Но подобная опрятность вовсе не была христианским нововведением. Первые лабиринты, нацарапанные на стенах гробниц, хотя и были неточными, могли похвастать такой же симметричностью, как и монеты Кносса, или римские мозаичные полы, или граффити в Помпеях, или tapu'at племени хопи, или «чакра въюха» из Майсура, или садовый лабиринт в Хэмптон-Корте. В одном из ранних описаний явления под названием «лабиринт» древнегреческий географ Страбон отмечал: то, что кажется запутанным на уровне земли, сверху выглядит намного более осмысленным.

Тони Филлипс, современный математик, увлекающийся лабиринтами, не видит в геометрии ровным счетом ничего божественного. Классический критский лабиринт — это всего лишь простой чередующийся транзитный лабиринт — сокращенно ПЧТ. По определению Филлипса, транзитный лабиринт — это такой, который движется от внешней стороны к центру без ответвлений. А «чередующийся» — означает, что на каждом новом круге или уровне тропа изменяет направление. Классический критский лабиринт прост, потому что за время транзита извне вовнутрь идущий оказывается на каждом кругу всего однажды. (Критская последовательность кругов начиная с внешней стороны — 3, 2, 1, 4, 7, 6, 5, 8.) Большие дуги перемахивают, ничем не прерываемые, с одной стороны лабиринта на другую. Шартрский лабиринт не так прост, потому что его рисунок разделен на четверти, и есть четыре места, в которых может происходить смена направления. А это означает, что человеку, который движется с внешней стороны лабиринта, приходится посетить каждый круг не единожды, а целых четыре раза. И все же, простой это лабиринт или нет, геометрическая гармония сохраняется в нем всегда.

Образы лабиринта, как стенографические изображения сомнения и смятения, до того элегантны и просты, что их часто берутся имитировать. Но без особой точности. Постоянные жалобы лабиринтовых пуристов на то, что такой-то рисунок не является настоящим лабиринтом, способны утомить кого угодно, но вообще-то им есть чем возмущаться. Представление о лабиринтах как об аккуратных символах хаоса до того привлекательно, что сплошь и рядом встречаются неверные их интерпретации. То, что форма привлекает такое большое число самозванцев — даже если их вина непреднамеренна, — достойно упоминания уже само по себе. Простой таксист, продирающийся сквозь поток машин и паутину улиц с односторонним движением, чтобы добраться до железнодорожного вокзала, жалуется на то, что это не город, а какой-то лабиринт. Но и видный ученый может полагать, что видит традиционные европейские лабиринты в завитках, украшающих древнюю гробницу. Фирмы-гиганты тратят целые состояния на то, чтобы уберечь названия своих фирменных брендов — таких как «Скотч», «Ксерокс» или «Памперс» — от потери заглавной буквы и распространения на целую группу товаров этого же типа. С лабиринтами — да и с путаницами тоже — фактически произошло то же самое. Скрытая в них идея порядка в хаосе умиротворяет. Называя что-либо лабиринтом, можно чувствовать себя уверенным в том, что где-то там, внутри него, на самом-то деле скрывается решение проблемы. Надежда на то, что решение найдется, подразумевается, — в конце концов, ведь все мы живем надеждой.

Сады с узловыми клумбами и кустами, как мы уже увидели, тоже часто называют лабиринтами — равно как и многие другие садовые конструкции. Фактически, лабиринтом называют любую часть сада, в которой есть хотя бы слабый намек на тропинки — например, цветочные клумбы, выложенные концентрическими кругами, которые были так популярны в XIX веке. Хорошо сохранившийся образец такой клумбы с посаженным посередине деревом магнолии, был создан, вероятнее всего, в 1840-х годах и находится во дворе дома Уильяма Фолкнера — в Оксфорде, штат Миссисипи. Здешние жители рассказывают, что «лабиринт» весь порос травой, когда Фолкнеры купили дом в период первого успеха писателя. Миссис Фолкнер уговаривала мужа привести лабиринт в порядок, но он отказался, заметив: «Этот сад погубят лишь новые деньги».

