Вплоть до 1930-х годов экономисты использовали модельравновесия как своего рода вспомогательный интеллектуальный инструмент, предназначенный, методом от противного, для развития теории реальных рыночных процессов.Но в 30-е годы большинство экономистов перестали рассматривать модель равновесия как вспомогательный инструмент и постепенно начали воспринимать ее как единственный значимый объект исследований. В этот период неоклассические экономисты превратили модель равновесияв центральный пункт исследований, и экономисты в целомпостепенно утратили интерес к изучению динамическихрыночных процессов. В результате исследовательская программа австрийской школы оказалась в изоляции, а членышколы зачастую сами не осознавали того, что в доминирующей школе экономической мысли произошли кардинальныеперемены. По словам Хикса, в действительности австрийцывовсе не были особой сектой за пределами основного течения экономической науки. Более того, до этого периодаименно они и представляли собой основное течение, тогдакак остальные (ранние неоклассики, занимавшиеся моделью равновесия) пребывали за пределами доминирующейшколы (Hicks 1973, 12).

Следует признать, что в течение ряда лет напряженностьотношений между двумя концепциями равновесия — каквспомогательного инструмента или как фокальной точкиисследований — оставалась скрытой. Свидетельство этогоможно найти у Парето. В 1906 г. он признавал чисто вспомогательную роль модели равновесия, когда в связи с системойуравнений, описывающих равновесие, заметил: «С практической точки зрения, это находится за пределами возможностей алгебраического анализа… В этом случае роли поменяются, и уже не математика сможет помочь политическойэкономии, а политическая экономия поспешит на помощьматематике. Иными словами, если бы все эти уравнениябыли действительно известны, единственный способ ихрешения заключался бы в том, чтобы наблюдать за реальными решениями, которые дает рынок» (Pareto 1971, 171).Однако в той же самое работе (Pareto 1971, 120), высказываясь об идее предложенных Эджуортом кривых безразличия,Парето заключает: в том, что касается определения экономического равновесия, реальный рыночный процесс и «индивидуум могут исчезнуть, при условии, что оставят нам фотографию своих вкусов».

Это напряжение (или, вернее, противоречие) между реализмом и моделью равновесия проступает еще более рельефно, когда рассматривать все работы Парето. Как известно, онбыл не только теоретиком общего равновесия, но и виднымсоциологом, давшим жизнь целой школе итальянской социологической мысли в области государственных финансов.

На вышеописанную эволюцию экономической мыслисерьезно повлиял триумф панфизикализма и методологического монизма, т.е. идей Шлика, Маха и других позитивистов Венского кружка, которые требовали примененияметодов физики с ее постоянством функциональных отношений и лабораторными экспериментами во всех науках,в том числе и в экономической теории. Эту методологическую цель, которую Вальрас открыто позаимствовал при чтении трактата, написанного физиком Пуансо, полностью ибезусловно разделял Шумпетер начиная уже с 1908 г., когдабыла опубликована его книга «Природа и сущность теоретической экономики».

Визер, который по крайней мере в сфере методологииоставался на позициях австрийской школы, дал резко критическую отповедь панфизикализму Шумпетера в рецензиина его книгу (Wieser 1911). В особенности он критиковалШумпетера за уступки методологическому инструментализму (который позднее был взят на вооружение МилтономФридменом и позитивистами чикагской школы), а такжеза его попытку применить в экономической науке чуждыеей методы физики и механики (ошибка, которую Хайек впоследствии окрестил «сциентизмом»). Эту ошибку особенно наглядно иллюстрирует случай Леона Вальраса. Он впалв нее, прочтя, чуть ли не в один присест, трактат физикаЛуи Пуансо, где описывается, как взаимосвязанные частифизической системы удерживаются в равновесии действиемпротивоположных сил. Вальрас сообщает, что читал книгуПуансо в течение нескольких дней и решил использоватьее как модель своей исследовательской программы. С этого момента целью Вальраса было сделать для экономической науки то же, что Пуансо сделал для физики и механики(Mirowski 1991).

Неудивительно, что теоретикам австрийской школы, которых занимало построение теории реальных динамичныхрыночных процессов, никогда не знающих равновесия, этонаправление исследований представлялось крайне ошибочным. Кроме того, Визер порицает панфизикалистов за неспособность понять, что законы экономической теории понеобходимости должны быть генетико-каузальными[6], а нефункциональными, поскольку происхождение явленийздесь открывается путем интроспекции, а функциональныевзаимосвязи, как мы уже отметили, синхронны, не оставляют места для времени и предпринимательского творчестваи устанавливают связи между разнородными количествамис временно́й точки зрения.

Однако только после работ Мизеса и Хайека представители австрийской школы в полной мере осознали методологическую пропасть между собой и коллегами, изучающиминеоклассическую модель равновесия. Это осознание пришлов ходе двух других важных дискуссий с участием австрийцев: дискуссии по вопросу о невозможности социализма иполемики между Хайеком и Кейнсом. Ниже мы детальнорассмотрим вклад, сделанный Мизесом и Хайеком, а также ключевую роль этих дискуссий в последующем развитииавстрийской парадигмы.

Людвиг фон Мизес больше любого другого члена австрийской школы преуспел в выделении сущности выдвинутыхМенгером принципов и в применении их к новым областям экономической науки, что обусловило существенныйподъем австрийской школы в XX в. По словам самого Мизеса, «то, что отличало австрийскую школу и обеспечило ейвечную славу, — это доктрина экономической деятельности,противостоящая принципам экономического равновесияили отсутствия деятельности» (Mises 1978, 36). Мизес лучшедругих применил эту динамическую концепцию рынка в новых областях и при этом распространил ее на теорию денег,кредита и экономических циклов, создал изощренную теорию предпринимательства как координирующей и движущей силы рынка, детально проработал и уточнил методологические основания школы и теории динамики как альтернативы концепциям, основанным на идее равновесия. Всеэти достижения оказались, говоря книжным языком, крайнестимулирующими и плодотворными. В общем, Мизес придал австрийской школе мощный импульс в области теории,опираясь на который его ученики во главе с Хайеком обеспечили мощное возрождение австрийской школы в последниедесятилетия XX в.

Людвиг Эдлер фон Мизес родился 29 сентября 1881 г. в городе Лемберге, в пределах тогдашней Австро-Венгерскойимперии. Сегодня родной город Мизеса называется Львов инаходится на территории Республики Украина. Отец Людвига получил образование в Цюрихском политехническоминституте и стал влиятельным инженером, специалистомпо строительству железных дорог. Людвиг был старшимиз трех братьев, один из которых умер в детстве, а другой,Ричард, с которым у Людвига всю жизнь были весьма прохладные отношения, стал видным математиком и логическим позитивистом.

Мизес рассказывает о себе, что стал экономистом, прочитав в рождественские дни 1903 г. книгу Карла Менгера «Основания политической экономии» (Mises 1978, 33). Степеньдоктора права Мизес защитил 20 февраля 1906 г. и до 1914 г.посещал экономический семинар Ойгена Бём-Баверка. Мизес быстро выделился как самый блистательный из участников этого семинара наряду с Й. Шумпетером, которого всегда считал чрезвычайно путаным и несерьезным теоретиком;озабоченный прежде всего производимым им впечатлением,тот попал в ловушку неоклассического сциентизма и отвергпрославленную австрийскую традицию.