Изменить стиль страницы

У начальника милиции набухли веки, а глаза еще больше выкатились и налились кровью.

— Клевета! Гошадзе был пьян и ругался в отделении милиции последними словами. Он и те двое, как выяснилось, вместе пили на базаре, а потом передрались между собой. В милиции Гошадзе продолжал буйствовать и набросился на дежурного с кулаками. А насчет сломанных ребер я ничего не знаю. Впрочем, говорят, он свалился с дерева у себя в саду.

— Это уж Вы потом придумали. Не с дерева он упал, а ваши люди сбили его с ног и охаживали сапогами! — не унимался майор.

— Он сам избивал сотрудников милиции! — Жилы на висках начальника набрякли и посинели.

— Бедные милиционеры! — иронически усмехнулся его заместитель. — Не могли втроем справиться с одним буяном, дали себя избить, да еще в дежурке, на глазах у своего начальника!

— Довольно препираться! Где тут автоинспектор? Ну-ка, лейтенант, скажи нам, правда ли то, что говорит майор Джашиашвили? Кто вас разберет, чем вы там у себя занимаетесь? И ты тоже, наверно, не святой. Не зря же тебя прозвали Тарзаном.

Члены бюро засмеялись.

Улыбнулся и автоинспектор.

— Я себе прозвищ не выбирал — это шоферы меня наградили.

— По какому случаю?

— Почем я знаю? — пожал плечами автоинспектор. — Кто их поймет, этих шоферов? Когда я был назначен в Телави, оказалось, что у меня нет прозвища. А по их разумению, это непорядок. Каждый должен как-нибудь прозываться. Вот меня и окрестили Тарзаном.

— Почему же именно Тарзаном?

— Я вам сейчас объясню. — Начальник милиции снова стиснул в руках спинку стула. — Тарзаном прозвали его, потому что гоняет он на своем мотоцикле как бес, превышает скорость в запрещенных местах…

— И словно с неба сваливается на шоферов-леваков, — вставил Джашиашвили.

— Между прочим, вы совершенно правильно заметили, что он далеко не святой, — продолжал начальник милиции. — У меня есть сведения, что он покрывает кое-кого из шоферов и разрешает некоторым владельцам частных автомашин возить платных пассажиров. Зато остальным от него нет житья. В прошлую пятницу его видели в закусочной у Дома культуры с двумя водителями частных автомашин. — Начальник милиции повернулся к автоинспектору: — Говори, Хачидзе, угощали тебя автовладельцы по прозвищу Мугзур и Наседка?

Младший лейтенант сдвинул брови:

— Угощали — ну и что из этого? У нас в Грузии не полагается отказываться, если тебя пригласят к столу. Мы живем в Советском Союзе, да к тому же и шоферы не какая-нибудь низшая раса. А что касается прозвища, так я его не выбирал. Тарзаном меня прозвали или еще как — это не имеет отношения к делу. Недаром говорится: хочешь узнать, каков сад, отведай его плодов. Можете поднять материалы в милиции. С тех пор как я здесь работаю, число аварий заметно сократилось, — так или нет? Три раза министерство объявляло мне благодарность. И частника с пассажирами встретишь теперь куда реже.

Послышались голоса;

— Правильно!

— Верно!

— Почему же водители непрестанно жалуются на твою грубость и придирки?

— Каков огород, таков и уход за ним, — не смутился младший лейтенант. — Волка спросить, так овцам пастух вовсе не нужен.

— Ближе к делу. Тебя не об этом спрашивали, — впервые подал голос молчавший до сих пор третий секретарь райкома.

Первый секретарь, словно он только того и ждал, поднялся с места и, зажав в пальцах карандаш, оперся обеими руками о стекло, покрывавшее стол.

— Довольно разговоров! Дело и так совершенно ясно. Все хороши — вылили тут друг на друга ушаты грязи, высыпали целый ворох сплетен и взаимных обвинений… Дать им волю, так они и за неделю не кончат. Товарищи, гражданская война давным-давно отошла в прошлое и стала достоянием истории. Как могут эти люди охранять порядок в районе, когда в их собственных рядах нет никакого порядка? Все свои силы они тратят на склоки и распри и уже расстроили налаженное задолго до них дело. Плохо, очень плохо вы себя проявили, товарищи. Вы заслуживаете наказания, и вам его не избежать. Думаю, партийное взыскание кое-чему вас научит. — Секретарь райкома с силой стукнул карандашом по стеклу и заключил решительно: — Работать совместно вам больше нельзя. Тянете, как лебедь, рак и щука, в разные стороны, а страдает от этого район.

