Солей посмотрела в лицо Луи — им не надо было слов, они и так понимали друг друга. Конечно, она ничего никому не скажет. И конечно, не стоит говорить, как тяжело на душе. Больше они не обмолвились ни словом до самого дома.

Там в самом разгаре была готовка, и никто не заметил необычной задумчивости Солей. Барби Сир, ее мать, женщина в свои сорок с лишним лет еще хоть куда — только фигура слегка потяжелела и несколько седых прядей появилось в волосах, — командовала вовсю, но Солей особенно не прислушивалась к потоку указаний и распоряжений, она их уже наизусть знала.

Ей помогала сестра, двенадцатилетняя Даниэль. Она была копия Солей, только пониже и с еще не оформившейся грудью. Даниэль это последнее обстоятельство немало расстраивало; только вчера Солей застала ее, когда та, уединившись, дергала свои едва наметившиеся соски в надежде, что они в результате станут больше.

— Что, если они так и не вырастут? — осведомилась она у старшей сестры.

— Вырастут, вырастут, — засмеялась Солей. — Хватит из-за этого хандрить.

— Да, тебе-то хорошо. На твои вон небось все парни зырят.

— Всему свое время. Подожди годок-другой.

— Мне хочется, чтобы Базиль Лизотт обратил на меня внимание, а он глядит только на сисястых.

— Тогда нечего о нем думать, не стоит он этого, — попыталась Солей утешить сестру и прыснула опять, услышав обиженный всхлип Даниэль:

— Он стоит, стоит! А на тебя все глазеют, и тебе меня не понять.

Впрочем, сегодня у сестрички настроение бодрое. Вон как ловко она управляется с тарелками и всем прочим, мечет их на длинный стол из будовых досок; дюжина едоков будет сидеть, да еще малышня, которых с рук кормить… Под ногами путаются, а десятилетний Жак к хлебу норовит подобраться — не зевай!

Даниэль улыбнулась сестре, но та даже не заметила. Она глядела на жену Луи Мадлен, которая с ложечки кормила своего ненасытного Марка. Обычно это зрелище вызывало у Солей улыбку, но не сегодня…

Мадлен по внешности здорово выделялась в их семье; волосы ее, выбившиеся из-под белого чепца, были цвета червонного золота и хотя не вились так, как у всех Сиров, но были изумительно красивы. Да и вообще Мадлен была красавица. Неудивительно, что Луи в нее влюбился в свое время. И личико такое нежное — пожалуй, слишком нежное для деревенской женщины. Впрочем, в этой семье ее старались по возможности оберегать. И все-таки у Мадлен было два выкидыша. Хрупкая она. У Солей сжалось сердце. Как Мадлен там будет одна? Она сама-то никогда не вела хозяйство, да и с ребенком ей помогали все — и Барби, и Даниэль, и Солей. А вот теперь ей предстоит долгий путь на север, на этот остров. Индейцы-микмаки называли его Абегвайт — Страна Красной Земли. Сперва пешком к заливу Святого Лаврентия, потом на каноэ через пролив — не каждый туземец это выдержит.

Солей знала только нескольких из тех, кто отправлялся в такое длительное путешествие и вернулся из него. Да еще отец Кастэн. Бедняга Мадлен!

Марк фыркнул кашей прямо в лицо матери — это был знак, что наелся.

— Ах ты, негодник! — укоризненно проговорила Мадлен, не скрывая, впрочем, гордости за то, что у нее такой здоровый, шаловливый ребенок. — Смотри, что наделал! И платье все замазал, надо застирывать! К танцам не высохнет! Жак, возьми его, займись до ужина!

Жак с привычной ловкостью подхватил младенца.

— Пошли-ка отсюда, дружок, чтобы нас не задавили! Ого, да ты все тяжелеешь! Когда сам ножками-то?

— Скоро, скоро, — заверила его Мадлен, поворачиваясь к свекрови, которая возилась с чайником на печи. — Помочь, мам?

"Танцевать пойдут, — подумала Солей. — Может быть, это будет для Мадлен последний радостный вечер. Она и не подозревает, что у Луи в голове. Очень он скрытный. Не надо бы и мне своим видом возбуждать подозрения".

— Солей, хватит мечтать, притащи-ка противень для рыбы! — резко бросила Барби, натолкнувшись на дочь, стоявшую без дела в проходе. — О парне небось каком-нибудь?

В голосе матери слышалась надежда, и это совсем расстроило Солей.

— Нет, мама, вовсе нет.

Барби бросила на нее мимолетный взгляд — больше внимания она и не могла ей уделить.

