— Сказали?! — изумился Димка.
— Трамвай номер девять. Юго-западный микрорайон. Вот так-то!
Любчик чуть снисходительно взглянул на Димку, но тот ничего не заметил.
— Поедем сейчас! — заторопился он.
— Прямо сейчас?
— А зачем время терять? Интересно же.
— Ну, а… — Любчик замешкался, опустил глаза. — А почему я должен ехать с тобой?
— Не хочешь, что ли? — Димка в упор посмотрел на друга. — Так и скажи.
— Нет, — побледнел Любчик, — лучше ты скажи: почему я должен ехать?
— А как же, друг ведь. Всегда вместе.
— Говоришь — всегда? — В серых и чистых глазах Любчика сверкнула решимость. — Значит, всегда?.. А вчера?
— Что вчера? — потупился Димка.
— Вчера, после школы! Я, Димочка, все видел. На трамвае поехал! Туфли отвозить! А сам…
— Следил все-таки, — вздохнул Димка.
— Не надо было обманывать! — запальчиво продолжал Любчик. — Сказал: коробка в портфеле. Твердая. А там…
— И что же ты видел? — Димка чуть покраснел.
— Что надо, то и видел! Как цветочки ей подарил! Скажешь, не было такого? Не дарил?
Димка долго разглядывал сгибы на карте, наконец сказал:
— И что из этого? Ну, подарил. Да. Чего такого? Она хорошая девчонка. Это всегда так… цветы дарят.
— Когда дарят? Когда?.. — Любчик не договорил.
— Стой! А ты сам-то… — неожиданно спросил Димка. — Почему сам-то?.. Почему следишь, допрашиваешь? Не знаю будто! Знаю. Сам ты в нее влюбился. Вот!
Теперь пришла очередь краснеть Любчику.
— В буфете за нами следил? Следил. Будто сок так тебе понравился! Пять минут пил. А сам — глаза в нашу сторону.
Любчик совсем растерялся.
— Но я ведь ничего, — уже без ехидства сказал Димка. — Я понимаю… Конечно, глазищи у нее… как посмотрит… А знаешь, я ей сказал, что ты тоже…
— Что тоже? — встрепенулся Любчик.
— Ну, тоже… интересуешься.
— Да ты!..
— Ну чего я? — улыбнулся Димка. — Спасибо скажи. А то и не знала бы. Теперь знает. Удивилась, а потом сказала: «Он интересный мальчишка. Умный, начитанный. И обязательно станет знаменитым ученым».
— Так и сказала? — Любчик разинул рот.
— А почему не сказать? Это ведь все правда…
— Да не верю я, — замотал головой Любчик. — Придумываешь все.
— Я? Придумываю? — переспросил Димка. — Что, бумагу съесть? — Он оторвал большой уголок от листа с адресом. — Съесть? Ну говори, сейчас начинаю жевать…
— Зачем? — пожал плечами Любчик. — Я верю. Ладно… — Он взял листок с оборванным углом, прочитал адрес, прищурился, а затем посмотрел на часы с длинным маятником: — Успеем? Где эта девятка проходит?
— Спросим! — оживился Димка и добавил: — Идем ко мне, перекусим? А то бабушка все равно без обеда не отпустит.
Топольная, 14
Узнать, где проходит девятый номер трамвая, оказалось проще простого. Сама же Елена Трофимовна, с удовольствием покормившая их обедом, и навела на верный след:
— От вокзала девятка ходит. На ту сторону реки, через мост.
— Ага, — кивнул Димка, — на юго-запад.
— А зачем вам? — спросила Елена Трофимовна.
Димка как чувствовал, что без расспросов не обойдется:
— Мальчишка в нашем классе заболел. Поручение дали — узнать.
— Из такой дали в школу к вам ездит? — удивилась бабушка.
Димка и на это нашелся:
— Новую квартиру им дали, а он хочет доучиться в старой школе.
— Господи, — словно с укором сказала бабушка, — понастроили квартир! Уезжают, приезжают, переселяются, расселяются…
Проехать к вокзалу не представляло труда.
Сели, лавочку заняли, билеты на компостере пробили. Не какие-нибудь зайцы — солидные пассажиры, едут по секретному и важному делу.
От вокзала, на девятке, уже ехали без удобств — народу полно. Хорошо хоть на задней площадке у дверей укромный закуток нашли. Здесь и устроились.