Обыкновенные спирали тоже часто принимают за лабиринты. Современный американский скульптор Ричард Серра создал внушительных размеров металлические конструкции, которые другие люди (но не он сам) называли лабиринтами. Его работа 2003 года под названием «Мертвая зона» представляет собой стену из стали высотой в 13 футов, которая заворачивается вовнутрь, образуя три круга. Свернув стальной лист в спираль, скульптор сплющил конструкцию с боков и получил четыре крутых поворота. Естественным образом окисленные стены кверху немного заворачиваются, и создается иллюзия, будто на каждом повороте они меняют направление наклона — кренятся то влево, то вправо. Все произведение целиком занимает площадь 54 на 32 фута, и во время его презентации в Манхэттене, в художественной галерее размером с промышленный склад, некоторые особо робкие посетители толпились у входа и не решались войти внутрь — им казалось, что уж слишком угрожающе нависают стены.

Типичный лабиринт «под старину» в складном тканевом варианте можно встретить на костюмированных «ярмарках Возрождения» по всей Америке, но на самом деле конечно же никакой это не лабиринт, а всего-навсего хитро переплетенные друг с другом тропинки — чем-то напоминающие игру в «лису и гусей», — которые ведут от входа на одной стороне аттракциона до выхода на другой стороне. Круги на полях — геометрические узоры, появившиеся (возможно, не таким уж и мистическим образом) на фермерских полях по всему миру, — тоже путали с лабиринтами. Но вообще-то, даже если таинственные круги — подделка, своим видом они обязаны скорее узловым садам и так называемым колдовским знакам, которые хозяева рисовали над входом в амбар, чтобы отогнать беду, чем лабиринтам.

Многие антропологи отстаивают точку зрения, что никакого беспорядка и случайного совпадения здесь нет.

Просто есть нечто такое — возможно, какое-то врожденное качество, — что заставляет немецкого фермера-эмигранта XIX века, и древнего римлянина, и женщину из Тамил-Наду в Южной Индии размещать отдаленно напоминающие друг друга геометрические символы у порогов своих домов, чтобы противостоять угрозе, которую они сами не в состоянии описать. Основные элементы примитивного узора у всех похожи: спирали, концентрические круги, точки, зигзаги — видимо, все человечество прибегает к помощи одних и тех же символов. Это позволяет Джозефу Кэмпбеллу отыскать универсальные символы на гробнице на Гебридских островах, к северо-востоку от Австралии, и увидеть там изображения без входа и тропинок, которые все равно парадоксальным образом похожи на лабиринты в Шартре, Реймсе (с его «башнями» по углам) и Саффрон-Уолдене. Кэмпбелл называет их символами «путешествия мертвых». Они напоминают еще и вырезанные на кельтских крестах узоры, геометрические рисунки на полях «Келлской книги», исламскую керамическую плитку и те самые тамильские «чакра-въюха», которые выкладывали на пороге. Тысячу лет назад на Карибах существовала культура индейцев-таино, и у них в ходу были глиняные кругляши размером примерно с серебряный доллар, с глубоким тиснением прерывающихся концентрических кругов, — возможно, эти кругляши использовались для того, чтобы делать временные татуировки. Впрочем, все эти узоры отражают скорее идею лабиринта, чем сам лабиринт. Возможно, и они тоже — «дорога смерти»?

Карл Юнг обнаружил такой же общий знаменатель в мандале — еще одном символическом изображении, которое часто путают с лабиринтом. «Мандала» на санскрите означает всего-навсего «круг», но со временем это слово приобрело религиозные и духовные коннотации. Круг, часто разделенный на четверти, с фигурой в центре — распространенная форма искусства в тибетском буддизме и привычное зрелище в Тибете, Непале, Бутане и Северной Индии. Очень похожие узоры — спирали, змейки и концентрические круги — встречаются и в священных песочных картинах племени навахо, и в творчестве мистиков XII (Хильдегарда Бингенская) и XIX–XX (Хильма аф Клинт)[56] веков, а кроме того в так называемых духовных рисунках шейкеров-утопистов. В круговом танце турецких дервишей тоже можно разглядеть проявление мандалы, а также есть оно (если взглянуть на вещи шире) и в некоторых цветных витражах в христианских церквах. Юнг велел некоторым своим пациентам — преимущественно шизофреникам — рисовать мандалу в терапевтических целях, и сам он тоже ее рисовал. Изучая получившиеся рисунки, он видел в них узоры, такие же древние, как человеческая мысль, а может, и еще древнее. Было в этих рисунках нечто такое, что, казалось, выпрыгивает прямо из той части человеческого «я», которую Юнг называл «коллективным бессознательным». И что же все это могло означать?