Саша-Матвей извлек из своей вместительной спортивной сумки альпинистский крюк, зацепил им за стену голубятни (эта, кстати, оказалась значительно меньше, чем предыдущая), попробовал на прочность и стал разматывать веревку. Она, к моему удивлению, оказалась достаточно тонкой. Конечно, не такой, которой в советские времена перевязывали коробки с обувью, но тем не менее. Признаться, я ожидала нечто типа каната, по которым в школе лазают. Усмехнувшись, журналист заметил, что веревка, по которой будем спускаться мы, выдерживает альпинистов и неоднократно — его собственную персону, поэтому переживаю я зря. Он планировал идти первым, раскрывать окно пошире и в него влезать, а затем ловить меня.

Глядя на альпинистский крюк, я вспомнила покушение на Багирова в больнице. Там тоже пользовались крюком. Интересно, трудно ли в нашем городе достать подобное снаряжение — я ведь во второй раз за короткое время сталкиваюсь с вещью, которую раньше никогда не видела.

— Никаких проблем, — пожал плечами Саша-Матвей, потом внимательно посмотрел на меня. — Если хотите, я вам потом подарю крюк. Детям вашим должен понравиться. Главное: сейчас ничего не бойтесь. У вас же сильные руки. Вы это показали сегодня. Съедете по веревке, тут совсем невысоко, чуть качнетесь вправо, а там я поймаю веревку. И на подоконник.

— А обратно как? — прошептала я.

— Ну что вы все планируете на сто шагов вперед? Также. Сами не взберетесь, я вас вытяну. У вас все прекрасно получится. Ладно, я пошел.

Закинув спортивную сумку за спину, мой спутник взялся за веревку и «поехал» вниз. Я следила за ним из дверного проема, пока он не скрылся за краем крыши. Практически сразу же послышался звук раскрываемого окна. Да ведь тут в самом деле невысоко, и главное: не смотреть вниз.

Веревка дернулась — сигнал: меня готовы принимать. Перекрестившись, я взялась за веревку и тоже «поехала» вниз. Чувствовала, как жжет ладони. Да ведь я же их обдеру! — мелькнула мысль, но тут же исчезла: я зависла над двором как раз на уровне окон последнего этажа. Вернее, чуть ниже — мой нос был на уровне подоконника.

Я посмотрела вниз и чуть не выпустила веревку. Зачем меня сюда понесло?! Дура! Кретинка! Сумасшедшая! Прав был Камиль…

— Оля, качнитесь влево, тьфу, то есть вправо. Вправо качнитесь! Ну! — Саша-Матвей стоял у раскрытого окна и тянул ко мне руки.

Я качнулась — и он поймал веревку.

— Не отпускайте ее!

Журналист стал затягивать меня внутрь. Оказавшись на коленях на подоконнике, я рухнула вниз в комнату, создав много шума. Однако сейчас мне было плевать на все. И даже на то, что я опять ударилась лицом. Из глаз посыпались искры. Но что такое жалкие искры по сравнению с зависанием над двором на уровне четвертого этажа старого дома?.. Кстати, со своего третьего, из «хрущевки» я бы спокойно могла спрыгнуть вниз. Раньше, правда, у меня таких мыслей не возникало. Но теперь появилась кое-какая уверенность в своих силах. Если понадобится — прыгну, тем более, что у нас там мягкий газон, а не асфальт, как здесь.

Вначале я встала на колени, тут почувствовала, что щеку здорово саднит, дотронулась до нее и увидела на руке кровь. Значит, что-то опять разбила или расцарапала, или содрала струп. Ладно, одной царапиной больше — одной меньше. Неважно. Меня в любом случае сейчас можно только в фильмах ужасов снимать.

Слева слышался какой-то шум. Оказывается, мой приятель, не теряя зря времени, уже дергал каждую половицу.

— Багиров говорил у правого окна, — прошептала я.

— А это какое, если через дверь входить? — прошептал в ответ журналист.

Он, конечно, был прав. Лешка же не с улицы смотрел.

Мы находились в его спальне. Кровать была застелена, все сияло чистотой. Свекровь не дает спуска прислуге.

— Оля, помогите мне, чтобы не сидеть тут до утра, — послышался громкий шепот Саши-Матвея. Он заметил, что я уже пришла в себя. — Нет, у вас лицо разбито, ступайте в ванную. Там есть аптечка.

Откуда ты знаешь? — пронзила голову мысль.

