Благовонием своим.

Материнским вняв моленьям,

Часто, божьим изволеньем,

По златым лучам луны

Нисходил я с вышины

И стерег твой сон украдкой,

Опустясь над вашей хаткой.

Я не спал в тиши ночей,

Мир души твоей лелея,—

Так, склонясь, глядит лилея

В замутившийся ручей.

И в душе твоей упрямо

Я искал к добру пути,—

Жаждал зерна фимиама

В муравейнике найти.

И, найдя их, брал я смело

Спящий дух, и к богу сил,

В мир, где вечность пламенела,

С тихой песней уносил,—

С тою песней, что спросонок

Забывает вмиг ребенок,

А забыв, не вспомнит он

Звуков, слышанных сквозь сон.

Предвещая светлый жребий,

Я тебя баюкал в небе,

Но увы, твой грешный дух

Был к небесным песням глух.

Бесом огненным являлся

Я тогда в твоих очах,

Чтоб, изведав сердцем страх,

Ты прозрел и убоялся;

Но, как раб — хозяйский кнут,

Принимал ты божий суд.

А проснувшись, злобы смутной

И гордыни полон был,

Словно ты напиток мутный

Из ключа забвенья пил.

И небес запечатленья

Влек ты в прах, как водопад

Мчит с подоблачных громад

В бездну хрупкие растенья.

В те минуты плакал я,

И в небесные края

Не хотел я возвращаться,

Чтобы там не повстречаться

С милой матерью твоей;

Ибо что ответить ей,

Если спросит: «Все ль в порядке?

Был ты, ангел, в нашей хатке?

Как мой сын? Здоров ли он

И какой он видел сон?»

Узник

(просыпается усталый и смотрит в окно — утро)

О ночь отрадная, откуда в мир пришла ты —

Кто спросит, кто поймет? Увидев сонмы звезд,

Кто может предузнать по ним твой путь крылатый?

Светило дня зашло, так скажет астроном,

А почему зашло — никто не отвечает;

Покрыла землю тьма, забылись люди сном,

Но чем навеян сон — никто не вопрошает.

И бодрствуют без чувств, как спят без чувств они,

И не придут в восторг, опять зарю встречая.

Сменились ночь и день, как стража полковая,

Но где же командир, им данный искони?

А сон? Безмолвный мир, таинственная сфера,

Жизнь духа, — вот предмет, достойный мудреца!

Кем будут найдены ему число и мера?

Тревожен спящий, встал — и страх бежит с лица.

Но мудрецы твердят, что сон — воспоминанье.

О, мудрость, духа нищета!

Ужель не знаю сам, где память, где мечта?

Ужель мое тюремное страданье —

Одно воспоминанье?

Нам говорят: во сне восторг и боль души —

Игра фантазии, родившейся в тиши.

Игра фантазии! Что знает мир об этом?

Глупцы вступают в спор с поэтом!

Нет, мне фантазии знакома широта,

Я знаю грань ее — за ней лежит мечта.

Скорее полночь — день, скорей восторг — страданье,

Чем боль — фантазия, чем сон — воспоминанье.

(Ложится и встает снова, идет к окну.)

Нет отдыха душе! Как сны томят меня,

То устрашая, то маня.

(Дремлет.)

Ночные духи

Пух черный, пух мягкий страдальцу подложим,

Тихонько споем, не вспугнем, не встревожим.

Дух с левой стороны

В тюрьме печаль и мрак, а в городе — огни,

Поют о радости поэты,

И ночи веселы, как праздничные дни.

По улицам скользят кометы,

Кометы с глазками и светлою косой.

И кто им вслед ладью направит,

Тот на волне уснет, лелеемый мечтой,

Пробудится у нас и берег наш восславит.

Ангел

Молили бога мы о том,

Чтоб ты захвачен был врагом.

Мудрец обрящет свет в пустыне,

А ты в тюремной келье ныне

Пойми, прочувствуй, как пророк,

Чем стать тебе назначил бог.

Хор ночных духов

Днем бог докучает, а ночью — веселье,

Для бражников ночь создана.

Свободнее ночью поют менестрели,

И учит их петь сатана.

И дум чистоту, обретенную в храме,

И жажду бесед или книг,—

Все шумная ночь осквернит за пирами,

Пиявкою высосет вмиг.

Споем ему песню, — придет наше время,

Он станет слугой сатаны,

Вползем ему в сердце и вспрыгнем на темя,

А прочее — сделают сны!

Ангел

Молились о тебе, — и знаем ныне мы,

Что выпустят тебя тираны из тюрьмы.

Узник (просыпается и думает)

Ты ближнего казнишь, гноишь в тюрьме, пытаешь,

Пируя по ночам и улыбаясь днем.

Едва ли поутру свой сон ты вспоминаешь,

Когда же вспомнишь вдруг — что ты читаешь в нем?

(Дремлет.)

Ангел

Узнай, твой срок придет, свободен будешь снова.

Узник (просыпается)

Свободен? Помню, так вчера сказали мне;

Но бог ли то вещал, иль слышал я во сне?

(Засыпает.)

Ангелы

Теперь лишь охранить его от духа злого,—

Уже с самим собой ведет он в мыслях спор.

Духи с левой стороны

Удвоим натиск мы.

Духи с правой

Удвоим мы отпор.

А зло в нем верх берет, добро ли одолело,—

Покажут завтра нам и речь его и дело;

Одна минута здесь решит исход борьбы

И станет роковой для всей его судьбы.

Узник

Свободен! Кто сказал? И эта весть не ложна?

Под скипетром царя свобода невозможна:

Злодей освободит лишь тело от оков.

Но, душу заковав, певца навек принудит

Уйти в изгнание, скитаться меж врагов,

В стране, где песнь его непонятой пребудет

И в пустоте умрет. Последний этот меч

Еще в руке моей, и служит он отчизне.

Но вот они хотят отнять у барда речь,

Чтоб для родной страны он мертвым стал при жизни,

Чтоб мысль в душе его вкушала темный сон,

Как чистый бриллиант, что в камне заключен

(встает и пишет углем на стене, с одной стороны):

D. О. М.

GUSTAVUS

OBIIT MDCCCXXIII

CALENDIS NOVEMBRIS.

(С другой стороны):

HIC NATUS EST

CONRADUS

MDCCCXXIII

CALENDIS NOVEMBRIS.

(Опирается на подоконник и — засыпает.)

Дух

Когда бы смертный знал, как мысль его сильна!

Едва, незримая, блеснет, как искра в туче,—

Тотчас рождает гром и молнию она,

И плодоносный дождь, и град, и вихрь летучий.

Когда бы смертный знал: чуть мысль его блеснет,

Уже в молчанье ждут, как грома ждут стихии,

И духи темных сил и духи всеблагие —

Метнет ли тьмой он в ад, иль светом в небосвод.

А ты — летишь один, как тучка грозовая,

Не зная, что творишь, куда летишь — не зная.

О люди! И в тюрьме для мысли нет препон:

Она и вознесет, она и свергнет трон.