На каждой стене, кроме фронтальной, изображен ангел с лабиринтом в руках — всего три ангела, символизирующие Путь, Правду и Любовь. Лабиринт, означающий Путь, напоминает напольную мозаику в церкви Сан-Витале в Равенне. Найджел Пенник указывает, что это и в самом деле копия итальянского лабиринта в том виде, в каком он представлен на неточном рисунке, опубликованном в книге «Архитектура, мистика и миф» Уильяма Летаби — одного из главных философов «Движения искусств и ремесел». Внутри, в единственном помещении часовни, на нас обрушивается головокружительное смешение кельтского искусства, ар-нуво и элементов в стиле «Движения искусств и ремесел», которые сама Мэри Уоттс называла (возможно, в шутку) «возвеличенными обоями», а алтарь украшает еще один лабиринт — большего размера и на этот раз одиннадцатикруговой.
Но самые необыкновенные лабиринты в часовне, к сожалению, обычно остаются без внимания — как и фигурки в нижней части колонн, окружающих окна. Мэри Уоттс пишет, что увидела этот узор на кельтском кресте в деревне Кэрью в Уэльсе.
Рисунок Мэри Уоттс, изображающий крестообразный лабиринт в Кэрью (Англия)
В нем сочетается изображение свастики (которая, по мнению Мэри, в дохристианском мире символизировала путь солнца), а также знак «Т», или «Тау», — символ, который предшествовал кресту Иисуса и который израильтяне в Египте вешали над дверями своих домов в ночь еврейской Пасхи. Завидев этот знак, Ангел Смерти должен был пройти мимо и пощадить иудейских первенцев. А кроме того, как пишет Мэри Уоттс, «Тау» был «символом, который на протяжении многих тысяч лет до прихода Моисея египтяне использовали для обозначения бессмертия».
Мэри полагала, что лабиринт в Кэрью у первых британских христиан играл роль опознавательного знака, и иногда вокруг лабиринта приписывались слова: «благость Божия ведет»[42]. Она черпала в этом силы. Хотя часовня, вопреки распространенному убеждению, не была построена в память о Г.Ф. Уоттсе, его прах хранится здесь, рядом с алтарем, в небольшой шкатулке, которую Мэри сделала за много лет до его смерти совсем для других целей. Некоторые из жителей и жительниц Комптона, работавшие с глиной, образовали Гильдию гончарного искусства и изготавливали не только надгробные плиты из красного кирпича, но еще и популярную до сих пор глиняную посуду, за которой в наши дни охотятся коллекционеры. А когда начался новый век, Мэри Уоттс написала, что истинное значение лабиринта в Кэрью с его изгибами, поворотами и символами вечной жизни можно отыскать в пьесе Роберта Браунинга «Пиппа проходит»: «Бог в своих небесах — /И в порядке мир!»[43]
Восемь. Движение
В современном фольклоре лабиринтов половина десятого утра 5 августа 1991 года — момент, который по значимости можно сравнить с рассветом дня высадки союзников в Нормандии или ночью 12 ноября 1917 года, когда в Новом Орлеане снесли «веселый квартал» Сторивиль и джаз двинулся вверх по Миссисипи. В то летнее утро Лорен Артресс, молодая канонисса Сан-Францисского епископального собора Божьей Благодати с ученой степенью в психотерапии, привела небольшую делегацию из своей церкви в Шартрский собор, и там они отодвинули стулья и выставили лабиринт на всеобщее обозрение. Полностью очистив его тропу, они отправились по ней и с удивлением обнаружили, что за ними двинулись и другие люди — туристы и, возможно, даже кое-кто из местных прихожан. Это был, рассказывала позже Лорен, «золотой» момент, как будто бы «кто-то бросил в воздух звездную пыль».
День, когда были отодвинуты стулья, стал драматическим поворотным моментом, переходом через Рубикон, прибиванием тезисов Мартина Лютера к двери церкви в Виттенберге. Для тех немногих, кто о нем знал, таинственный шартрский лабиринт имел слишком большое значение. То ли из-за галльского безразличия к тому, что там находится, то ли из консервативной боязни «чрезмерного поклонения», служители собора держали лабиринт скрытым под стульями и открывали только на несколько часов во время летнего солнцестояния. Потому что это был единственный день в году, когда к собору гарантированно тянулись полчища тех, кто в глазах святых отцов, очевидно, были идолопоклонниками, язычниками или заблудшими протестантами. Только взгляните через Ла-Манш — и увидите, как в этот день тянутся к Стоунхенджу толпы «друидов». И вот 5 августа 1991 года в Шартре появилась эта небольшая группа калифорнийских освободителей.
