Неожиданно самураю на помощь приходит Ваня Дубай. Он возникает на ступеньках собора с ручным пулеметом Калашникова в руках. Пулемет плюет свинцом, отправляя манекенов в их манекеновый рай. Движение дула — и с одной стороны площадь опустела. Движение в другую сторону — и я стою совершенно один.

Трупы манекенов устилают мостовую. Дубай отбрасывает пулемет и направляется ко мне, но дойти ему не суждено: Вишневый самурай, расстроенный тем, что ему помешали навести порядок самостоятельно, подскакивает к Ване и рубит с плеча, рассекая Дубай от левого плеча к правой ноге. Ваня дергается и умирает, упав на землю Заячьего острова.

Я в ужасе отступаю, но не убегаю. Вишневый самурай поворачивается ко мне и медленно приближается, крутя мечом восьмерку. Ближе… Он уже смертельно близок… Я закрываю глаза, и через минуту наступает смерть.

Безболезненная… Быстрая… Легкая…

Вот это сон!.. В ужасе я вскочил с постели, хоть и понимал, что все мои видения не более чем кошмар!..

Прокашлялся, протер глаза и взглянул в окно. Вроде бы день, а на часах восемь вечера… Ах да, белые ночи!

Срочно требовалось привести себя в порядок. Поправил свою одежду, в которой так и завалился спать.

Кажется, где-то здесь оставалась бутылка пива… Вот она, родимая! Открыл и тут же ополовинил — полегчало! В голове прояснилось.

Я спустился вниз, заглянул на кухню и высказал Табачнику свое фе по поводу возмутительного отсутствия ужина. Табачник побожился, что он-де тут ни при чем: это Гонза Кубинец запретил будить, к нему соответственно и все претензии.

Я категорически потребовал ужин. Табачник успокоил: мол, «айн момент», — и будет исполнено. Действительно, через минуту я увлеченно глодал куриную ножку, запивая мясо пивом.

Я заканчивал ужинать, когда во входную дверь позвонили. Даже не шелохнулся, полагая, что найдется, кому открыть. Так и получилось — управились без меня. Потом на кухню заявился Гонза Кубинец.

— Пора будить нашего гения, — ехидно сказал он Табачнику и тут же увидел меня: — О, ты уже здесь?.. Там Ваня Дубай припожаловал. Даже без охраны!

Поднялся из-за стола, прихватил из холодильника две бутылки пива и отправился в гостевой кабинет.

— Пиво будешь? — Я протянул Дубай бутылку. Он отрицательно покачал головой.

— Как хочешь. А я буду.

— Зачем звал? — хмуро поинтересовался Дубай.

— Я не знаю, кто убил Иоланду. Зато выяснил, чем она занималась. Думаю, тебе это не понравится и ты сам сделаешь выводы.

— Говори! — потребовал Дубай.

И я рассказан. Во всех красках, на которые только был способен. Судя по изменившейся физиономии Дубай, Прощелыгин и компания могли примерять деревянные ящики для последнего упокоения хоть сию секунду.

— Это все? — уточнил Ваня.

— Пока да.

— Я ничего этого не знал, — сказал он в свое оправдание, которое предназначалось ему самому, нежели кому-то еще.

Дубай поднялся из кресла и, не прощаясь, удалился. Кубинец закрыл за ним дверь.

Судьба Прощелыгина сомнений не вызывала. Вопрос был лишь в том, кто первым с ним расквитается: Дубай или кто-то из «дойных телков» потребует возвращения всех субсидий…

Я чувствовал, что прекрасно отдохнул. Только вот кошмар не отпускал, все время напоминая о себе. Выпил еще пива и включил компьютер, рассудив, что виртуальная игра отвлечет от грустных мыслей.

Вернулся Гонза Кубинец и доложил:

— Пока ты спал, звонил Лесник. Он будет у нас завтра утром.

— Отлично! — воодушевился я.

Компьютер загрузился, но я передумал играть. Бывают в жизни моменты, когда тянет на романтику или хочется просто побездельничать — отдохнуть от дел, висящих на шее ярмом и не позволяющих расслабиться.

— Даг, что ты задумал?

— О чем ты? — не понял я.

— Я имею в виду Лесника. Зачем ты его вызвал?

— Извини, Гонза, но пока ничего объяснить не могу. Есть одна интересная мысль, проверка которой возможна только с помощью инспектора.

