(236) Кроме упомянутых выше рецензий, в «Критическом обозрении» были также напечатаны отзывы Белого о 1-м томе собрания стихов Брюсова «Пути и перепутья» (1907, вып. 5) и о книге стихов Блока «Земля в снегу» (1908, вып. 6).

(237) Белый работал в должности помощника архивиста в Едином государственном архивном фонде в августе 1918 г. См.: Андрей Белый (Б. Н. Бугаев): «…В эпоху моей работы в архиве…». Публикация Д. А. Беляева. — Советские архивы, 1986, № 4, с. 62–66.

(238) Имеются в виду книги Гершензона «Жизнь В. С. Печерина» (М., 1910), «Декабрист Кривцов и его братья» (М., 1914), «Грибоедовская Москва» (М., 1914; изд. 2-е, доп. — М., 1916; изд. 3-е — М., 1928).

(239) В некрологическом очерке «М. О. Гершензон» Белый писал: «Отчетливо вызывая в себе его образ, встречаюсь я памятью с ним у него на дому: не в гостях, не в собраньях; вот он — в своих комнатах, весь в хлопотах и в свершеньях. Средь близких: да, пойти к Гершензону — всегда означало: пойти к Гершензонам; быть принятым в дом, приобщиться домашним заботам М. О. <…>, быть им принятым — значило: быть среди близких ему и наверное знать, что в кругу этих близких присутствуешь ты у истоков культуры. Квартира Никольского переулка стоит в ряде лет мне действительным символом яркой культурной работы Москвы; культурной работы, быть может, России» (Россия, 1925, № 5(14), с. 248).

(240) «Черный квадрат» и «Красный квадрат» — картины К. С. Малевича, принадлежавшие к серии его супрематических работ, впервые показанной в декабре 1915 г. на «Последней футуристической выставке» в Петрограде и экспонировавшейся также в Москве на выставке «Бубнового валета» (ноябрь — декабрь 1917 г.).

(241) В очерке «М. О. Гершензон» Белый писал: «Я помню, как в 1916 году он пытался ввести в мою душу парадоксальнейшую картину парадоксальнейшего супрематиста; поклонник законченной пушкинской ясности эту картину повесил перед собой в кабинете <…>»; приводя слова Гершензона о картине Малевича («Я каждый день с трепетом останавливаюсь перед этой картиною; и нахожу в ней все новый источник для мыслей и чувств…»), Белый отмечал: «Я же, более „молодой“ (и, конечно же, более старый в „рутине“ своих отношений к обставшему миру), стоял пред картиной; и видел в картине — квадраты. Он, — он видел: мир…» (Россия, 1925, № 5(14), с. 255–256).

(242) К книге «Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции» (М., 1909) Гершензон написал предисловие и поместил в ней свою статью «Творческое самосознание». Белый приветствовал издание «Вех» статьей «Правда о русской интеллигенции» (Весы, 1909, № 5, с. 65–68).

(243) Уже во 2-м издании «Вех» (1909) сказалось стремление Гершензона скорректировать свои воззрения, выраженные в статье «Творческое самосознание»; так, смысл утверждения, наиболее шокировавшего читателей («…нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной»), он истолковывал в специальном примечании: «Смысл моей фразы тот, что всем своим прошлым интеллигенция поставлена в неслыханное, ужасное положение: народ, за который она боролась, ненавидит ее, а власть, против которой она боролась, оказывается ее защитницей, хочет ли она того или не хочет. „Должны“ в моей фразе значит „обречены“: мы собственными руками, сами не сознавая, соткали эту связь между собою и властью, — в этом и заключается весь ужас, и на это я указываю» (с. 89).

(244) Видимо, подразумевается ошибка, допущенная Гершензоном в его книге «Мудрость Пушкина» (М., 1919). Книга открывается заметкой «Скрижаль Пушкина» (с. 5–6), в которой Гершензон приводит отсутствующую в изданиях сочинений поэта «самую поразительную из страниц, написанных Пушкиным», которую расценивает как «ключ к пониманию Пушкина»; на деле воспроизведенный Гершензоном текст представлял собою пушкинскую копию с неизвестного (рукописного) подлинника примечания В. А. Жуковского к своему стихотворению «Лалла Рук» (см. коммент. М. А. Цявловского в кн.: Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М. — Л., 1935, с. 490–492). Узнав о допущенной ошибке, Гершензон успел в значительной части тиража своей книги вырезать страницы со «Скрижалью Пушкина». Об этом казусе рассказывает Ходасевич в мемуарном очерке «Книжная палата» (1932); см.: Ходасевич Вл. Литературные статьи и воспоминания. Нью-Йорк, 1954, с. 341–343.

