Пришедший к ним на рассвете Реми принес новость: "Тетя говорит, что у нее начинается". У Солей, которая в это время раскладывала по тарелкам разопревшую за ночь овсянку, отчаянно забилось сердце. Мать, значит, уйдет помогать роженице и никаких провожатых не будет! Они с Реми могут быть наедине, сколько захотят: отец с братьями не такие строгие по части этих приличий.
Барби стала развязывать передник:
— Иду. Схватки есть уже?
Реми кивнул:
— Вроде. Дядя говорил, что у нее все роды трудные были.
Барби повернулась к младшей дочери:
— Тебе, наверное, тоже надо пойти со мной. От Солей толку было бы побольше, но тогда кто готовить-то будет? В последний раз Мари два дня рожала, оголодаете все…
Даниэль схватилась за свой платок:
— Я никогда не была при родах, — ей и сейчас явно не хотелось этого.
— Все бывает когда-нибудь в первый раз. Принеси-ка шаль, может, придется домой по холоду возвращаться. Солей, смотри, чтобы печка не затухла. Если Венсан кашлять будет, сделай припарки…
Появилась Мадлен, как всегда, бледная и изможденная.
— Что мне делать, мам?
— Да ничего, помоги Солей. Моя корзинка готова, все, пошли!
— Я еще не позавтракала! — запротестовала Даниэль.
— Возьми что-нибудь, пожуешь в пути. Месье Мишо дошел к нам за полчаса, а у нас так быстро не получится. Выходит, больше часа. За это время знаешь, что случиться может?
Она подхватила заранее приготовленную корзину и вышла. Даниэль взяла краюху хлеба и юркнула за матерью.
Эмиль, натягивая рубашку, появился в проеме двери.
— Ну, что? Время пришло? Давайте поедим — и за дело!
Солей одна занималась столом, поскольку Мадлен вся была поглощена своим Марком. Реми сидел со всеми — как равноправный член семьи. Говорил мало, но взгляд его ни на секунду не отрывался от Солей, сновавшей между печкой и столом.
Когда мужчины ушли, надо было еще помыть посуду, одеть и покормить детей Пьера. Но это не тяготило Солей. С некоторым чувством стыда она подумала, хорошо, если бы жена Гийома не разродилась слишком быстро.
Было так здорово увидеть Реми, когда она пришла в полдень с обедом. Зря она беспокоилась, что он не справится: несмотря на отсутствие навыков, он ничуть не отстал от братьев. Хочет, видно, произвести впечатление!
Им удалось ненадолго остаться наедине, когда обед кончился и Солей начала собирать посуду в корзину. Эмиль уже отправился с граблями поправлять валки; братья гораздо меньше горели желанием вернуться к работе, но не больше был и их интерес к тому, что там делает сестричка со своим женихом. Луи, к примеру, прилег соснуть в тенечке.
— Странно, — выдал Реми, передавая ей очередной судок. — Такая повариха, и внешность ничего, а все еще не замужем. Наверное, характер несносный?
— Ага, — поддакнула Солей.
— Строптивая небось?
— Смотря где и когда…
— Ну, слишком покорная — это тоже плохо. А как насчет темперамента?
В ответ она обожгла его взглядом своих черных глаз. Да и без слов все ясно.
Забыв о том, что Луи совсем рядом, он наклонился к ней:
— Как насчет того, чтобы сегодня вечерком погулять? Я зайду?
— Какой смысл туда-сюда ходить, время тратить? Поешьте у нас, для прогулки больше останется, — она тут же испугалась своей смелости. — Хотя Даниэль здесь нету, может, мне вообще не разрешат выйти.
— Жалко будет. Л если кто-нибудь из братьев… сопроводит? Жак, например.
Она не удержалась от смеха. В десять лет? Мама вряд ли послала бы его.
— Ладно, посмотрим.
Луи потянулся и сел.
— Ну что, пора?
— Пошли, пошли! — раздался крик Франсуа.
Солей посмотрела им вслед. Как все увязано в этой жизни — и радость из-за Реми, и печаль из-за Луи. Она повернулась и, не оглядываясь, пошла к дому.
Солей начала убирать со стола после ужина. Внезапно кто-то тронул ее за локоть. Мадлен!
