Улыбнувшись ласковой и немного жалостливой улыбкой, Золдан заверил подобострастного посетителя в конфиденциальности. Птицевод мгновенно перестал багроветь, расшаркался и бочком-бочком выскользнул из покоев волшебника. Тем не менее, предусмотрительный Золдан всё же кинул ему вслед коротенькое заклинание, гарантирующее необходимую забывчивость. Наутро Ноиче не вспомнит ни Тороя, ни ведьму, ни приём у королевского чародея.
А когда дверь за Ноиче закрылась, маг поспешил в дальнюю комнату покоев. Здесь он извлёк из скрипучего сундука пыльную бутыль и не без сожаления посмотрел на густую жидкость, что благородно всколыхнулась внутри — подаренное Алехом эльфийское вино придётся отдать. И кому? Тем, кто не только не отличит тонкий виноградный букет от сливовой наливки, но и даже сидр от пива!
Старинное заклятье излилось в узкое горлышко сосуда, сверкнуло за толстым стеклом, мерцающей звёздочкой осело на дно, а через миг перестало быть. Золдан вернулся в кабинет и бряцаньем колокольчика снова вызвал начальника стражи. Брадер возник на пороге, уже который раз за этот вечер. Маг передал военному глиняный кувшин, пояснив, что достопочтенный Ноиче извиняется за причиненные неудобства и беспричинное паникёрство. А, дабы смягчить доставленные на ночь глядя хлопоты, передаёт в подарок кувшин лучшего вина из своих погребов. Начальник стражи улыбнулся, козырнул и принял подношение.
Теперь можно не переживать, наутро стражники будут думать, что задержали на улице нетрезвого прохожего, которого сами же из жалости и отпустили. Золдан довольно улыбнулся, воздав хвалу первым чародеям — ведь именно они подарили будущим поколениям магов такое количество безобидных, но весьма полезных заклинаний. Особенной же удачей нынешнего вечера можно по справедливости считать неведение Брадера и Ноиче в том, что именно Золдан в своё время воспитывал Тороя.
Усталым шагом волшебник направился в спальню, снял с себя белую мантию, выпил на ночь успокаивающих капель — в последнее время мага мучила бессонница, да такая, что не помогали никакие заклинания — и улёгся в постель. Тщетно пытаясь уснуть, Золдан пролежал без движения почти четверть часа. Сон бежал изголовья. Поворочавшись с боку на бок, чародей раздражённо хлопнул в ладоши, чтобы над кроватью загорелся яркий огонёк. После этого маг извлёк из складок лежащего на стуле хитона трубку и задумчиво прикурил её от той же волшебной искорки. Выдохнув густой ароматный дымок, старик задумался.
Ему было жаль своего талантливого ученика. Королевский чародей даже не представлял, каково это — остаться без способностей. Только что ты мог подчинять себе ветра, стихии, животных, как вдруг, по велению двадцати магов, каждый из которых в отдельности слабее тебя, не можешь сотворить даже самое элементарное заклинание. А насколько это унизительно — быть пойманным в ловушку ведьмой-недоучкой? На глаза Золдана набежали злые слёзы. Пробормотав что-то о старческой сентиментальности, волшебник глубокомысленно покусал мундштук трубки, вспоминая дела давно минувших дней…
Яктан — главный непримиримый враг Золдана отошёл в Мир Скорби спустя несколько месяцев после низложения Тороя. Так что теперь искать справедливость и обвинять оппонента в скоропалительности принятого решения поздно. Ещё несколько магов умерли в последующие годы, то есть, состав Совета несколько омолодился.
Старый волшебник прикрыл глаза.
Что ж, прошли годы, Торой не кипел жаждой мести, не пытался не то что убить, но даже элементарно насолить (благо друзья-чернокнижники всё же остались) кому-нибудь из Совета. Непутёвый маг не предпринял ни одной попытки мести.
Так не попробовать ли в свете последних событий — чрезмерно активно прущие в Атию чернохитонщики и какое-то странное напряжение в кругах колдунов и ведьмаков — выступить перед Советом с просьбой о проведении повторного Посвящения Тороя? Так, мол, и так — вину свою осознал, будет под неусыпным контролем, ну, ещё что-нибудь наплести. Всё-таки обострённым чутьём тёртого интригана Золдан чувствовал — грядут, грядут какие-то неприятные перемены, чернохитонщики явно что-то замыслили. Совету в таком случае нужно быть готовым к возможному нападению на Фариджо и магическую крепость Гелинвир. Коли так, ни один сильный маг лишним не будет. Авось, и вернут Торою его Силу.
