Эта отчаянная атака и особенно убийственный бросок гранаты, заставили превосходящие силы противника спешно отступить за угол улицы. Светан с трудом поднялся. Хриплым голосом он крикнул Рыжему, чтобы забрали раненного Твердоступова. Тот как в тумане повернулся к нему, мгновение осознавал смысл сказанного, потом тяжело побежал к сараю. Вдвоем с еще одним бойцом они подняли Урека и потащили к дому. Остальные снова вернулись внутрь. Каждый стал на прежнюю позицию, но взгляд был пустым и бессмысленным, они не знали, что делать без сержанта. Барсов на коленях подполз к проему в потолке, откуда его было слышно: – Раненные есть? – прохрипел он.
– Нет, кроме Твердоступова и Тихомира! – Отозвался Рыжий.
– Перевяжите им раны, - Светан на мгновенье замолчал. – Ребята у нас минута перерыва, сейчас они перестроятся и снова попрут. Перезарядите оружие, приготовьте гранаты. Сейчас нельзя расклеиваться, слышите? Только не расклеиваться!
Через несколько секунд снова отозвался Пламян: – Да, мы поняли. Готовимся.
Барсов вернулся обратно к окну. Снова зарядил винтовку, поднялся и занял позицию. Долго ждать не пришлось. Вот в конце улицы началось движение, там быстрыми перебежками перемещались солдаты. Раздалось жужжание бронетранспортера, он вынырнул из-за поворота и направил в их строну дуло пулемета. Светан стиснул зубы и сжал сильнее приклад.
Прошла минута, две, но ничего не происходило. Пулемет безмолвствовал, перебежки прекратились. Он с недоумением наблюдал эти странные перемены. Вдруг броневик взревел и дал задний ход, за ним быстро проследовала пехота. Звук мотора все отдалялся, пока не затих вдали. Парень в изнеможении опустился на пол. Напряженное молчание внизу нарушил один из солдат.
– Барсов, что там? Почему не атакуют?- Сдавленным голосом спросил он.
– Ушли… Ушли они. – Прошептал Светан. Потом повысил голос: – Отступили славинцы!
Через час, вдоль улицы проехала машина их роты, с приказом оставить позиции и возвращаться в лагерь. Оглушенные, ничего не понимающие, помогая раненным, они медленно потащились обратно на базу. С передовых окопов не вернулся почти никто. Лишь жалкие остатки переживших второе рождение солдат, с пустыми глазами в которых застыло неверие своей удаче, пошатываясь, машинально брели, ничего не замечая вокруг.
Глава 3. Разорванная на части
Пока молодые ребята гибли на фронте и недоумевали, от резких перемен в ходе сражения, наверху, во властных кабинетах велась своя война. В отличие от кровопролитных сражений, эта война была бескровной, а основной ставкой в ней были частные интересы лиц у власти.
Когда Лайтон Келвис, антельский журналист-международник, получил задание отправляться освещать неоднозначные события в Щедринии, он был, мягко говоря, недоволен. Работавший во многих горящих точках, где действительно было жарко и бушевали вооруженные страсти, он предполагал, что в Щедринии – безликой стране, от которой давно никто не ожидал ничего непредсказуемого, ему придется часами таскаться по кабинетам жирных политиканов, в которых будут решаться «важные» вопросы. И он оказался прав. Прибыв в столичный город Златокупольный, он застал картину, которую ожидал. Где-то там, на востоке, происходили вооруженные стычки двух войск, вроде бы готовилось больше сражение за Приречный, но здесь в правящих кулуарах, думали совсем о другом.
Когда запахло жаренным, большая часть правительства Щедринии, вместо того, чтобы начать действовать на благо страны, как и ожидалось, с головой погрузилась в решение собственных проблем. Выводились денежные активы, совершались многомиллионные транзакции валюты в зарубежные банки, закрывались начатые проекты, и подготавливался путь для срочного бегства за границу. Президент Кабанив, еще как-то пытался высказывать «патриотические» лозунги и призвания дать отпор агрессору. Но в большинстве своем, практически никто из правительства не поддерживал его. Всем было глубоко плевать, что случится со страной, которую они успешно доили годами. Теперь главной целью было сохранить нажитое добро. В то, что со Славией не стоит тягаться были согласны почти все. Рано или поздно тигр заглотнет лакомый кусок, противится этому было глупо. Волновало «народных избранников» другое – возможно ли договориться с СР о каких то уступках, которые бы позволили сохранить хотя бы часть бывшей власти?