Эта история изложена в нескольких абзацах книги Артресс «Следуя священным путем» (1995), но по мере того, как ее снова и снова пересказывали, она обрастала все новыми и новыми подробностями. Число стульев всегда было известно — их в соборе 256, — так же как были всегда известны имена большинства членов сан-францисской делегации. Но, как и в Евангелии, подробностей оригинальной версии всегда бывает недостаточно. Например, в тексте книги нет упоминания полиции, которую, как говорят, вызвали тогда в собор, а также ничего не говорится о комичном элементе — боязни быть застигнутыми. Старший священник церкви Благодати Алан Джонс рассказывает теперь с некоторым смущением, что сам не принимал участия в раздвижении стульев, а робко дожидался своих орудующих в церкви товарищей на противоположной стороне улицы за столиком кафе «Змей» — названия, достойного средневековой аллегории. В книжной версии истории, впрочем, сказано, что в перемещении стульев не принимали участия два члена группы, которые в случае необходимости должны были выручить остальных.
Сегодня в нефе Сан-Францисского собора тоже есть лабиринт. Он находится сразу у больших западных дверей — почти как в Шартре, а еще один, каменный, расположен на улице, чтобы ходить по нему можно было в любое время дня или ночи. В самом же Шартре лабиринт теперь бывает открыт в течение целого дня каждую пятницу — и, по словам Франсуа Л его, отошедшего отдел каноника собора, это прямая заслуга Лорен Артресс. Впрочем, лабиринт в Сан-Франциско и доступность шартрского лабиринта — далеко не единственные и даже не самые большие достижения канониссы. Трудно переоценить ее заслуги в деле возрождения лабиринта в конце XX века. Она говорила (едва ли не в каждом своем выступлении начиная с того августовского утра), что ее задача — «усеять мир» лабиринтами. И за каких-то десять лет Северная Америка да и остальной мир действительно стали поразительным образом обрастать лабиринтами. Но, конечно, лабиринты не являются для Лорен целью сами по себе. В фразе, которой она пользуется почти так же часто, как и образом «усеивания мира», говорится, что лабиринт — наше «духовное орудие». Она называла лабиринт еще и «чудесным упрощающим принципом» и «дорогой к Богу». Не так давно она начала называть его еще и «чертежом». Орудие, принцип, чертеж — как бы прекрасен ни был лабиринт, он еще и полезен. Лорен Артресс никогда этого не говорила, но исторический лабиринт, даже шартрский, возможно, не представляет для нее такого уж большого интереса. Куда важнее ей кажется то, что можно с его помощью сделать. Она говорит: «С помощью лабиринта я могу научить чему угодно, — и добавляет: — Всему, что имеет для меня значение».
Артресс выросла в Огайо и окончила Принстонскую теологическую семинарию и Школу теологии в Ньютоне (Массачусетс). Свой первый лабиринт она прошла всего за несколько месяцев до знаменитого августовского утра — на религиозной конференции в лагере YMCA в штате Нью-Йорк. Этот лабиринт был совсем простым — кто-то выложил шартрский узор на полу спортзала, — но Артресс немедленно поняла, что хочет во что бы то ни стало построить такой же у себя в церкви. Во многих американских городах светские взгляды и теологические теории неоготической церкви на вершине холма Ноб-Хилл сочли бы крайне либеральными, но в Сан-Франциско репутация у нее была, пожалуй, даже консервативная. Набег на Шартр был на самом деле не столько исследовательским проектом, сколько попыткой заинтересовать лабиринтом нужных людей конгрегации. Попытка удалась. Вернувшись в Сан-Франциско, Артресс и еще несколько человек принялись за изготовление переносного лабиринта, который при необходимости можно было бы легко собрать, упаковать и увезти. Призвав на помощь добровольцев, они сшили из толстой парусины шесть полотен размером 7 на 42 фута, которые присоединялись друг к другу с помощью полосок «липучки». На ткани добровольцы нарисовали ярко-пурпурные контуры средневекового лабиринта. После успешного испытания за пределами Сан-Франциско — на религиозной конференции в Вашингтоне — лабиринт был представлен на родной земле в ночь перед Новым годом в качестве одного из элементов круглосуточного ритуала в честь окончания года. После всего-навсего короткой газетной заметки и неприметного объявления в церковном бюллетене возле церкви к шести часам вечера выстроилась очередь (многие, конечно, пришли из чистого любопытства), и люди беспрерывным потоком двигались по пурпурным линиям до самой полуночи. Так гласит легенда. Как бы то ни было, собор Благодати и преподобный доктор Лорен Артресс отныне были неразрывно связаны с лабиринтами.