Через две остановки Димка спросил у очкастого парня с желтой бородой — не знает ли улицу Топольную. Тот лишь пожал тощими плечами. Потом у женщины спросил. Тоже не знает.
— Зачем сейчас спрашивать, — шепнул Любчик. — До юго-запада далеко.
И снова прав оказался Любчик. Голова!
Минут через десять в вагоне стало просторнее. Можно бы и места поискать. Но решили стоять тут — вдруг скоро выходить?
— Надо спросить у пожилого, — сказал Любчик. — Сейчас я сам.
Любчик выбрался из укрытия и подошел к старичку с палкой. Старичок послушал, закивал и что-то даже пальцем на ладони нарисовал.
— Полная информация, — вернувшись, сказал Любчик. — Ехать еще минут двадцать. Предпоследняя остановка. От нее — налево, потом чуть пройти, а там и наша, секретная. — Любчик улыбнулся.
Кончился мост. Потянулись пятиэтажные дома, скверы, просторная стоянка машин, какой-то завод с бесконечной стеклянной стеной, затем показались дома высокие, даже в шестнадцать этажей. Совсем незнакомые места. Вдруг и высокие дома кончились, а за ними — пустырь, потом будто деревня сразу: дома приземистые, в один-два этажа, заборы, сады, узенькая речка с кустами вдоль берегов. Старик давно вышел, вагон почти опустел. Снова спросили — оказалось, сейчас и выходить: предпоследняя остановка.
— А мы не в другой город приехали? — с улыбкой спросил Любчик.
После разговора с Димкой он как-то повеселел, пытался острить. А у Димки не было охоты шутить.
Как старик «нарисовал», так и пошли: свернули налево, еще шагов полтораста отшагали, мимо заборов, крылечек, сердито брехавшей за зеленой сеткой собаки.
— У-у, рыжая, не достанешь! — Любчик показал собаке язык, но Димка тут же оборвал друга:
— Притихни! Не на своей улице. Вон какие-то ребята.
Любчик будто сжался. Однако ребята, увлеченные игрой в мяч, не обратили на них внимания, и тут приятели вышли на улицу Топольную.
Она оказалась неширокой, малолюдной. Вот почему и на карте города не обозначена: чего тут показывать туристам? Ни дворцов, ни бассейнов. Правда, вон школа стоит — красивая, четырехэтажная, застекленный коридор пристроен, — видно, к спортивному залу.
На углу улицы, где они осматривались, стоял коричневый, с высокой крышей особняк под номером «28». Значит, и дом этого Сомова должен быть поблизости.
Метров через сто ребята увидели изгородь из крупной металлической сетки, а в глубине двора — серый кирпичный дом. На кирпичах голубой краской выведено: «14».
На этот обычный, ничем особо не выделявшийся дом ребята смотрели по-разному. Любчик, расширив серые глаза, — с любопытством. Через минуту, как настоящий разведчик, он уже насчитал несколько, по его мнению, примечательных деталей: не видно и не слышно собаки; телевизионная антенна, торчавшая над оцинкованной крышей, была особенная — в виде лесенки; на сухой верхушке яблони голубел скворечник; за сетчатой оградой — красные и желтые разливы цветов; окна вымыты так чисто, что стекол не видно. И самое забавное — на калитке висел ящик, почти вдвое больше, чем у других, и на нем написано: «Я — почтовый ящик».
Димка же смотрел на дом, прищурив глаза. И в этом прищуре затаились настороженность, недоумение, а верхняя, уголком приподнятая губа словно говорила: «Разве стоило для этого ехать в такую даль!» Он тоже заметил надпись на ящике, но не улыбнулся. А еще заметил, что ни у проволочной ограды, ни в глубине двора не было видно гаражной пристройки с характерными широкими воротами, какие они видели у других домов.
— Веселый гражданин! — Любчик с одобрением кивнул на огромный почтовый ящик. — Какие дальнейшие действия?
Если бы Димка знал! Затаиться бы где-нибудь, понаблюдать надо. Но где тут затаишься? По другую сторону неширокой улицы — тоже дома, заборы высокие. И не как у Сомова — проволочные, а из тесовых досок, сплошные. На такие и не залезть, не нарвать сирени. Да и собаки, наверно, в каждом дворе.
Прошли немного вперед. Не маячить же перед домом!