Мама была рукодельницей. Ее вышивки гладью, крестом всегда украшали наше жилье. Над кроватями висели коврики, любовно и скрупулезно расшитые аппликациями. На одном из них было изображено озеро с плавающими на нем лебедями, и прибрежные «камыши» (рогоз) так и хотелось потрогать руками – настолько натурально выглядели их головки, вырезанные из кусочков темно-коричневого бархата. А над моей кроватью висел коврик с веселыми фигурками детей, играющих на площадке. Помню еще небольшую сумочку для ниток, на которой было вышито: «Лорик».

В семье хранился заветный ларчик – небольшой чемоданчик с рисунками вышивок и выкройками. Мама вскоре стала посещать курсы кройки и шитья. Перешедшая от дедушки швейная машинка марки «Singer» всегда была с нами. Шитье было освоено мамой настолько, что ее просили сшить на заказ, например, зимнее пальто для мальчика – школьника, жившего по соседству. Однако люди в то время не слишком часто могли позволить себе частные заказы, и несколько позже маме пришлось освоить другую профессию.

Чистота, уют и ухоженность жилья были делом маминых рук. Все в доме дышало любовью и создавало ощущение полного комфорта, хотя и жили мы по началу очень скромно. Папа любил повторять, что начинали они с мамой жизнь с солдатской чашки-ложки. Однако некоторые вещи в доме казались мне тогда таинственными и многозначительными. Так, на высоко прибитой полочке красовалась фигурка японской женщины, одетой в кимоно из ярко расшитой шелковой ткани. Она попала к нам с так называемыми трофейными вещами, наверное, после отступления японских войск.

Еще один предмет – костяной ножичек для разрезания конвертов, длиной сантиметров 15. Желтоватый, отшлифованный, не очень острый, в форме птичьего пера, сужающегося к концу. В середине ножа было выточено шаровидное звено, похожее на бусинку, миллиметров 6 в диаметре, внутри которой была вмонтирована микроскопическая фотография с увеличительным стеклом. На том снимке был изображен незнакомый город с надписью «Paris».

Позже я видела у родителей монеты царских времен. А у своих родственников – старинные книги в красивых, с тонкой металлической вязью переплетах, которые закрывались на маленькие крючочки. Был также сундук с музыкальным замком.

Нравилось мне разглядывать небольшую коллекцию открыток, собранную родителями, где изображены были картины природы, нарядно одетые люди. Все это будоражило мое детское воображение, бередило фантазию.

Одевались мы скромно, но опрятно. Папе нравилось, что мама всегда клала ему в карман пиджака чистый, наглаженный и непременно надушенный одеколоном носовой платок.

3. Первые уроки

В те ранние годы своей жизни получала я от родителей первые уроки правильного поведения, того, что можно говорить вслух, а что нельзя, уроки честности. Наверное одного такого урока было достаточно мне, однажды нечаянно принесшей домой кем-то брошенную на улице безделушку. – Пойди и положи там, где взяла, – строго сказал отец. Этого случая было достаточно, чтобы понять на всю жизнь – брать чужое нельзя.

Папа любил подшучивать надо мной, когда после утреннего умывания я прибегала к нему. – Глаза-то черные, не промыла. Я снова шла к умывальнику и мыла глаза снова. На самом деле цвет глаз у меня такой же, как у папы – зеленовато-коричневатый.

Пальто я называла тогда смешным словом «палькопка».

Из того периода времени, когда мне не было и четырех лет есть и некоторые негативные воспоминания. Однажды пришлось видеть машину черного цвета, подъехавшую к нашему дому. Это был тот самый «черный ворон». Он увез соседа со второго этажа. Так остались без отца две сестренки – Валя и Таня, мои первые подружки.