— Тайны мадридского двора… — издевательски прошептал Кубинец.

— Ты лучше скажи, Гонза, а где Химера? — закрыл я тему.

— После ужина поднялась к себе, — доложил Гонза.

— Отличная новость! — обрадовался я тому, что София Ом, пользуясь временным затишьем, не отправилась к каким-нибудь дальним родственникам с дружеским визитом.

У меня родилась потрясающая мысль, как пережить грядущую ночь без сна. И я поспешил поделиться ею с Софией.

ГЛАВА 43

Ночь наполнена чудесами… Город затихает… Лишь изредка проносятся одинокие катера, вспугивая уснувших чаек и разгулявшихся по набережным прохожих. Больше ничто не нарушает величественный сон царственных зданий. Спят мосты и скверы, бронзовые памятники и тенистые аллеи парков. Спят тихие воды, утомленные сутолокой и суетой дня, измученные пробками и людским гомоном.

Чутко дремлет царственный Васильевский остров, бывшая резиденция светлейшего князя Меншикова — вороватого интригана, первейшего царского фаворита.

Чуть поодаль, ощетинившись в молочный крем ночи бастионами и равелинами Петропавловской крепости, замер Заячий остров. Во сне он вспоминает свое детство, когда нога человека не тревожила его девственный травяной покров, ныне уничтоженный брусчаткой, казематами и мощными стенами. Когда-то здесь резвились дикие звери, которых вытеснили политзаключенные, а березняк шумел листвой, давая приют птицам… Все это ушло безвозвратно. Остров доживает свой век, все больше из живого существа превращаясь в символ города, выстроенного на костях и крови народной.

За Заячьим островом шумит Петроградская сторона, наполняя белую ночь музыкой, струящейся из ночных клубов. Прикорнувший Петровский стадион в своих снах видит сражения между футбольными клубами, фестивали и концерты рок-звезд, счастливый люд, пьющий пиво и сопереживающий кумирам… Когда-то здесь, на Петроградской стороне, цвели пышные сады, а знать купалась в бассейнах загородных вилл и разъезжала в экипажах. Но холодные невские воды добрались и до этой части Петрополиса. Первыми пропали экипажи, затем ушли в небытие сады, частично слившиеся с парками — Удельным, Сосновкой, Пискаревским, исчезли и дачи, уступив место уютным высоким домам в готическом стиле…

Слаще всех спится Адмиралтейской стороне. Величествен сон ее дворцов, познавших взлеты и падения империи на собственной каменной шкуре. Чего только не видели эти здания: дворцовые перевороты и революции, заговоры и интриги, великие открытия и великие авантюры… А сколько могучих умов вскормили они, вращая колесо прогресса, возжигая и храня Прометеево пламя знаний… В этих стенах скрыто немало драгоценных тайн мира и человеческих судеб…

Петропольские ночи словно созданы для влюбленных. Я предложил Софии Ом прогуляться по набережным каналов, отдохнуть в садах, которые открыты для посещения в это время года, посидеть в каком-нибудь круглосуточном пабе, число посетителей которого в белые ночи многократно увеличивается, вернуться под утро счастливыми и усталыми и погрузиться в блаженный сон.

Идея Софии понравилась. Она упорхнула собираться, а я, заглянув в гостевой кабинет, нацепил на всякий случай (береженого и Бог сторожит!) плечевую кобуру и проверил патроны в барабанах: кто знает, кого мы встретим на ночных улицах?..

Гонзе Кубинцу ничего говорить не стал. Он уже отправился спать, и тревожить его сон я не осмелился.

Через полчаса спустилась София Ом. На ней были джинсы, джинсовая куртка, легкая белая рубашка и кроссовки — идеальная одежда для летней прогулки. Я прихватил бумажник, нахлобучил на голову шляпу и распахнул перед Химерой дверь.

На произведенный нами шум выглянул Ян Табачник. Я приложил палец к губам, требуя от него сохранения тайны и абсолютного молчания. Он солидарно кивнул. София скользнула на улицу, и я последовал за ней.

У нас не было никакого плана. София шла туда, куда вел ее я, в свою очередь полностью доверившийся собственным ногам. Вдоль канала Беринга мы отправились к стрелке Васильевского острова, откуда я подумывал взять курс на Заячий остров.