— Что-то ты не в себе. Не заболеваешь? Мари Трудель вот-вот разродится, я помочь обещала. Тебе придется похозяйничать, тем более что Мадлен вроде опять в положении…

— Что? Мадлен? — Солей бросила взгляд на невестку — нет, та ничего не слышала. — Она мне не говорила.

Барби хмыкнула:

— Они никому не говорила, даже и Луи, держу пари. Но достаточно посмотреть на нее повнимательнее. Эта улыбка, когда она тискает Марка, кроме того, ее тошнит уже три дня подряд.

Барби, не договорив, бросилась к печке, чтобы спасти котелок с тушеной капустой, который Даниэль едва не уронила.

Мадлен беременна. И Луи еще об этом ничего не знает. Лучик надежды вспыхнул у Солей: значит, свои планы ему придется отложить. Он же знает, как его жена переносит это дело, он не захочет подвергать опасности ее жизнь и жизнь ребенка. Хотя, кто их знает, этих мужчин — они все делают по-своему, а Луи так похож на отца: оба гордые, упрямые…

— Да, кстати, — через плечо бросила Барби, уже вся раскрасневшаяся от жара печки. — Гийом Трудель, когда заходил насчет Мари попросить, сказал, что у них гость. Племянник приехал из Луисбурга. Двадцать лет. Красивый, как павлин из королевских дворцов. Подходящая пара, Гийом говорит.

Солей сжала зубы. Она помнила последнего из бесконечных племянников этого Гийома — или это был его двоюродный брат? Тоже "подходящая пара", но простоват и вовсе не симпатичный.

— Выходить за павлина? — бормотнула она.

Барби, несмотря на шум, расслышала.

— Ну, девушка, ты давай побыстрее раскачивайся, я не хочу, чтобы кто-то говорил, что моя дочь страшная или с плохим характером, или неумеха какая-то, что не может мужа отхватить. Смотри, какая-нибудь другая и этого уведет, как его там… Да, Реми Мишо!

Солей бросила на мать сердитый взгляд. Еще эта Даниэль тут скалится! Торопится старшую сестру замуж выдать! Чтобы ее саму не задерживала! А все-таки, что это за парень из Луисбурга? Там, говорят, в доме губернатора комнат больше пятидесяти!

— Реми Мишо… — пробормотала Солей. — Надо посмотреть, что за птица…

Мысль об этом незнакомце уже не оставляла ее. Она совсем забыла о том, что сказал ей Луи. Имя, во всяком случае, Солей понравилось.

2

Эмиль Сир никогда не упускал случая полюбоваться своим домом. Сложенный из хорошо пригнанных бревен, он был надежен, а значит, и красив. Потемневшая соломенная крыша будто вырастала из земли — как некий гигантский гриб, которых немало водилось здесь на опушке.

К дому примыкал чулан. Он никогда не запирался, и любой замерзший путник мог зайти и, не беспокоя хозяев, переночевать там; печка за стеной давала достаточно тепла, чтобы не замерзнуть. Традиция заботы о чужих, незнакомых людях была естественной в этом краю жестоких зим. Незваного гостя утром должны были пригласить за общий стол и накормить — этого также требовал неписаный обычай, впрочем, такое случалось редко.

В этом доме сорок три года назад Эмиль появился на свет. Тогда дом был поменьше, хотя родители Эмиля уже делали к нему пристройку, где и жили. Всего у них было двенадцать детей — семь мальчиков и пять девочек. Эмиль был старшим, и дом достался ему. Сестры повыходили замуж, братья ушли на новые земли, а он привел сюда Барби. Он улыбнулся, вспомнив, какой она была в девушках. Красивая, Солей на нее очень похожа, такие же черные кудри, губы как ягодки, а грудь…

Да, ему всегда нравились женщины с фигурой, а у его Барби все было на месте. Да и сейчас она только что пополнела, но еще ничего. А в постели — пожалуй, даже получше, чем тогда, когда он на ней женился, на четырнадцатилетней девчонке!

Последнюю пристройку к дому сделали, когда женился Луи. Мадлен Эмилю нравилась — шикарная блондинка, тонкие черты лица, но уж больно хрупка! Выкидыши — это еще куда ни шло, воля божья, со всеми случается, но вот болеет она уж слишком часто. Ее работу и по дому, и в огороде приходится на себя брать другим — Барби, Солей, Даниэль; они, правда, никогда не жаловались, ему по крайней мере, но он-то все видит. А теперь, если жена не ошибается — а она в таких делах не ошибается никогда, — девчонка опять забрюхатела. Ну ладно, авось еще одного внучонка Бог пошлет…