Из разговоров женщин Русудан поняла, что приезжие артисты спели две-три арии, несколько песен, а потом инструктор райкома повел их в рощу, на берег Алазани.

— И председателя с собой взяли, — добавила Ламара.

Русудан тотчас же повернула назад, пересекла пожню в обратном направлении и отыскала двуколку, оставленную ею на краю участка, под большим кустом боярышника.

Вечером она решительно вошла в кабинет председателя колхоза — не спросясь и не постучавшись, чего раньше с ней никогда не бывало. Вошла — и остановилась на пороге, услышав деловитый голос дяди Нико, скрытого от нее широкой спиной сидевшего перед ним посетителя.

Девушка стояла в дверях, не зная, войти ей или подождать, пока председатель освободится. Решив, что невежливо вмешиваться в чужую беседу, а тем более — незаметно ее подслушивать, она хотела было повернуться и уйти, но тут дядя Нико, поднявшись с места, увидел ее через голову собеседника.

— Входи, дочка, что ты стоишь в дверях! — обрадовался он и, обращаясь к посетителю, пояснил:- Вот это и есть наш агроном.

Незнакомец повернулся лицом к Русудан.

Девушка вздрогнула, провела по лбу ладонью. Потом поднесла руку к вырезу платья, чуть пониже точеной шеи.

«Это он! — отдалось у нее в мозгу. — Небось успел уже рассказать, как спасал мою честь в алазанских зарослях».

Она почувствовала вдруг неприязнь к этому случайному свидетелю ее унижения, и красивое ее лицо омрачилось.

— Что с тобой, дочка?

— Ничего, дядя Нико, со мной все в порядке. Просто я сегодня целый день в поле и, должно быть, перегрелась. Да вот еще шнурок от шляпы замучил — врезается в горло.

Девушка сняла соломенную шляпу. По стройной шее рассыпались густые пряди каштановых волос.

— Не годится, дочка, столько по жаре ездить, — дядя Нико пододвинул ей стул. — Садись, отдохни, приди в себя.

Незнакомец вдруг попрощался с председателем, извинился перед Русудан и, нагнув голову, с трудом протиснулся в дверь.

Заскрипели ступени под его тяжелыми шагами. Когда шаги стихли, девушка спросила устало:

— Кто это, дядя Нико?

— Наш земляк. Здешний. Что это ты сегодня сама не своя?

— Как здешний?

— Ну да. Это деверь Нино.

— Ах вот оно что… Так это и есть деверь Нино?

— Ну да. Что же тут удивительного?

— Да ничего. Почему он вдруг убежал?

Русудан постаралась скрыть, что это ее только обрадовало.

— Не хотел, верно, мешать нашему разговору… У тебя ко мне дело? Зачем побеспокоилась?

Девушка сразу вспомнила причину, которая привела ее сюда, и, снова нахмурившись, встала.

— Куда это годится, дядя Нико, по краям участка убирать хлеб как следует, а в середине только для виду? Разве мало на урожай потрачено труда, мало пота пролито? И какое право имеет комбайнер не слушаться агронома и даже грубо ему возражать? На кого работаем — на врага, что ли?

— Ну, ну, что он там тебе наговорил?

— Что сказал, то сказал — не это важно. Главное, что на участке возле большого дуба губят хлеб. Комбайнеру только бы перевыполнить план — вот он и гонит вовсю и для быстроты уборки держит хедер чуть ли не на высоте колосьев. Видно, потому и не захотел прицепить к комбайну тарелочный культиватор.

Председатель улыбнулся девушке и попытался ее успокоить:

— Язык без костей, дочка, да и какой спрос с комбайнера? А оттого, что разрыхлитель не прицепили, думаю, большого вреда не будет.

Девушка пожала. плечами с неудовольствием.

— С комбайнера, дядя Нико, и в том и в другом отношении спрос немалый. А насчет культиватора… Вы думаете, если не готовить почву сейчас под пахоту, то семена сорняков в ней уже и не прорастут?

Дядя Нико встал, заложил руки за спину и прошелся взад-вперед по комнате.

— Знаю, дочка, все знаю. Как не знать?.. Но где у нас столько времени, скажи на милость?

— Но ведь надо же подготовить пожню для пахоты, дядя Нико?

— Конечно, надо. Как же иначе? Вот мы и выделили косарей, чтобы убрать солому.

