-- От пирожных толстеют, - героически отказалась Серафима. - А мороженое можно есть сколько угодно. Особенно с клубничным вареньем...

-- Ну, это ты напрасно, - Галя в пирожных разбиралась получше свих подруг. Она и сама могла изготовить такие пирожные, каких ни в одной кондитерской не найдешь. - Одно пирожное погоды не делает. А оно вкусное.

-- Ладно, только одно единственное и не больше, - дала себя уговорить Серафима. - А потом мороженое, пломбир, и чтобы с вареньем.

-- Девочки, давайте послушаем, интересно ведь, - остановила Верочка их нездоровое желание немедленно приобщиться к благам цивилизации.

-- Вот-вот, пирожного им срочно захотелось, - ухмыльнулся Лисенко, - а вы послушайте, к чему такие несвоевременные и неумеренные желания приводят, и сразу поймете, что нельзя с дикого образа жизни прямо в достижения современной культуры окунаться. Нельзя прыгать из одной формации в другую. При этом резком переходе мороженое до хорошего не доводит, как и пирожные, тем более - заварные. А если меня будут прерывать, то я вообще рассказывать не стану.

-- Рассказывайте, рассказывайте, Владимир Алексеевич, - попросила Александра Федоровна.

-- Ладно, так и быть, - согласился Лисенко. - Значит обстановка такая: все наше добро совершенно беспризорно лежит на перроне а рядовые члены экспедиции бегают по буфетам и сшибают там сомнительные блага станционной цивилизации. Василий Иванович в это время добывает билеты и сердится: "тут подозрительные личности шатаются, - воспитывает он нас, - а вы имущество экспедиции оставляете без всякого присмотра".

Имущество у нас, действительно, кое-какое набралось. Конечно, не клад Приама, но кое - чего накопали... Ящики с черепками - это раз, чемоданы с костями - это два, оружие и украшения - это три и, конечно, палатки да лопаты. А вот личных вещей там почти и не было. Маленькие такие вещмешочки. За два месяца одежда наша такой вид приняла, что от нее самое дикое огородное пугало откажется. Выбрали то, что лучше, надели, а остальное свалили в яму и закопали.

По перрону, действительно, шатались вполне подозрительные личности. Парни лет по семнадцать-девятнадцать: стриженные наголо, несимпатичные и такой ленивой походкой прохаживаются, и так ни на что внимания не обращают, что сразу видно - ворье. Они, если рассудить, как и лимонад в вокзальных буфетах, тоже признак цивилизации. Но мы это тогда еще не сообразили.

Ладно, лижем мороженое, балуемся квасом и лимонадом, некоторые даже пирожки с ливером жуют. Знаем, что взять у нас нечего. Наши черепки и кости ни одному нормальному психу не нужны. Но Василий Иванович бдительность не теряет: все время наше имущество пересчитывает.

Где-то, наверно, через час он все-таки одного места не досчитался. Срочно собрал всех. А мы не верим, потому что знаем: никто на наше имущество позариться не может. Но тоже начали считать. Сами понимаете, что в таких случаях бывает. То двух мест не хватает, то три лишних. Стали тогда кучу разбирать и определять, что есть каждая вещь. И обнаружили, что не хватает одного чемодана. Вполне еще приличный чемодан был. Один замок у него, правда, сбит, и двух металлических уголков не хватало. И ободран немного. Но вполне еще приличный чемодан. А чтобы он сам автоматически не открывался, его в двух местах веревкой перехватили. Вот веревка эта была совершенно новой. Да... Очень хорошая была веревка... Так этот самый коричневый чемодан с совершенно новой веревкой, у нас и свистнули.

-- Ну, работнички, - осудил Петя. - Чего же у вас украли?

-- Можно сказать - весьма ценное имущество. Так Иван Васильевич?

-- Да, да, я хотел этот чемодан в Москву отвезти. Там в институте, очень просили, у них катастрофически не хватает материала для исследования.

-- Керамика с орнаментом? - спросил Петя Маркин таким зловещим голосом, что всем сразу стало понятно: если бы он, Петя Маркин, был начальником экспедиции и у него бы такое случилось, он бы виноватых живьем схарчил.

