во всяком случае, у обоих мужчин возникло такое ощущение, что сама богиня-кошка смотрит на них из этого камня. И куда бы они ни повернулись, взгляд неотступно следовал за ними.

Конан отпустил Муртана, и зингарец повалился на землю перед алтарем.

– Ну вот, ты и нашел его, – выдохнул Конан. – Теперь остались сущие пустяки: забрать безделушку, выйти наружу из лабиринта, преодолеть пустыню… Я ничего не забыл? Ах да, возле выхода нас поджидает убийца, преданный слуга змея-Сета. С ним, полагаю, мы расправимся в два счета.

Муртан сел на земле. Тяжело перевел дух.

– Просто не верится… Как он красив!

– Камень? – Конан усмехнулся. – Да. Очень красив.

Киммериец протянул руку и коснулся камня, но тотчас отдернул ее.

– Кром! Кажется, он меня укусил.

– Камень не может укусить, – недоверчиво произнес Муртан.

Киммериец сунул свою руку ему под нос. На пальце отчетливо виднелся след укуса.

– Говорят тебе, он кусается. Он живой.

Муртан встал и внимательно осмотрел алтарь. Затем покачал головой.

– Нет, Конан, это не камень. Взгляни сюда.

Они вместе уставились на алтарь. Внезапно обыкновенный камень превратился в кошачью голову. Один глаз у этой головы был закрыт, а второй как раз и являлся самоцветом. Кошачья голова шевельнулась, стала видна пасть, полная острых зубов.

– Это изваяние богини-кошки, – сказал Муртан. – Оно закопано в землю. Осталась только голова.

– И еще оно живое, – проворчал Конан. – По-твоему, мы будем ее откапывать?

– Возможно, именно этого и хочет от нас богиня.

– Интересно, кстати, не сожрет ли она нас в знак особой признательности, когда мы ее вытащим? – хмыкнул Муртан. Самообладание постепенно возвращалось к нему

– А другие вопросы тебя не занимают? – осведомился Конан.

– Какие, например?

– Например, как ты будешь вытаскивать камень? Теперь, когда мы установили, что он является глазом богини и что богиня эта вовсе не так уж мертва, как хотелось бы некоторым из нас, – вряд ли она придет в восторг от твоего намерения выковырять у нее зрительный орган.

– Не стоит язвить, Конан, – сказал Муртан. – Когда ты язвишь, ты забываешь притворяться тупицей-варваром.

– Не может быть! – деланно изумился киммериец. – Какой просчет с моей стороны! Так ты уже догадался о том, что ты – не первый образованный человек, с которым я имею дело?

Муртан кивнул.

– В таком случае, и прикидываться больше нет смысла, – заявил Конан. – К тому же скоро мы с тобой умрем, так что все остальное теряет значение.

– Ты очень стараешься меня запугать, – возразил Муртан. – Но я тебе не верю. Ты убежден в том, что мы сумеем выбраться на свободу.

– Может быть, – не стал отпираться Конан. – Для начала освободим эту богиню. Мы не станем осквернять ее статую, вот что я тебе скажу. Надеюсь, это правильное решение.

Вдвоем они принялись за дело и скоро выкопали каменные плечи, а затем и руки.

Яма вокруг закопанной статуи становилась все глубже.

– Я бы все отдал за глоток воды, – простонал Муртан. Все его лицо было залито потом, липкие струи бежали по телу под одеждой. Каждый вдох давался ему с борьбой: легкие отказывались глотать раскаленный воздух.

Конан снял с пояса флягу.

– У тебя всегда есть запасы? – удивился Муртан, жадно припав к горлышку и тотчас закашлявшись: киммериец носил во фляге не воду, а вино.

Конан поспешно отобрал у него питье и сделал глоток сам.

– Я стараюсь делать запасы, – ответил киммериец. – Это нередко спасало мне жизнь.

Орудуя палками и обломками костей, они продолжили свой нелегкий труд. К вечеру богиня уже освободилась до самых ног.

– Как мы будем выволакивать ее на поверхность? – спросил Муртан.

– Если наши расчеты верны, и она оживет, то нам больше ничего делать не придется, – был ответ.

– Оживет? – переспросил Муртан.