— Много ли накосят старик Саба и сонливый Миха? А у остальных одни серпы. Нет, дядя Нико, ничего они не успеют сделать. А если поле не подготовить как следует, ручаюсь — ни один тракторист не возьмется его запахать.

Настойчивость агронома была явно неприятна дяде Нико.

— Эх, дочка, и умеете же все вы приставать! — сказал он досадливо. — Не успеют выкосить — будем палить стерню.

— Вы и в прошлом году не послушали меня — сделали именно так, дядя Нико. Но теперь я ни в коем случае этого не допущу, — Русудан все больше разгорячалась. — Разве вам не известно, что от палов портится почва? Испаряется вода, верхний слой теряет влагу, ссыхается, крошится и превращается в пыль. Неужели вы этого не знаете?

Председатель смягчился.

— Ну и любишь же ты, дочка, нагнать страху! Знаю, как не знать, очень даже хорошо знаю. Но ведь за всем не угонишься где у нас столько народу? Сама видишь — молодежь бежит из колхоза или увиливает от работы. — Нико остановился на мгновение и добавил с усмешкой: — Ничего не попишешь — приходится надеяться на старичков вроде меня. А на этих бездельников ничего не действует — ни ласка, ни брань, ни обещания, ни угрозы.

Русудан встала.

— Кто повода ищет, скажет — молоко недосолено. Никто не бежит из деревни. Уезжают единицы, да и то на учебу. В колхозе вполне достаточно молодежи: ей нужны забота и внимание, а не угрозы и брань. Дайте им вместо обещаний настоящее дело — увидите, как они за вами пойдут.

Нико развел руками:

— Чего же проще, дочка! Дела по горло. Кликни их, поведи за собой.

— Прежде чем поручать им эти дела, надо их кое-чем другим заинтересовать. Ходят по деревне здоровенные молодцы, не парни, а львы, а о чем рассказывают по вечерам друг другу и близким? Кто сколько бутылок вина выпил и кому где нос в драке расквасили!

— Нет, дочка, поздно их воспитывать — не выправятся, как не выпрямится собачий хвост. Да, кстати, вспомнилось к слову, — как там твоя ветвистая пшеница? Когда мы на твою делянку комбайн пустим?

Заметив, что председатель норовит перевести беседу в другое русло, Русудан снова сдвинула брови.

— Знаете что, дядя Нико? Я давно не ребенок и не так уж бестолкова, как вам могло давеча показаться. Я пришла к вам сообщить, что в поле пропадает, расточается урожай. А вы тут…

Дядя Нико откинулся на спинку стула и заговорил ласково-ласково:

— Зачем нам тратить так много слов? В долгих речах короткий толк. Я знаю, дочка, память у тебя хорошая. Ты, конечно, не забываешь о существовании селения Шрома и колхоза «Труд» в Гурджаанском районе?

Русудан изумилась:

— Ну и что же, какое это имеет отношение?..

Председатель, как бы не слыша ее вопроса, продолжал:

— И ты, разумеется, помнишь, дочка, что у нас, чалиспирцев, заключен с колхозниками из Шромы договор о социалистическом соревновании?

— Ну и что ж из того?

— А ты разве забыла, что последние три года они неизменно оказывались в этом соревновании победителями?

Девушка изумилась еще больше:

— При чем тут это, дядя Нико?

Голос председателя стал совсем медовым:

— Разве ты не хочешь, дочка, чтобы мы хоть в нынешнем году оказались впереди?

Тут только поняла Русудан, куда дует ветер. Она отошла от стола и подхватила кончик свисавшей с запястья плети.

Прищуренные, проницательные глаза председателя тотчас же прочли на лице бесхитростной девушки все, что творилось у нее в душе. И, придав своему голосу как можно больше теплоты, он сказал извиняющимся тоном:

— Не будь ты такой упрямой, дочка. А с этого комбайнера, если он позволил себе лишнее, я шкуру спущу.

Но Русудан уже не слышала его слов. Она резко повернулась и вылетела из кабинета. Лишь сбежав по лестнице, уже во дворе, она сообразила, что даже забыла закрыть за собой дверь.

4

В небольшой комнате, которая служила читальней, Махаре и Нодар играли в шахматы. Судьей был Отар — он устроился рядом, во главе стола, и рассеянно наблюдал за игрой.