Командующий английским гарнизоном Чарльз Лоуренс стал вести себя очень агрессивно, и сведения, которые мало-помалу просачивались в Гран-Пре, были тревожными… Почти невозможно становилось отличать правду от вымысла.
Утверждали, что Лоуренс арестовал священников и отправил в тюрьму многих их сторонников, проживавших вблизи Бобассена. В некоторых местах у поселенцев были реквизированы шлюпки и оружие, по-видимому из опасения, что они могут быть использованы против англичан…
Близнецы свирепели, слушая все это. И даже Пьер однажды вышел из своего привычно-сонного состояния, посадил себе на колени маленьких сыновей и угрожающе изрек:
— Никто не посмеет отнять у меня оружие, которым я добываю пищу и защищаю моих детей.
Эмиль с досадой махнул рукой, давая понять, что угрозы Пьера — просто пустое сотрясение воздуха.
— Эти кретины-англичане проделывали такое и раньше. Если удастся остудить горячие головы, суматоха уляжется. Так было всегда.
Делегация мужчин, посланных раньше в Галифакс с протестом против действий Лоуренса, была отправлена в тюрьму после того, как они отказались присягнуть на верность королю прямо на месте. Кое-кому удалось вернуться домой, и они потрясены, сбиты с толку и взбешены…
Жителей Акадии, обитавших в поселках, расположенных вокруг Бобассена, англичане обвинили в том, что они снабжают продовольствием отряд "неприятеля" под предводительством аббата Ле Лутра. И полковник Лоуренс заявил с неприкрытой угрозой, что не намерен это терпеть.
Новости распространялись медленно, но не убывали…
Близнецы и Пьер стали высказываться более откровенно, но Эмиль прерывал разговор, как только он начинался.
— Если вы напрашиваетесь на неприятности, можете быть уверены, что они вас отыщут, — заметил он однажды.
Антуан угрюмо взглянул на отца.
— А если не замечать, что творится у тебя под носом, папа, будет только хуже.
— Хватит, я не желаю больше слушать это. Мы жили под англичанами многие годы и, если не будем совать нос, куда не следует, а займемся лишь своим делом, сможем спокойно жить и дальше.
Близнецы обменялись красноречивыми взглядами, и Солей показалось, что они очень обеспокоены. Она просила Бога, чтобы прав оказался отец, а не ее меняющиеся на глазах братья. А ревностнее всего она молилась о возвращении Реми.
Стоял необычный теплый день, и дверь в церковь не закрывалась. Анри и Венсан шалили больше обычного — Барби уже дважды принималась выговаривать им… Солей, погруженная в свои мысли, не замечала шалости племянников и не слушала проповеди отца Кастэна. День стоял теплый, почти весенний, и наверняка скоро должен вернуться Реми. Ее сердце забилось быстрее, едва она подумала о нем.
Если отец рассчитывает, что она забудет Реми за эту долгую зиму, он скоро убедится, что ошибся. И возможно — только возможно, — удастся уговорить Реми стать хлеборобом или рыбаком и осесть в Гран-Пре, где Солей прожила всю свою жизнь…
Неожиданно что-то нарушило царившую в церкви тишину. Не было никакого шума, никто не заговорил громко, но все головы начали поворачиваться к двери… Выведенная из состояния задумчивости легкой суматохой вокруг, Солей тоже повернула голову. Кюре начал запинаться, поскольку прихожане не слушали, что он говорил, переключив свое внимание на входящего в церковь человека. Солей приглушенно вскрикнула, привстала и снова опустилась на свое место. Ей показалось, что она грезит наяву. Ее молитвы были услышаны. Реми Мишо вернулся здоровым и невредимым.
После минутной растерянности отец Кастэн наскоро пробормотал конец проповеди, перекрестился и опустил свои простертые вверх руки.
— Добро пожаловать, месье Мишо. С чем вы пришли к нам?
Реми шагнул в придел. В своем одеянии он больше походил на индейца, чем на жителя Акадии.
— Прошу прощения, святой отец, но у меня есть новости, которые заинтересуют всех жителей Гран-Пре.