— Я сделаю, — прошептала она. — Иди, он ждет. Там, курит с нашими. — Глаза Мадлен опять наполнились слезами: — Все как у нас с Луи. А теперь вот…
— Не жалеешь?
— Да нет, люблю его, как и тогда. Но все равно тяжело. Иди, а то я совсем разревусь тут при гостях…
Повторять свое предложение ей не понадобилось. Солей быстро пригладила передник, накинула платок и чуть не налетела на ползавшего по полу Марка — так поспешно бросилась к двери.
Реми стоял у дерева, разговаривая с Бертином и Жаком.
— Ничего, если мы пройдемся? — спросил он, но кого? Эмиля не видно. Близнецы что-то мастерят, Пьер ругается на них, что не так делают. Луи, покуривавший на скамеечке, бросил на парочку мимолетный взгляд, но никак не возразил, когда Солей бодро ответила:
— Думаю, ничего. Мы недалеко.
И вот они одни. У Солей сразу пропал дар речи. Кто она такая — деревенская девчонка, а он — он целый мир повидал!
Реми тоже молчал. Они шли какое-то время ничего не говоря. Солей забеспокоилась: этак он ее еще за дурочку примет…
Вдруг у опушки леса Реми остановился, взял ее за руку. Какая у него рука — мозолистая, твердая и такая горячая… Он внимательно поглядел ей в лицо, будто старался запомнить его на всю жизнь…
— Вы такая, такая необычная…
Что-то сжалось у нее в груди.
— Видимо, вам есть с кем сравнивать, месье Мишо. "Конечно, у него там в Луисбурге полно было баб. Но ведь он всех бросил", — подумала она.
— Да, и именно поэтому я теперь знаю, кто мне нужен.
Он подвинулся к ней совсем близко. Но нет, поцеловать не решился.
— Вот чего я не знаю, так это подойду ли я вам. Я не крестьянин, не рыбак. Я лесовик. По месяцам дома не бываю. Меха приходится в Квебек возить — с англичанами я не торгую. Моей жене придется или со мной бродить, или одной управляться.
Солей оцепенела.
— Но ведь тут, в Гран-Пре, полно земли, а Луи уезжает…
Он обеими руками погладил ее по щекам, так нежно, ласково…
— Если бы все было так просто! Человека трудно переделать. Из камыша мокасины не сошьешь, так и из меня хлебороб вряд ли получится. Это уж тогда будет не Реми Мишо. Мне бы такой человек не понравился, да и тебе тоже. Если муж занят не своим делом, то лучше без такого мужа обойтись.
Солей могла придумать только одно:
— Когда Луи с Мадлен уедут, комната освободится.
Глубокая горечь исказила лицо Реми.
— Это невозможно, любимая. Женщине легче; вести хозяйство и воспитывать детей — это зависит не от того, где она живет. А мужчина — он умирает как мужчина, если попадает туда, где не может заняться своим делом. Я хочу, чтобы вы стали моей женой, мадемуазель Солей, но только если вы примете мои условия. Других я не могу предложить.
Его слова были ей как нож в сердце. Но когда Реми коснулся своими губами ее губ, когда в ее крови вспыхнуло пламя, когда его руки обняли ее за плечи и прижали к себе, она не могла ничего возразить. Их первый поцелуй становился все более страстным, и она просто не могла больше думать о том, что значат его слова.
— Ты выйдешь за меня, Солей? — пробормотал он.
— Да! — услышала она свой собственный ответ и одновременно почувствовала боль, которая, она знала, останется и завтра, и потом, еще долго, долго…
9
Жатва шла к концу — пожалуй, быстрее, чем того хотелось бы Солей, На ее плечи легло все хозяйство — от Мадлен особой помощи не было, но Солей не замечала этой тяжести. Она ждала и не могла дождаться вечеров. Вечером, когда они с Реми могли побыть вместе — правда, не удаляясь от дома и под бдительными взорами отца, который, как оказалось, в этом смысле ничуть не уступал жене. Так что больше не было никаких ласк, никаких объятий и поцелуев.
Тогда ночью, после объяснения с Реми, Солей сначала поплакала, а потом пришла к выводу, что не так уж все безнадежно. Он ее любит. Это главное. Побудет с ними, авось поймет, что его будущее связано с Гран-Пре. Человека ведь можно научить любить землю, разве не так?