Но Эва была не хрупкого десятка. Жизнь воровки обязывала. И девушка всегда знала, чего от нее хочет любой мужчина. Всегда.

Но не в этот раз.

Когда, после третьего побега, Ринслер прижал ее к стене, она действительно думала, что изнасилования не избежать. Понятное дело, что все входящие сюда мужики были сильнее, но до того момента ей всегда удавалось спроваживать их. В этом коридоре было достаточно „лапочек“, которых не нужно было усмирять. А в том тоннеле не было никого, на кого можно было бы отвлечься. И Эва смирились. А он? Чертов мужик. Проучить ее, видите ли, решил.

Второй раз она уже нарвалась сама. Осознано или нет, но, так или иначе, это произошло. И видят Берегини, лучше бы Эве тогда было больно! Ненавидеть за это Ринслера было бы очень просто… а теперь все запуталось слишком сильно.

Девушка вздохнула.

В комнате „лапочек“ сегодня было темно. Горела одна лишь свеча и все три девушки уже мирно посапывали на своих кроватях. Услышав шаги вернувшейся беглянки, Гера подняла голову и тихо сказала:

— Задуй свечу.

Эва кивнула. Сегодня были Бои, все воины вымотались. Это была одна из тех удивительных ночей, когда в комнате „лапочек“ было темно и тихо.

Эва задула свечу и подошла к своей кровати, одернув чуть прозрачную занавеску. С тяжелым вздохом легла на кровать и почти сразу же шарахнулась в сторону, услышав рядом с собой насмешливое:

— Привет.

Кровать была слишком узкой для двоих, и после своего великого маневра Эва грохнулась на пол.

— Ой, ты что, упала? — нарочито удивленно спросил Ринслер, перекатываясь поближе к краю, чтобы посмотреть на лежащую девчонку.

— Нет, я просто пол решила обнять! — прошипела в ответ „лапочка“.

Поднялась, одергивая свое платье. И об этом придурке она не могла забыть? Определенно стоит сходить к целителю, если тут такие водятся, конечно.

Ринслер, посмеиваясь, вернулся на свой край кровати и заложил руки за голову, всем своим видом олицетворяя мировую безмятежность.

— Ты что тут делаешь?! — громким шепотом вопросила Эва, не решаясь лечь рядом.

— Решил с тобой полежать, — доверительно сообщил мужчина.

— Иди на своей кровати полежи!

— На моей кровати клопы.

— В мозгах у тебя клопы! — огрызнулась Эва и посмотрела на своих соседок, надеясь, что этот разговор их не разбудил.

— Наверное, это ужасно — быть тобой, — печально вздохнул Ринслер. — Почему ты все время такая злая? Почему бы тебе просто не расслабиться и не получать удовольствие? — ухмыльнулся мужчина.

Эва вспыхнула. Хорошо, что в этой темноте этого заметить было невозможно.

— Наверное, это ужасно — быть тобой, — передразнила его девушка, — ты же просто идиот, и путей решения этой проблемы я не вижу!

Они шептались так яростно, что интонация угадывалась без труда.

Неожиданно Ринслер вскочил на ноги, обошел кровать и встал позади девушки. У нее в сознании промелькнула мысль, что он, наверное, очень хорошо видит в темноте, раз так легко прошелся и ни обо что не споткнулся. Но мысль исчезла, стоило мужчине положить руки ей на плечи.

— Ложись. — Он подтолкнул ее к кровати. — Это совсем не страшно.

— Я тебя не боюсь, — шепотом отозвалась Эва.

— Да-да, я понял. Ложись.

Он силой заставил ее опуститься на кровать и сам лег следом за девушкой. Повидавшая виды конструкция с жалобным скрипом прогнулась под весом двух человеческих тел.

— Зачем ты здесь? — Эва отодвинулась от мужчины на самый край, но на такой узкой кровати это не имело ровно никакого значения — она все равно тесно прижималась к мужскому телу.

— Ты что, не знаешь, зачем приходят к „лапочкам“?

— Знаю. Но ты здесь практически никогда не появляешься, — тихо сказала ему девушка, вдруг поймав себя на мысли, что дышит через раз.

— Ты что, следишь? — усмехнулся Ринслер.

— Да, ты очень любишь неожиданно появляться из темноты. — Эва хотела сказать это с сарказмом, но вышло как-то по-детски огорченно.

— Только, умоляю, не плачь.