Но спрашивать ничего не стала, выскользнула из спальни и завернула в ближайшую дверь, как раз оказавшуюся ванной. Она была сделана в розовых тонах (это кто ж такое придумал, интересно?) и скорее подошла бы молоденькой девушке. Правда, на полочках стояла выставка различных мужских одеколонов, кремов для бритья, гелей и прочей мужской косметики. Предназначения всех тюбиков я не знала, но, похоже, Леха тщательно следил за своей внешностью. Не хотел допустить раннего увядания?

Лучше бы я не смотрела в зеркало…

Аптечку действительно имелась, причем не простая, а, так сказать, расширенного состава. Судя по содержимому, Багиров не исключал пулевого ранения. Я поняла это по прилагаемым к препаратам указаниям по применению, написанным от руки. Вот с этого небольшого наполненного какой-то прозрачной жидкостью шприца следовало снять колпачок и вколоть содержимое как можно скорее после ранения. А вот этими препаратами рекомендовали обрабатывать раны.

Но я пошла старым испытанным путем. Промокнула ватку спиртиком и приложила к кровоточащим ссадинам, потом решила воспользоваться американским препаратом, затягивающим ранки тонюсенькой пленочкой, которую практически не видно. Сама покупала как-то раз в ближайшей к дому аптеке, весь использовала, а на второй тюбик все жалею деньги. Уж больно дорого стоит, зараза. Хотя, надо отдать должное достижениям американской фармацевтической промышленности, под этой пленочкой ранки заживают очень быстро.

— Оля, — приоткрылась дверь в ванную, — я перехожу в другую комнату. В спальне ничего нет.

— Я сейчас вам помогу.

Закрыв шкафчик, я ванную покинула, свет выключила, отпечатки пальцев решила не стирать. Ну кто подумает, что я тут обрабатывала ссадины? Да и некогда было. И свекровь явно не вспомнит, заходила я в Лешкину ванную во время экскурсии по их апартаментам или нет.

Воспользовавшись унитазом, находившимся рядом, я выяснила, что вода убегает под «Танец маленьких лебедей». Концерт в консерватории или филармонии не высидеть, а тут… Хотя Лешке, по-моему, больше подошел тяжелый рок. Ах нет, он же бальные танцы любит.

Но думать на эту тему было некогда. Итак, какую же комнату бывший называл своей? Я точно помнила, что он сказал «у меня в комнате». Или врал? Вот будет неудобно перед журналистом… Я подключилась к нему и мы на коленях облазали весь пол в гостевой спальне.

— Думаю, что осталась только гардеробная, — заметил журналист. — В танцзале навряд ли.

Я придерживалась того же мнения. Тем более Лешка говорил «у правого окна». А в танцзале их было не два и даже не пять…

В гардеробной мы сразу же сели под правым окном. Саша-Матвей дернул одну половицу, другую… Третья поддалась.

— Вот! — воскликнул он.

Я вздохнула с облегчением. Мы быстро сняли три соседних половицы, открыв полость. В ней лежало два пакета. Мой приятель вытянул оба, дал один мне, сам заглянул во второй. В моем лежали аудиокассеты (обычные и диктофонные), видеокассеты и какие-то фотографии. Рассматривать их не было времени. У журналиста оказалось то же самое, правда, еще имелись компьютерные дискеты.

Багиров знает, с какой стороны к компьютеру подходят? — хотелось спросить мне, правда, было не у кого. А компьютерные игры? Как же без звездных войн? Но рассуждать об этом нам опять же было некогда.

— Быстро все закрываем и сматываемся, — прошептал Саша-Матвей.

Отложив пакеты в сторону, мы установили все половицы на место, причем мой спутник протер каждую носовым платком. Затем все тем же носовым платком он протер весь пол вокруг тайника, до которого мы могли дотрагиваться руками. Колени в брюках отпечатков не оставляли.

— Подождите меня у окна пару минуток, — сказал Саша-Матвей, подхватывая спортивную сумку с инвентарем и вручая мне пакеты.

— А вы? — удивленно спросила я.

— Ну неужели вы думаете, что я упущу такую возможность? Сейчас поставлю везде приборчики. Потом будем слушать, сидя в редакции.

Я понимающе кивнула, подхватила пакеты и двинулась в сторону спальни, через которую мы влезали внутрь. Меня совершенно не интересовало, в каких местах журналист установит свои приборчики, микрофончики, фотоаппаратики и что еще он там может установить.