Кюре сделал жест рукой, приглашая Реми подойти.
— Что это за новость, месье?
Солей была так рада видеть Реми, что в первый момент не расслышала, что он говорит. Затем она увидела озабоченность на лицах, обращенных к Реми, увидела лицо своего отца, и до нее начал доходить смысл его слов.
— Очень многие среди нас уже давно подозревали, что английский полковник Лоуренс вынашивает планы вытеснения жителей Акадии с их собственных земель, — заговорил Реми. — Сейчас он перебросил отряд из двух тысяч человек из Бостона в Шиньекто, чтобы привести свои планы в действие.
В церкви воцарилось молчание. Солей крепко ухватилась руками за край скамьи, почувствовав, что ей нечем дышать.
— Отныне судам с продовольствием запрещено пересекать пролив, и если они нарушат запрет, то будут конфискованы. Солдаты Лоуренса окружают форт Бозежур… Все это означает, что Лоуренс намерен выгнать нас с нашей земли, чтобы англичане смогли забрать все, что нажили наши отцы задолго до того, как любой из нас появился на свет. Англичане говорят, что объявят врагами и сгонят с земли всех нас, включая индейцев, кто будет снабжать продовольствием или оказывать помощь тем, кто выступает против Лоуренса. Земли тех, кто покинет окруженные отрядами Лоуренса районы, также будут заселяться англичанами. Их владельцы никогда не смогут вернуться обратно.
Реми говорил очень спокойно и не производил впечатления испуганного человека. Все, что он сказал, ошеломило присутствующих. Неужели то, что происходит в Шиньекто, может повториться здесь, в Гран-Пре? Что если это правда и англичане сгонят их с земли и лишат тем самым средств к существованию? Казалось, холод церковных стен проникал в тела мужчин и женщин Гран-Пре. Снаружи, за распахнутой дверью, было тепло и солнечно, внутри же царили страх и непереносимое отчаяние.
Тишину разорвал дрожащий от ярости голос старого Бруле.
— Моя семья владеет этими землями более ста лет. Куда деться старику, у которого умерли все сыновья?
Рядом и вокруг него раздался приглушенный ропот, который становился все громче.
— Эта земля принадлежит нам, и мы не отдадим ее англичанам!
— Эти ублюдки в Шиньекто всегда были смутьянами, ничего удивительного, что англичане решили положить их проделкам конец.
— Проделкам? — с иронией переспросил кто-то. — Защищать свои собственные земли, свои суда? Это что, проделки — пытаться спасти то, что дает человеку средства к существованию?
— У нас нет повода для беспокойства, — раздался другой голос. — Чего нам бояться? Мы мирные хлеборобы и рыбаки. Мы никого не трогаем.
Реми заговорил громче, пытаясь перекричать шум:
— Это англичане боятся нас. Они всех нас считают смутьянами. Здравомыслящие люди должны быть готовы к тому, что наступит день, когда англичане лишат французов их места под солнцем и сделают это по заранее продуманному плану. Не лучше ли нам начать действовать самим, пока красные мундиры не пошли на нас с оружием и не начали сжигать наши дома, как они уже делали в других местах?
— Вы, должно быть, шутите, месье, — голос принадлежал Рене Грегуару, дородному человеку, отцу одиннадцати сыновей, работающих с ним в поле. — Не сомневаюсь, что среди молодежи нашлось несколько глупцов, помогавших индейцам изводить англичан. Но мы мирные люди. И я уверен, что англичане не будут так сурово обходиться со всеми нами из-за нарушения какого-то несчастного договора, к тому же слегка потрепанного временем.
— Я только что прибыл из Шиньекто, — решительно заявил Реми. — И я уверяю вас, что дела обстоят именно так, как я их описал. "Глупцов", на которых вы ссылаетесь, в действительности не так уж много, но ущерб, который они наносят англичанам, включает в себя как убийства солдат и поселенцев, так и разрушение их домов и хозяйственных построек. Англичане не могут относиться спокойно к подобным вещам. Мой вам совет, месье, увозите свою семью в Канаду, где губернатор по-прежнему оказывает французам покровительство.