-- Сидим мы, - так и не ответил Лисенко Пете, что было в злополучном чемодане, - никуда теперь не уходим. Василий Иванович нас ругает, но интеллигентно, потому что другие, более точно характеризующие это событие слова ему говорить нельзя. Все-таки декан факультета. А наверно очень хотелось, Иван Васильевич?

-- Ну, вы и скажете, Владимир Алексеевич, - ушел от ответа профессор.

-- Я и говорю, хотелось, но нельзя. А мы сидим и покорно слушаем, самые гневные и резкие выражения: "Это просто удивительная распущенность!" "Такое отношение к делу, знаете ли, совершенно недопустимо!" "У вас, молодые люди, пониженное чувство ответственности!" И другие подобные обличающие нас всех резкие высказывания. А мы молчим, деваться некуда - кругом виноваты. Причем чувство ответственности у нас в это время было настолько пониженным, что с удовольствием посмеялись бы над этой историей. Но лица у всех совершенно серьезные, легкомыслие свое скрываем и никто даже не улыбается, потому что шеф тогда еще больше расстроится.

-- Что же там было в чемодане? - не выдержала на этот раз уже Серафима.

-- Мы как представим, какие физиономии у этого ворья стали, когда они чемодан открыли, так нам уже ни чемодана, ни новой веревки не жалко.

-- Что в чемодане было? - заинтересовался даже Александр Александрович.

-- А разбойнички эти, больше на перроне не показываются, - не торопился Лисенко раскрывать тайну коричневого чемодана. - Хотя раза два вдали мелькали их несимпатичные лица и стриженные уголовные головы, но так далеко, что не догонишь.

-- Не мучайте нас, Владимир Алексеевич. Скажите, что в чемодане было, - взмолилась Серафима.

-- Что-что? Конечно материалы раскопок. Как раз их и хотел Иван Васильевич отвезти в Москву ученым. Специально подобрали и подготовили.

-- Да, да, там таким материалам всегда рады, - подтвердил профессор. - Да не тяните, Владимир Алексеевич. Скажите им, что в чемодане было.

-- А было там восемь черепов. Аккуратненько уложенных и сухой травкой переложенных, крепких, хороших сарматских черепов, - выдал наконец Лисенко. - Представляете, что подумали наши жулики и за кого они нас приняли. Фантазии не хватает представить, что они о нас подумали.

-- Какая прелесть, - обрадовалась Серафима, у которой тоже было явно пониженное чувство ответственности. - Вот бы посмотреть на них, когда они этот чемодан открывали.

-- Да-а-а, - подтвердила Галя. - Ради такого можно и черепами пожертвовать, не жалко.

Такие вот еретические мысли выдавали девчата, несмотря на присутствие шефа.

-- Они вас за ужасных бандитов приняли, - глаза у Александры Федоровны стали большими и круглыми, будто она только что увидела этих самых бандитов. - Они вас страшно испугались.

-- Судя по всему, так оно и было, - согласился Лисенко. - Испугаешься, если шесть человек, обросшие как дикобразы, в обтрепанной одежде все время рыщут по перрону и чего-то высматривают: ну прямо шайка разбойничков из леса выбралась. И атаман у них - не дай бог: ходит со здоровенной палкой, сердитый, на всех покрикивает. А в чемодане черепа... Тут каждый испугается....

-- И вовсе я не покрикивал, тут вы, Владимир Алексеевич, преувеличиваете, - не согласился профессор. - И без палки ходил. Но и радоваться мне тоже было ни к чему. Чрезвычайно хорошие были черепа. У антропологов вечно не хватает материала для исследования, и они очень просили. Я им обещал, что непременно привезу. Самые лучшие черепа подобрал.

-- Черепа были хорошие - первый сорт, - подтвердил Лисенко. - Если бы эти черепа к нам в общежитие привезти, ребята бы их нарасхват разобрали.

-- И веревка, говорите, совершенно новая была, - напомнила Галя.

-- Конечно, а веревочка вещь нужная, в хозяйстве всегда пригодится, веревку тоже жалко...

-- Вы вот все шутите, Владимир Алексеевич, а антропологи были очень недовольны, когда я им рассказал. Совершенно бессовестное жулье там, в Иловлинской. Спрашивается, зачем они украли чемодан? Им ведь эти черепа совершенно не нужны.