– Ну да, – подтвердил Копан. – Мы ведь этого добивались, не так ли?

Муртан покачал головой и вдруг широко зевнул.

– Я больше не могу, – признался он. – Я так измотан, что…

Не договорив, он провалился в сон. Скоро Конан последовал его примеру. Наступила ночь, и прохладный воздух приятно освежал разгоряченные лица обоих авантюристов.

Утро пришло раньше, чем им хотелось бы. Первые горячие лучи коснулись спящих. Конан пробудился и сразу же растолкал Муртана.

– Статуя исчезла!

Они огляделись по сторонам, как будто что-то могло измениться за столь короткое время. Статуи в глубокой яме не было. Яма зияла посреди храма, а самой богини и след простыл.

– Хорошенькое дело, – проворчал Конан. – Как же эдакая махина выбралась отсюда, да еще так тихо, что ни один из нас не проснулся?

Неожиданно что-то маленькое и мягкое коснулось его ноги. Киммериец вздрогнул и сжал кулак, но задержал удар, сумев не опустить его голову пушистого существа, мелькавшего внизу. Это была белая кошка.

– Они бросили тебя, – говорил Апху, обращаясь к Галкарис. – Напрасно ты ждешь их. Ну что ты уставилась на этот лабиринт? Оттуда никто не выйдет. Они погибли, как многие до них. Жаль, конечно, потому что я хотел бы все-таки заполучить этот несчастный камень и преподнести его моему господину. А ты знаешь, что Сет несколько раз являлся мне лично? И в последний раз он обещал мне власть над всем Птейоном и окрестностями, если я раздобуду для него эту безделушку, глаз богини-кошки. Как многие древние божества, богиня-кошка одноглаза. И мой господин во многих своих воплощениях также обладает только одним глазом. Ему хотелось бы иметь оба. И глаз кошки был бы весьма кстати. Он говорит, что нет ничего лучше, нежели завладеть глазом своего врага. Сразу начинаешь видеть мир с разных сторон… Согласись, весьма мудрая точка зрения!

Он рассмеялся, в восторге от собственного остроумия. Галкарис смотрела на него с тоской. Он не вызывал у нее сейчас ничего, кроме невероятной скуки. Она сама не ожидала, что будет так относиться к своему врагу, к человеку, который хочет ее убить.

Скука. Не страх. Не ненависть.

Боги, замолчит он когда-нибудь?

– Ты, наверное, голодна?

– Нет, – с усилием произнесла она. Язык не хотел ворочаться во рту. На Галкарис напала болезненная молчаливость. Не говорить. Не слушать. Быть одной.

– Выпей воды.

Он сунул ей в руки бурдюк.

Она машинально глотнула и с отвращением вернула бурдюк обратно. Вода показалась ей тухлой.

Неожиданно она почувствовала, как маленькое пушистое существо прикасается к ее руке. Галкарис инстинктивно закрыла его собой и наклонилась. Так и есть! То, о чем она постоянно думала все это время, – белая кошка. На какое-то мгновение Галкарис увидела вместо кошачьей мордочки человеческое лицо, и это было знакомое лицо.

– Сешет! – воскликнула Галкарис. – Откуда ты взялась?

Она говорила в полный голос, не беспокоясь о том, что Апху находится рядом и может ее услышать. Жреца Сета как будто больше не существовало.

– О, я шла за тобой по горам, – ответила Сешет ласково. – Я следила за тобой. Я повсюду следовала за твоими друзьями, Галкарис.

Она потянулась, на миг снова превратившись в кошку, но теперь Галкарис отчетливо видела: один глаз у нее закрыт, а второй тускло светится желтым.

– Я была совсем бессильна, – сказала Сешет, вновь превращаясь в кошку с лицом женщины. – Я жила как нищенка. Меня все принимали за полоумную. Я скиталась по городам Стигии, нигде не находя себе пристанища. Жрецы Сета охотились за мной, змеи пытались отыскать меня. Мои верные друзья люди-гиппопотамы пытались защитить меня, но пришел этот Апху. Одним богам ведомо, что он наплел, но мои прежние защитники поверили ему. Бедные добросердечные существа! Я не сержусь на них, хотя следовало бы…