Золдан покусал мундштук погасшей трубки. Нет, исключено. Совет не станет проводить обряд повторного Посвящения. Побоится, что, обретя былые способности, разозлённый маг возьмёт да и переметнётся на сторону противника. Собственно, Золдан считал это абсурдом — уж кого-кого, а Тороя чернокнижники бы просто разорвали, причём даже без права на оправдательную речь. Тут мысли старого мага переметнулись к недавнему разговору о Рогоне. Всё же его наперсник оказался прав, упоминая всю эту историю. Недюжинные способности, да и беспринципность чародея-самоучки из королевства Нилун, ненамного превышали возможности Тороя.
Собственно, исторически фигура Рогона была весьма противоречива и загадочна. Известно, что он был талантливым чародеем, который не только познал азы чёрной магии, но и не брезговал общением с ведьмами, чернокнижниками и ведунами, однако в то же время весьма мирно сосуществовал с эльфами, гномами и лишёнными магических способностей людьми. Ну и, наконец, в двадцать три года Рогон стал до такой степени могучим магом, что тягаться с ним в Силе не смел никто из в то время живущих. Даже бессмертные. Погубила этого самородка собственная глупость.
На одном из очередных заседаний Совета юный революционер призвал собравшихся отступить от привычных, устоявшихся веками правил, и принять в состав Магического Совета, помимо магов и эльфов, других наиболее видных представителей чародейной общественности. Проще говоря, юнец замахнулся на обычаи предков, предлагая собрать за одним столом не только магов, но и чернокнижников, ведьм, ведунов, а также колдунов. Он, видите ли, счёл, что вся эта нечисть должна иметь равные права с волшебниками!
Речь Рогона, произнесённая в Зале Собраний, повергла присутствующих в шок. Сесть за один стол с ведьмаками, колдуньями и прочими нелюдями?! С этими… Да кто они вообще такие?! Паразиты, сосущие Силу из окружающего мира, мракобесы, бормочущие заклятья на тарабарском языке, фетишисты! Иными словами, разразился невиданный скандал. Молодого мага с позором выгнали из Гелинвира. Тем не менее, нужно отдать охальнику должное — он стерпел оскорбления с покорностью мученика, надеялся, видать, что, поостыв и поразмыслив здраво, его идею всё же примут к рассмотрению. Однако он (как и позже Торой) не учёл ортодоксальных взглядов магов. Уже на следующий день Рогон был прилюдно исключён из состава Совета за ересь и недостойное волшебника поведение, его мантию под свист и улюлюканье коллег торжественно сожгли в центре Залы Заседаний, покрыв славное имя молодого чародея позором.
Этого своенравный юноша уже не выдержал и устроил такое… В общем, потомки помнят до сих пор.
Именно тогда, впервые за своё существование был поставлен на уши весь Магический Совет. Лучшие чародеи Империи объединили усилия, чтобы противостоять молодому, не в меру амбициозному и талантливому волшебнику. Помнится, Рогон, закусив удила, рвался к власти и даже умудрился перетянуть на свою сторону пять королевств, после чего беспринципно бросил тысячи людей на битву с магами.
Однако на тайном собрании Совета путём сложных и заковыристых заклинаний, двадцать два чародея произнесли страшное заклинание низложения. Восстание, конечно, было энергично подавлено и, надо сказать, в средствах тогда не стеснялись, а уж охоту на ведьм и колдунов объявили по всем королевствам такую, что мало кто и выжил. С тех пор Рогон пропал из поля зрения Совета на несколько лет. Ходили слухи, будто он женился на какой-то смазливенькой ведьме. Что же, такого мезальянса от него вполне можно было ожидать. Но вот, по прошествии, должно быть, годов пяти, маг снова появляется, исполненный Силы! Удивлению общественности не было пределов, поскольку все знали, что повторное Посвящение могут осуществить лишь столько магов, сколько занимались низложением. В общем, тёмная и странная история. Как удалось самородку Рогону вернуть себе былую мощь, никто так и не узнал. Болтали, будто написал он об этом небольшую книжонку, но, что стало с трактатом, если он вообще был, так и не выяснили.