— Работать вместе им никак нельзя, — согласился второй секретарь.

Первый секретарь обвел взглядом присутствующих и спросил:

— Что скажут члены бюро?

— То же, что и вы, Луарсаб Соломонович!

В кабинете воцарилось глухое молчание; даже в самом дальнем углу было отчетливо слышно жужжание маленького вентилятора на столе секретаря райкома.

Луарсаб Соломонович досадливо сдвинул брови и глянул исподлобья на простодушного директора МТС.

Председатель райисполкома крепко сжал губы, чтобы подавить улыбку.

Собрание замерло в напряженном ожидании.

— Предлагаю поставить перед Министерством внутренних дел вопрос о переводе товарища Григола Джашиашвили в другой район, так как его дальнейшая совместная работа с исполняющим в настоящее время обязанности начальника милиции Вано Гаганашвили невозможна. — Секретарь райкома говорил отчетливо и размеренно, словно диктуя, было ясно, что дело это решено им заранее. — Товарищу Григолу Джашиашвили объявить строгий выговор за клевету по адресу своего начальника.

Начальник милиции грузно опустился на стул и вздохнул с облегчением — казалось, вышел воздух из шины автобуса.

У майора чуть было не брызнули слезы из глаз от обиды и возмущения. Голосом, сдавленным от волнения, он спросил:

— Разве это будет справедливо, Луарсаб Соломонович?

— Совершенно справедливо. Ваша совместная работа, повторяю, решительно невозможна. Раз тебе, товарищ Джашиашвили, не нравится у нас, можешь ехать куда угодно и там показать, чего ты стоишь.

— Что я кое-чего стою, это я всюду сумею доказать… Но почему мне вынесли этот несправедливый приговор? И за что взыскание?

— Не беспокойся, Гаганашвили тоже не останется безнаказанным. А работать вам вместе нельзя.

Помощник секретаря с необычайной быстротой заполнял крупным почерком лист за листом и так же быстро отбрасывал их в сторону.

Секретарь райкома обернулся к членам бюро:

— Я думаю, на этом мы закончим сегодняшнее заседание, так как последний вопрос повестки не подготовлен.

Бюро согласилось с ним. С шумом отодвигая стулья, присутствовавшие на собрании стали пробираться к выходу.

Члены бюро поднимались с мест.

Второй секретарь зажег погасшую папиросу, затянулся, потом вдруг ткнул окурок в пепельницу и встал.

— По-моему, Соломонич, уйти из района должен начальник милиции.

Первый секретарь скользнул взглядом по его круглому лицу и, ничего не ответив, неопределенно махнул рукой.

Говоривший понял, что все произошло, как того хотел первый секретарь, и молча снял с вешалки свою шапку.

Заместитель начальника милиции задержался в кабинете и нерешительно приблизился к столу секретаря райкома, но ему дали понять, что приговор окончательный и «кассации» не подлежит.

— Если считаешь постановление необоснованным, обращайся в ваше управление или хотя бы прямо в министерство..

Помощник секретаря привел в порядок разбросанные по столу бумаги, собрал листы протокола, сложил их и, заключив в обложку с надписью «Дело», пододвинул к секретарю.

Наконец все ушли; остался только третий секретарь. Он стоял у окна, скрестив руки на груди, и хмуро глядел на вращающийся вентилятор.

Луарсаб повернул к нему усталое лицо:

— Ты хочешь что-нибудь мне сказать?

— Да, хочу.

— В чем дело?

— Серго говорил вам сейчас, что из района должен уйти начальник милиции, а не его заместитель. Вы думаете, он не прав?

— Тебя интересует, что я думаю, или ты не согласен с постановлением бюро?

— Вы угадали. Первое меня интересует, а со вторым я не согласен.

— Почему?

— Это было неправильное постановление.

— Что же ты сразу об этом не заявил?