Другой случай. В одно лето почти все дети в нашем подъезде по очереди переболели скарлатиной. Эпидемия косила одного ребенка за другим, не миновала и меня. Увозили детей в инфекционную больницу на «Орловом поле» – на другом конце города. Мои светлые тогда волосы, украшенные голубым бантом, во время болезни были острижены налысо, после чего приобрели более темный цвет, так что родители, пришедшие навестить меня в больнице, не сразу узнали свою дочь. – Позовите Лору Мамонтову, – кричал в окно мне папа. – Я – Лора Мамонтова, – чуть не плача от обиды, отвечала я, ставшая похожей на мальчишку.

Был и еще один казус. Часто мимо наших домов ходили небольшими группами цыгане – попрошайничали, напрашивались погадать. Папа сказал мне, что они воруют детей. Долгое время цыган обходила я за три версты.

Как и все маленькие дети, задавала я родителям множество вопросов. В этот период память по скорости развития опережает другие способности. Легко запоминала стихи:

…Вперевалочку идет

Косолапый мишка.

Он принес в подарок мед

И большую шишку…,

считалки, сказки, песни, чуть позже песни взрослые. Детских книг, игрушек было у нас в то время мало, но мой папа всегда был неистощимым сказочником и рассказчиком, перед сном пел мне колыбельную:

Сон приходит на порог.

Крепко, крепко спи ты.

Сто путей, сто дорог

Для тебя открыты.

Все на свете засыпает,

Ветер затихает.

Дяди спят, тети спят,

И луна зевает.

Чтобы завтра рано встать

Солнышку навстречу,

Надо спать, крепко спать,

Милый человечек.

Спит зайчонок и мартышка,

Спит в берлоге мишка.

Дяди спят, тети спят,

Спи и ты, малышка.

Иногда в гости к нам приезжал из деревни дедушка Григорий – мамин отец. Сухощавый, узколицый, с бородой. Мама рассказывала ему, какой иногда непослушной бывала я. Дедушка сидел у стола, закинув ногу на ногу и, строго поглядывая на меня, давал маме советы по моему воспитанию, хотя с этим успешно справлялся мой отец. Из всех гостинцев, привозимых дедушкой, больше всего запомнились круглые брикеты мороженного молока. В селе, как водилось, держали коров.

4. У меня появился маленький братик

В то время мама не работала, занималась домашними делами. Это и понятно: я была еще маленькой, к тому же с апреля 1948 года, как я сейчас понимаю, мама готовилась к рождению второго ребенка. Тогда я, естественно, этого не знала. Еще и поэтому большую часть работы по дому взял на себя отец. Он оберегал и любил маму, поддерживал как мог.

Да, российские женщины женственны. Они нуждаются в мужском тепле и участии, несмотря на то, что и самим мужчинам приходится нелегко. Женщины должны иметь возможность жить спокойно и безбедно. Мужчины, как и положено, должны обеспечивать свою семью всем необходимым. Тогда жены и матери будут ласковыми, спокойными, любимыми и любящими. Значит и мужчинам тоже будет хорошо. Это и есть семейное счастье.

В такой дом и приходят дети. Говорят, они сами выбирают момент своего появления в семье. Согласно упомянутому выше учению о духовном развитии, ребенок – чистый дух, все знает, все видит и понимает. Он сам избирает свою мать. В течение девяти месяцев он наблюдает за ней. Ребенок приходит на Землю со своим опытом предыдущих жизней (автор учения, очевидно, подразумевает под этим тот генетический материал, который концентрируется в зародившемся организме от предшествующих поколений, и закодированную в нем информацию), у него только нет еще опыта той жизни, в которую он пришел. Именно научиться он и приходит. Огромна и искренна его любовь к родителям, которых он выбирает. Они дадут ему то, что он пришел искать – трудности.

Дети нового времени не хотят приходить в атмосферу стрессов, так как они знают, что все чувства и представления родителей перейдут в них. Под грузом такого стресса они не смогут осуществить свое жизненное задание. Дух ребенка настолько умен, что пребывает в ожидании и воспитывает дух своих отца-матери, потому что хочет быть полноценным. Освобождайте свои стрессы, родители. Простите всему, что Вам не по душе. Родительские черты характера передаются и усиливаются в детях.