— Ох, чего только эти микугномы не выдумают! Они завели в деревнях такой порядок: ежели кто не выполняет поставок, то крестьянин, который уже выполнил их, должен дать ему пощечину! Откажешься — тогда тебе самому влетит! И крестьяне из тех, что послабей характером, бьют с перепугу не только своих односельчан, но и родных отцов, братьев! Вот до чего там дошло! Вот как там над людьми измываются!.. Американцы думают запугать нас своими зверствами и снова закабалить. Да только не выйдет! Мы тесно сплотимся вокруг нашего любимого Ким Ир Сена и отстоим национальную независимость Кореи! Отстоим!
Твердая решимость звучала в словах Куак Ба Ви. Сун Ок со слезами на глазах взглянула на мужа.
— Неужели правда то, что вы рассказываете?
— Да, это правда… Микугномы нас, корейцев, считают за дикарей! Помню, когда меня выпустили из тюрьмы Седаймун, в город как раз приехала американская экспедиция… Американцы прямо на улицах расшвыривали монеты; и когда дети бросались подбирать их, — щелкали фотоаппаратами!
— Как они смеют!..
Сун Ок не договорила: слезы возмущения и гнева налили ее глаза. Свежи были в ее душе воспоминания о трагической участи, которую испытала в прошлом ее семья и семьи других корейских бедняков. А сколько корейцев и сейчас еще нищенствуют, голодают, томятся в полицейских застенках Южной Кореи! Сколько людей безжалостно растоптано сапогами американской военщины! Снова и снова повторяла про себя Сун Ок слова мужа: «Мы должны быть верны родине. Это для Ко Бен Сана и ему подобных главное — собственный карман…»
Увидев слезы на лице жены, Куак Ба Ви с недоумением спросил:
— Что это с вами, Сун Ок? Вы плачете? Или вам не по душе мои речи?..
— Нет… Я не поэтому…
— Так почему же?
В словах мужа Сун Ок почувствовала скрытый упрек.
— Да так… Я… Мне за себя стыдно стало, — сказала Сун Ок, вытирая слезы.
После того как Сун Ок пыталась покончить с собой, она словно переродилась! Но то старое, что она хотела утопить вместе с собой в Большом пруде, еще не утеряло власти над нею. Только сейчас ей стало ясно: все, что она делала до сих пор, она делала не сознательно, а по инерции. Чтобы действовать, ей требовался толчок извне. Она неожиданно открыла в себе с годами укоренившуюся любовь к уюту.
Сун Ок горячо, искренне любила Куак Ба Ви. Он был человеком чистой, прекрасной души, доброго, отзывчивого сердца; хороший хозяин, трудолюбивый хлебороб… Но Сун Ок смущали манеры, внешность Куак Ба Ви; ей не нравилось, что он слишком грубоват, неуклюж, прост, и она старалась приучить его к аккуратности, чистоте, даже к «тонкому обращению»!..
Каждый раз, когда Куак Ба Ви приходил с работы, Сун Ок заставляла его тщательно умываться, заботилась о том, чтобы он был опрятно, нарядно одет. На нем и сейчас — новая, чистая рубашка.
И добро было бы, если бы она делала все это, думая только о Куак Ба Ви… Нет, немалую роль тут играла привычка, мещанские правила и нормы поведения: так нужно, так положено…
Какими мелкими, ничтожными показались ей ее стремления перед теми великими задачами, которые стояли сейчас перед каждым честным корейцем!
И ей стало стыдно за себя…
Конечно, и крестьянин, работающий в поле, и горняк, добывающий из недр земли уголь и руду, и рабочий, стоящий у станка, — все они должны стремиться в быту к чистоте и порядку. Но, разобравшись в своих поступках и чувствах, Сун Ок поняла, что руководила ею не только тяга к чистоте и опрятности, но и показное чувство «приличия», желание выставить себя в лучшем свете.
— Простите меня… Простите… Больше этого не будет!..
Голос у Сун Ок дрогнул, и она упала к ногам Куак Ба Ви.
— Да что с вами?.. — в недоумении спросил Куак Ба Ви, наклонясь над Сун Ок и пытаясь поднять ее с земли. — Разве я упрекнул вас в чем-нибудь?
— Нет, нет!.. Я о многом, о многом должна вам рассказать! А вы простите меня…
В эти памятные для обоих минуты Сун Ок нашла себя, свое место в жизни.