Лайтон знал, что пока никто из правительства не сбежал за рубеж, мало того, они пытались «сохранить лицо» перед народом. Внушали, что все под контролем, нужно бороться и т.п. Но он понимал истинную суть такого поведения. Пока была возможность оставаться у власти, ею будут пользоваться. Не потому, что беспокоились за народ, который давно не принимался в счет, а потому, что быстрая сдача собственных позиций влекла за собой множество нежелательных нюансов. Во-первых – терялась возможность как можно тщательнее собрать и сохранить свои материальные ресурсы. Во– вторых, поспешное бегство расценивалось бы как позорное предательство, не только народом, а и мировым сообществом. Вряд ли после этого они могли рассчитывать на доброжелательный прием в странах, куда собирались перебраться. Вот если уже прижмет и не будет выбора, кроме как бежать, их примут как героев, стоявших до конца. К тому же точно никто не мог предугадать развитие событий, возможно, стоило оставаться на месте, пока не будут точно очерчены перспективы.
Эти и подобного рода причины, заставляли щедринский парламент поддерживать видимость деятельности. Конечно были единицы, которые действительно самоотверженно переживали за судьбу страны, но в общем количестве, они не находили поддержки и не имели влияния. Через несколько дней после прибытия Келвиса в страну, началась так называемая операция «Приречный барьер», целью которой было остановить продвижение вражеских войск на правом берегу Могича. Операция, в которую по большому счету никто не верил, так как щедринская армия оказалась совершенно не готовой к ведению серьезных боевых действий. Но об этом в прессе не разглашалось, простые люди должны были гордиться и верить в своих сыновей. Лайтону же было интересно знать настоящее мнение народа, поэтому он старался почаще бывать в общественных местах. Вскоре он убедился в том, о чем догадывался и ранее. Людям было все равно. Они ходили на работу так же как раньше, делали покупки, развлекались. Даже взаимодействие с теми зонами, которые уже взяла Славия – не прекращалось. Поставлялись товары, сырье, велось транспортное сообщение. Единственным ощутимым изменением было то, что в занятых городах, славинцы на ключевые посты ставили своих людей. Хотя и это не было такими кардинальными мерами, как могло показаться. Многие чиновники, руководители предприятий и другие крупные фигуры давно были лояльны Славии, с ее же приходом, практически ничего не поменялось. Их оставили на занимаемых постах, с единственным различием, что отчитывались они теперь перед Дубравой, столичным городом Славской Республики.
То, что было более-менее заметно как изменение в обстановке – уменьшилось число молодых дееспособных мужчин. Многих отправили на фронт. Лайтон скептически улыбнулся. Отправили даже без определенной цели, больше для виду и подкрепления мнения, что правительство не бездействует. Но даже уменьшение количества мужчин не особо бросалось в глаза, так как большинство успешно избежало сей участи, как он догадывался не без помощи взяток нужным людям. В целом общее настроение народа было пропитано равнодушием, игры, в которые играли там наверху, их не интересовали.
Несмотря на то, что журналист предполагал подобное развитие событий, он поражался. Если бы в его родной Антелии возникла подобная ситуация, народ сам бы стал под штык, готовый под руководством правительства бороться за свою страну до конца. Родину любили, ею гордились, государство неподдельно заботилось о своих гражданам, а если и бывали мелкие недоразумения, то под влиянием общественности они быстро решались. Конечно, не все было идеально, но отсутствовало, то вопиющее разделения на простой народ и верхушку власти, как здесь в Щедринии. Вот он менталитет щедринцев, вот почему их теперь поглощают. Они не чувствуют сплоченности и общности со своей страной. Как будто не прямо и открыто, но говорят – «мы согласны жить под чьим угодно руководством, главное оставьте нам право на свою частную жизнь. А кто будет издавать законы и указывать направление – совсем не важно».