коса с косником – треугольным украшением на конце ленты, вплетенной в нее. В

руках она держала кожаный доспех, покрытый металлическими пластинами.

– Вота, Агафьюшка! – завидев сестру, оторопел ратник от

неожиданности. – Откуда ты взялась?

– А как только ударили в набат-то, так мы все побежали сюда, –

объяснила Агафья, отдавая бронь брату.

Вятка оглянулся вокруг и только теперь увидел, что по полатям – проходу

с внутренней стороны крепостной стены – бегают девки и бабы с недорослями и

стариками, каждый из добровольных помощников был не с пустыми руками. Скоро

на пряслах выросли горки из камней и бревен, а возле лучников появились

берестяные туески, плотно забитые стрелами с калеными наконечниками, припасенными по приказу того же воеводы задолго до прихода орды в эти места.

Туески и мелкие камни подносили женщины с молодыми девками, прибежавшие под

стены с первыми тревожными звуками козельских колоколов, они же разожгли

костры под большими котлами с черной смолой, называемой варом, и готовились

разлить кипящее варево по глиняным горшкам с широкими горлами, обмотанным

тряпками. Отроки от двенадцати до шестнадцати лет скакали по взбегам, помогая мамкам, отцам и братьям кто чем мог. Крепостная стена вокруг городка

на всем протяжении пришла в движение, и не было на ней ни одного праздного

человека. Священники в фелонях – церковной одежде до пят, в камилавках –

высоких фиолетовых бархатных головных уборах, а монашествующие в клобуках с

тремя черными лентами, ниспадающими на спину, в куколях, остроконечных

черных колпаках с нашитыми на них спереди белыми крестами, не уставали

махать кадилами, благославляя козличей на ратный подвиг. Некоторые, засучив

рукава фелоней, хватались за концы тяжелых бревен и волокли их вместе с

ратниками на прясла, поближе к бойницам. Город пришел в движение от Завершья

до Подола с Щитной, Мечной и Копейной улицами, до Нижнего Луга с волглыми

соломенными крышами на истобах, топящихся по черному, до сбегов из других

мест, живших кто в землянках, кто в шалашах. Их было мало – сотни две

женщин, детей и стариков, среди которых насчиталось бы несколько десятков

мужиков – почти всего населения, оставшегося от разоренных ордынцами русских

весей, но все они пришли под стены крепости, помогая защитникам кто чем. Это

обстоятельство придавало силы дружинникам с ратниками, несмотря на то, что

никто не слыхал еще голоса воеводы, не получил напутствия матери козельского

князя Василия Титыча, двенадцатилетнего правопреемника на княжество от

Ольговичей, ведущих начало рода от Рюриковичей, ярлов из северной варяжской

страны Халогаллан. Не было и самого веча на главной площади, где разрешались

городские вопросы – так быстро все случилось.

А на равнине, раскинувшейся за правым берегом Жиздры, окаймленной на

горизонте черной полосой леса, разворачивались события, не виданные до сей

поры ни одним козлянином. Несколько больших отрядов мунгалов по пять человек

в ряд продолжали движение по направлению к лесу, они выдерживали между собой

равное расстояние, не приближаясь и не удаляясь друг от друга. Кони

перебирали мохнатыми короткими ногами, неся на спинах всадников с такими же

короткими и кривыми ногами, воткнутыми носками обувки в стремена, свисавшие

чуть ниже середины круглых боков этих лошадок, в большинстве рыжих по масти.

Всадники, одетые в длинные шубы, в лохматых малахаях с наушниками, с кучей

оружия, навешанного на них со всех сторон, казались по сравнению с конями

великанами, оседлавшими маленьких животных. Но только казалось, потому что

не было на свете скотины, выносливее монгольской лошади, даже ослы с ишаками

не могли сравниться с ними ни в чем – ни в силе, ни в выносливости, ни в

скорости. Эта деталь, необъясниимая на первый взгляд, была одной из разгадок

непобедимости монгольского войска, заставившего работать на орду со столицей

Каракорум половину подлунного мира. Монголы с другими примкнувшими к ним

кочевыми племенами, жили в каменном веке, не имея ничего и не умея тоже

ничего, хотя окружены были нациями, цивилизованными по тем временам-с

востока китайцами, корейцами, уйгурами-писарями при средневековых

дальневосточных дворах, с юга граничили с Тибетом, через него с Индией, с

юго-запада со среднеазиатскими халифатами, имевшими письменность с

государственностью. Это недоразумение указывало на неоспоримый факт, что

человеческий мир имеет общие корни с миром животным, среди которого были

свои тигры, львы, трутни с одной стороны, а так-же лошади и коровы с пчелами

с другой. Среди людей так-же были воинственные племена и нации нахлебников, не желавшие жить мирно и работать на свое и общее благо, стремящиеся жить за

счет других, а так-же народы, толкающие мир разумом и трудом к цивилизации.

Пчелок с дойными коровами было больше, нежели пантер и оводов, они были по

большому счету беззубыми, чем пользовались слепни и другие кровопийцы из

зверей на четырех ногах. Вот почему империя чингизидов, рассадник зла и

насилия в течении нескольких веков, раскинулась на востоке от Корейского

полуострова с Тихим океаном, омывающим его берега, до южного Русского моря с

множеством кочевых народов вокруг него. И курултай во главе с Угедэем, каганом всех монгол, решил расширить границы империи не только на севере, но

дойти на западе до последнего моря, за которым не будет уже никого из

племени людей, чтобы поработить человечество полностью и доить его веками, утопая в роскоши, добытой кровавыми походами. Такой наказ дал Высший совет

монгольской Орды Батыю, внуку Потрясателя Вселенной, назначив его

джихангиром – начальником войска, собранного из степных, равнинных, горных и

приморских с озерными народов, подмятых великим ханом, имя которого после

его смерти нельзя было произносить вслух. Под власть Батыя попали и

одиннадцать царевичей-чингизидов, ненавидевших его, мечтающих каждый стать

великим каганом Орды.

Но никто из царевичей, как и Батый, не подозревали, что они находятся

под пристальным вниманием непобедимого полководца Субудая и, если посмотреть

со стороны, могло показаться, что под заботливой как бы его опекой. Славное

звание – багатур – дал ему Потрясатель Вселенной. Это было тоже тайным

решением курултая, о котором знали немногие, желавшего таким образом убить

сразу двух зайцев – не дать царевичам передраться, и выявить среди них

единственного, достойного титула кагана всех монгол. Так было прописано в

законах “Ясы”, составленной Священным Воителем и записанной им с помощью

китайских мудрецов на китайской же бумаге, “Ясе”, предугадывающей падение

преемников в роскошь и разврат, и тем самым частично отрицающей

наследственность. Так-же, как никто из высокородных не догадывался, как

ненавидит их на самом деле великий полководец с рукой, высохшей как больная

лапа у побитой собаки, с одним глазом и с болезнями, разъедающими его. Как

хочет он вытолкнуть наверх двоих сыновей, старшего Урянхая и младшего

Кадана, чтобы каганом стал кто-то из них, а не зажравшиеся и развязные

потомки его лучшего друга и повелителя всех монгол на века, которого он

боготворил, Великого хана бескрайней степи и завоеванных им народов. Чего

стоил хан Бури, незаконнорожденный от кипчакской женщины сын Мутугена, внук

Чагатая, правнук Чингисхана, он день наливался хмельными напитками хорзой

или орзой, сброженными из кумыса, потом всю ночь менял наложниц. И так

продолжалось изо дня в день. Его отец, хан Мутуген, соединился с женой

своего раба, а когда она понесла, монголы отлучили ее от мужа и оберегали до