Как деревья и травы, промытые грозой, становятся чище, свежее, так после пронесшейся грозы стало яснее, светлее на душе у нее.
Они принялись подкапывать картошку. Куак Ба Ви, сунув руку под картофельный куст, нащупывал пальцами крупные круглые клубни… Там, где клубни были особенно велики, на поверхности земли появились трещины.
— А картошка-то, видать, удалась! Смотрите, какая огромная: с ваш кулак! — с восхищением восклицала Сун Ок. Она еле успевала укладывать в корзину увесистые картофелины, которые выбирал Куак Ба Ви.
— Да, там, где земля хорошо удобрена, картошка уродилась на славу!
— В будущем году еще лучше удобрим поле!
Под некоторыми кустами Куак Ба Ви находил по четыре-пять крупных картофелин. И каждый раз, когда он извлекал их из земли, оба радовались так, как будто им попадались золотые камни.
— Мы сильны своим трудом! — сказал Куак Ба Ви. — Крестьяне выращивают урожай, рабочие трудятся у станков, Труд красит человека! Тот, кто трудится, — хозяин своей жизни. Ему нет надобности обманывать других!
— Конечно, разве честных тружеников сравнишь со спекулянтами!
Куак Ба Ви и Сун Ок все свободное время уделяли повышению своих политических знаний: они читали газеты, журналы, подолгу беседовали друг с другом. Особенно легко давалась учеба Куак Ба Ви: ведь то, что он узнавал из книг о классовой борьбе, он когда-то испытал на своей спине.
Новый, преображенный мир открылся его глазам. И хотя он и не умел еще выразить ясно в словах смысл новой жизни, но глубоко прочувствовал ее; пожалуй, лучше, чем любой из бэлмаырцев.
— Если торговля ведется на честных началах, тогда она — дело хорошее!.. Но ведь спекулянты гонятся только за наживой, ради нее они готовы на любую пакость! Вот поэтому-то их и судят!..
— Что правда, то правда… И я тоже, пока жила в городе, смотрела на этих дармоедов не так, как сейчас. Недаром говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! Чем больше надеется человек на случай, на счастье, чем крепче привыкает он к случайным деньгам, тем сильнее его тянет плутовать, обирать, обманывать людей.
— А вот из нас, из людей, живущих честным трудом, плутов и мошенников не вышло бы! Честный труд воспитывает в человеке честную душу.
— До освобождения Кореи для честных людей все пути были закрыты! Их унижали, всячески притесняли.
— Оно и понятно: всей жизнью верховодили бездельники, трутни!.. На Юге и до сих пор они хозяева…
Глаза Куак Ба Ви снова вспыхнули гневом.
— Да… Скорее бы и Южная Корея зажила по-новому! — воскликнула Сун Ок, и в ее голосе послышалась твердая решимость.
За разговорами они не заметили, как накопали полную корзину картошки. Сун Ок первая распрямила спину.
— Ну, пожалуй, довольно! Пора и домой!
Куак Ба Ви, вырыв картофелину из-под последнего куста, тоже поднялся, отряхнул мотыгу.
— А как, интересно, у нас с огурцами?
— Пойдемте посмотрим.
Они прошли к грядкам с огурцами. Длинные лозы были покрыты желтыми цветами. Под широкими листьями зеленели крохотные, в острых пупырышках, огурчики; желтые увядшие цветы еще не успели опасть с их макушек.
Сорвав несколько огурцов, Сун Ок положила их в корзинку.
— Вы отправляйтесь домой, — сказал Куак Ба Ви, — а я схожу на рисовое поле: нужно отрегулировать воду.
Смотрите не задерживайтесь! Солнце уже заходит.
Вернувшись домой, Сун Ок на скорую руку принялась готовить ужин.
А Куак Ба Ви свернул к полю, превращенному этой весной из суходольного в поливное, отрегулировал проход воды, а потом вышел на широкую проселочную дорогу и не утерпел: прошел в низину, к новым рисовым плантациям.
Вечером в хуторе Твигор, в помещении вечерней школы, состоялось собрание членов Демократического союза молодежи.
Ущербный месяц стоял высоко в чистой ночной лазури неба и источал на землю серебристые лучи. После грозы свет месяца был необыкновенно прозрачен и ярок.