Появился бухгалтер. Он вышел на балкон и крикнул мальчику, дремавшему под липой:

— Беги скорей, позови Форэ. Пусть поторопится. Скажи, что приехали из Тбилиси, хотят с ним поговорить.

Целый час после этого Купрача сидел со скучающим видом в углу, а корреспондент задавал счетоводу разнообразные вопросы, рылся в бумагах и записывал что-то в блокнот. Наконец в дверях показался высокий, статный пожилой человек с маленькой войлочной шапочкой на затылке.

Корреспондент поднял голову от бумаг и ответил на приветствие вошедшего:

— Здравствуйте. Садитесь, — он показал чабану на стул.

— Спасибо, я постою.

— Как угодно. Но лучше бы вам сесть. Как ваше имя?

— Форэ я, Лухумаидзе.

— Ого, да вы, я вижу, человек родовитый! Не ваш ли предок был тот Лухумн, которого ранили у крепости Бахтриони?^{2}

— Это на которого разбойники напали? Нет, то Насипаидзе. Давно дело, было, при Николае. А ты, брат, откуда о нем знаешь?

Корреспондент улыбнулся:

— Да нет, я не о том Лухуми вас спрашивал. Ну, а скажите, где вы работаете?

Вошедший изумленно взглянул на гостя:

— Известно, какая у тушина работа? Овчар я, пастух.

— И давно?

— В сентябре будет тридцать семь лет.

Корреспондент заерзал на стуле от удовольствия.

— Хорошо! Превосходно! И сколько под вашим присмотром овец?

— Нисколько. Я за овцами не присматриваю.

На лице корреспондента выразилось недоумение.

— Ведь сами же сказали, что вы овчар…

— Ну да, овчар, только за овцами больше не хожу. Уж второй год, как меня к ягнятам приставили.

Корреспондент рассмеялся:

— Овцы или ягнята — разве не все равно?

— Нет, почему все равно? Овец доят, и пасутся они ниже в горах. А ягнята — под самыми ледниками.

— Ого, этого я и не знал. Очень хорошо, прекрасно. А теперь скажите, какие меры вы принимаете по уходу за отарами?

— А какие еще меры принимать? Все, что в наших силах, то и делаем.

Корреспондент подбодрил чабана:

— Говорите! Говорите без стеснения и ничего не бойтесь.

Тушин недоверчиво глянул на блокнот в руках своего собеседника.

— Что ты там записываешь? Смотри, плохого ничего не пиши, — лучше моих ягнят ни на одной ферме в Асахском ущелье не сыщется.

— Не бойтесь, напротив, о вас будут по радио рассказывать как о передовом пастухе. А как вы за ягнятами ухаживаете?

Доверительная улыбка на лице приезжего, однако же, не вполне рассеяла опасения чабана. Он начал осторожно:

— Ухаживаем мы за ягнятами так, что ни днем ни ночью глаз не смыкаем. Днем ищем для них траву получше и удобный водопой, а вечером — место для ночлега с песчаной почвой.

— Почему именно с песчаной?

— Чтобы ягнята в прохладе спали, не угрелись, не разопрели и легкие себе не загубили. Черви об эту пору у ягнят в легких заводятся. Ну вот, как пригоним ягнят к алхаджам…

— Постой, постой… Куда пригоните?

— К алхаджам.

— Ах, к алхаджам… Гм, — усмехнулся приезжий, — мне послышалось- к алкаджам. А что такое алхадж?

— Лежка овечья, ночная стоянка.

— Ах, вот как… Продолжайте, продолжайте.

— Чего тут, собственно, продолжать? За ночь вспугнем их раза три-четыре, не меньше…

— Вспугнете? Ягнят? Зачем? — удивился приезжий.

— Чтобы вскочили, отряхнулись, потоптались… Чтобы прокашлялись, горло себе прочистили — словом, чтобы здоровыми выросли ягнята.

— Горло чтобы прочистили? — подал голос из своего угла Купрача. — Да ты, я вижу, в тамады своих ягнят готовишь!

Лишь теперь заметил тушин человека, сидевшего у окошка, и уже собирался ответить на его замечание, но корреспондент помешал ему, подоспев с очередным вопросом;

— Постойте, постойте… Скажите, за то время, что вы работаете пастухом, бывало хоть раз, чтобы дикие звери напали на вашу отару?