Девушка вздохнула, понемногу успокаиваясь. Кажется, ничего ужасного он с ней делать не собирается. Это хорошо.

— Почему ты сюда не заходишь? — первоначальный страх сменило любопытство, и Эва повернулась к мужчине лицом. — Тебе не нравятся девочки? Ты предпочитаешь мальчиков?

— Не беси меня.

— Расскажи, каково это, любить мальчиков?

Мужчина вдруг неожиданно вскинулся и в одночасье оказался верхом на девушке. Эва чуть не вскрикнула от неожиданности, но вовремя опомнилась.

— А вот ты мне это и скажи, — убийственным шепотом предложил ей Ринслер.

— Пусти!

— Тебе не нравится такой расклад вещей? Может, ты предпочитаешь девочек?

— Гад. Какой ты все-таки гад!

— Приму за комплимент, мелкая мегера.

— Мегера тут рядышком спит, ты ошибся кроватью!

Эва дернулась, но после оглушительного скрипа измученной мебели поняла, что вырваться, конечно, можно, но лучше этого не делать… во всяком случае, не под такое музыкальное сопровождение.

— У тебя кто-то был там, да? За Песчаной Завесой, — вдруг неожиданно даже для самой себя выдавала девушка.

— С чего ты взяла? — опешил Ринслер, ожидая нового всплеска желчной тирады.

Но он ошибся. Эве почему-то резко расхотелось собачиться.

— Ты хранишь ей верность? — тихо спросила девушка.

— Что?

— Той девушке, из-за которой ты сюда не приходишь.

— А, вот оно что, — поджал губы Ринслер, тяжело вздохнул и скатился с девчонки.

Вновь устроился рядом, заложив руки за голову, и сказал довольно емкое:

— Нет.

— Что — нет? Не хранишь верность?

— Не было девушки.

Эва удивленно посмотрела на мужчину.

— Правда? Тогда почему?

— Спи.

— Теперь-то я точно не усну. Скажи, почему!

— Пожалуйста, усни, — взмолился Ринслер.

— Ни за что, — отрезала Эва и заговорщицки добавила: — Пока не скажешь.

— Что, ближайшие десять лет спать не будешь? — усмехнулся мужчина.

— Ого, да ты оптимист в душе. Десять лет — большая цифра для этих мест.

— Ладно, ты — пессимистка, проживешь девять лет и одиннадцать месяцев.

— Ой, юморист, — скривила губы девушка и вдруг удивленно ахнула от озарившей ее догадки. — Постой-ка, а может, одна из здешних „лапочек“ — твоя пассия?

— Ага, жена.

— Серьезно?

— Нет.

Эва даже приподнялась на локтях и с любопытством посмотрела на темную фигуру мужчины.

— Моя догадка на счет мальчиков была не просто догадкой, да?

— Твоя женская логика меня просто убивает. Если бы мне нравились мальчики, зачем бы я тогда отымел тебя?

— Козел, — тут же огрызнулась Эва. После этих слов воспоминания услужливо подкинули картинки недавних событий, и девушку бросило в жар.

— Что естественно, то небезобразно? И насколько я помню, тебе вообще грех жаловаться.

— Мне не понравилось.

— Н-да? — Ринслер усмехнулся и в одночасье навис прямо над девушкой. — А я помню совершенно другое.

— Удивительно уже то, что ты вообще что-то помнишь!

Мужчина действительно очень хорошо видел в темноте. За эти месяцы привык уже. Он прекрасно видел, как девушка поджала пухлые губы, видел, как чуть прикрыла глаза. Ринслер склонился еще ближе и с усмешкой наблюдал, как против воли девчонка тянется к нему навстречу и всеми силами пытается этого не показать. Но губы больше не напоминали одну полоску, вместо этого они чуть приоткрылись, словно призывая мужчину…

Ринслер медленно втянул воздух и сказал:

— Я редко прихожу сюда, потому что не люблю шлюх. Они вызывают во мне рвотный рефлекс. Я ненавижу доедать за кем-то. Самый просто пример — это пирог. Намного приятнее заплатить вдвойне, но получить его на заказ. И это будет только твой пирог, и никто не посмеет взять хоть кусок с твоего стола.

Эва удивленно уставилась на темную тень, нависшую над ней, словно стена.

— Удивлена? — поднял бровь мужчина.

Девушка сглотнула, не понимая, почему вдруг пересохло горло.