(245) Рюбецаль — в германской низшей мифологии — горный дух, воплощение горной непогоды и обвалов.

(246) Лекцию «Пушкин и мы» Белый подготовил по инициативе Гершензона и прочел 11 февраля 1925 г. в Гос. академии художественных наук (ГАХН) — за неделю до смерти Гершензона. Текст лекции сохранился в архиве Белого (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 95). Подробнее разговор с Гершензоном по поводу этого своего выступления Белый передает в некрологическом очерке о нем (Россия, 1925, № 5(14), с. 252–254).

(247) Белый был избран в члены Общества любителей российской словесности 30 сентября 1909 г.

(248) О «Котике Летаеве» Гершензон написал, основываясь на газетных публикациях отрывков из романа (в 1916 г. в «Биржевых ведомостях» и в «Русских ведомостях»), в статье «Заметки о Пушкине. I. Недра»: «Быть может, впервые нашелся человек, задавшийся дерзкою мыслью подсмотреть и воспроизвести самую стихию человеческого духа. <…> если искусство никогда не довольствовалось изображением внешних проявлений духа, если оно во все века стремилось вскрывать глубины, — то в сердцевину, в огненный центр бытия, никто не пытался проникнуть, по крайней мере сознательно. Андрей Белый — первый художник, который поставил себе эту цель сознательно. <…> Нужно ли показывать недра? Мы до сих пор не умели и не хотели их видеть; если нашелся человек, который умеет, значит, это нужно, значит, пришел срок нам их видеть. <…> В ядре все расплавлено и текуче, а изливы его в сознании твердеют: видно, стеклянная кора рационально давит уже нестерпимо, и дух ищет освободиться от собственных своих порождений, ставших его тиранами, от оформленных чувств и идей. <…> И Пушкин, не хуже нас, умел видеть огненное ядро духа и знал, что наружная жизнь творится в этом горниле. Но тогда художнику еще можно было быть ваятелем, а не хирургом; Пушкину еще не было надобности удалять естественные покровы <…>. От Пушкина до Андрея Белого — вот наш путь за сто лет» (Биржевые ведомости, утр. вып., 1916, № 16010, 30 декабря, с. 7).

(249) Отдельное издание «Записок чудака» Белого вышло в свет в Берлине в 1922 г. (т. 1–2); до этого книга печаталась в «Записках мечтателей» (1919, № 1; 1921, № 2–3) под заглавием «Я. Эпопея. Т. 1. Записки чудака. Ч. 1. Возвращение на родину».

(250) Гершензон приехал в Берлин 15 мая, уехал 10 августа 1923 г. (см.: Берберова Н. Курсив мой, с. 195, 186).

(251) 2 мая 1917 г. Белый сообщал Иванову-Разумнику: «…я сбежал к Бердяевым, где с места в карьер на меня накинулась Лидия Юдифовна (жена Бердяева) за то, что я, дескать, развращаю „клуб писателей“ (таковой есть у них) „мистическим большевизмом“ <…>» (ЦГАЛИ, ф. 1782, оп. 1, ед. хр. 8).

(252) В очерке о Гершензоне Белый также касается отношения к нему в 1917 г. в московском религиозно-философском кругу: «…я видел, как резко покойный Михаил Осипович, отмежевываясь, доходил до словесных разрывов с одними, до охлаждений — с другими из бывших „попутчиков“; там, где когда-то считали своим его, ныне — сердились, косились и фыркали <…>» (Россия, 1925, № 5(14), с. 257).

(253) «Двери открыты на вьюжную площадь» — заключительная фраза 1-й части статьи Блока «Безвременье» (1906). См.: Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 5, с. 70.

(254) Над «Серебряным голубем» Белый работал в Бобровке в конце февраля — начале марта 1909 г., продолжил работу в Дедове летом того же года, окончил роман в Бобровке в декабре того же года.

(255) Ср. запись Белого об октябре 1907 г.: «…часто бываю в философском кружке, собирающемся у М. К. Морозовой» (Ракурс к дневнику, л. 41 об.).