— Бывало, как не бывало — нападали, — усмехнулся чабан. — Овца на то и овца — все ей враги, начиная с человека.

— Так. Очень хорошо. Ну, а приходилось вам в подобном случае застрелить волка?

— Волка? — переспросил тушин и умолк.

— Да, волка.

— Нет, брат, волков мне убивать не случалось.

Корреспондент чуть не выронил автоматическую ручку от изумления.

— Как, вы, чабан с тридцатисемилетним стажем, ни разу не убили волка?

— Нет. Что ты там пишешь? Говорю тебе — не убивал.

Корреспондент положил ручку и объяснил чабану, что все записанное им будет передано по радио и что вся Грузия узнает о заслугах чабана Лухумаидзе.

Тушин, по-видимому, наконец поверил в добрые намерения гостя и проговорил про себя с сожалением:

— Не убивал, нет…

— В самом деле? Да нет, не может быть, чтобы не приходилось! Ну-ка, припомните хорошенько! Неужели волк ни разу при вас не нападал на отару?

— Как не нападал! Однажды ночью к овцам забрался, наутро вся земля вокруг была белая — шерстью застлана, будто ночью снег шел. Проклятущий зверь этот волк. Не столько жрет, сколько режет.

— Что ж, у вас ружей не было?

— Пастух с самого своего рожденья с ружьем не расстается, да только не поспел я, опоздал выстрелить.

— Вспомните еще какой-нибудь случай.

— Как-то раз туман был непроглядный, и вот, смотрю, крадется что-то большое, мохнатое. Такую вот погоду зверь больше всего любит. Я думал — волк, а оказался медведь!

— Застрелили? — подскочил в восторге приезжий.

— Очень уж густой был туман, промахнулся.

Корреспондент даже руками развел от разочарования.

— Ну, как же это вы промахнулись! Постарайтесь, припомните еще что-нибудь.

— Что ж еще? Как-то пошел я на охоту, хотел тура добыть. Выследил туров, застиг их на лежке, на осыпи, и стал подкрадываться. Вдруг они все повскакали с мест и кинулись сломя голову прочь — поминай как звали. Поглядел я в досаде вокруг себя, вижу — наверху, на скале, два волка из-за утеса высунулись. Выстрелил в сердцах, да не попал.

Корреспондент почти окончательно потерял надежду.

— Ну еще, припомните еще что-нибудь. Садитесь и так вспоминайте.

— Спасибо, я постою.

— Хорошо, стойте, только постарайтесь вспомнить.

Чабан задумался, кашлянул.

— Однажды как-то гроза была с градом, и в эту пору напал на нас волк у Махалата. Двоюродный брат со мной был, сын моей тетки. Вскинул он ружье, пустил пулю, другую, но зверь ушел.

— А вы не стреляли?

— Раз только успел выстрелить.

— Уложили?

— Нет.

Корреспондент застонал в отчаянии.

— Почему же не застрелили, почему? Значит, вы действительно за всю свою жизнь ни одного волка не убили?

— Не убил, нет, так-таки не убил.

Записав что-то у себя в блокноте, корреспондент отпустил пастуха.

Тушин напоследок еще раз кинул подозрительный взгляд на блокнот и вышел.

Корреспондент попрощался с присутствующими, обещал, что упомянет обо всех в своем радиоочерке, и поспешил к машине.

— Куда теперь? — спросил весело Купрача, садясь за руль.

В конторе он немилосердно скучал, а теперь снова оживился.

— Обратно, в Чалиспири. Я сразу, сегодня же, начну работать над очерком.

Снова убегала назад прямая как стрела улица.

Снова разговорился словоохотливый водитель.

— Слушайте, что вы так откровенно расписываете все ваши уловки и хитрости? А меня вы совсем не боитесь? — спросил с улыбкой корреспондент.

— Боюсь? — насмешливо прищурил глаза Купрача. — С чего это я стал бы тебя бояться? Волк сказал: ту собаку, что сумеет со мной управиться, я с первого взгляда признаю. Не будь ты хороший человек, не прислал бы тебя ко мне дядя Нико.

Корреспондент сделал вид, то не слышал.

Купрача продолжал:

— Бояться надо виноватому. А виноват тот, кого с поличным поймали. Ну, а кошку, говорят, ловить надо умеючи, чтобы она рук тебе не расцарапала. При надобности можно и схитрить, и соврать, без этого не проживешь.

— Ложь человека не красит.