– Окей, – сказал Марк, – попробуем продолжить и посмотрим, что у нас есть, с чем можно иметь дело, окей?

– Окей, – сказал я.

Заговорила Меган.

– Окей, вот вопрос. Как жить глубже в настоящем моменте?

Я внимательно ощупал вопрос в поисках смысла, и вернулся с пустыми руками.

– Для чего?

– Что?

– Для чего вы хотите жить глубже в настоящем моменте? Что это значит?

– Я работаю над тем, чтобы более полно присутствовать…

– Где?

– Что?

– Более полно присутствовать где?

– В настоящем моменте, – сказала она, словно это было очевидно. – В сейчас.

– Когда?

– Что?

– Что такое сейчас? Настоящее, э, время?

– Да, – сказала она отрывисто, словно разговаривая с болваном, что вполне могло быть.

Снова усталость набрасывала на всё свой саван, поэтому я не мог сказать, это я такой тупой, или очутился в пространстве тупизны.

– Вы хотите быть более присутствующей в настоящем?

– Да, – сказал она. – Я пытаюсь углубить свою осознанность, жить более полно в каждом моменте.

Я почувствовал себя словно в сценке из "Монти Пайтон".

– Могу я спросить зачем? – спросил я неуверенно, стараясь не обидеть, но немного любопытствуя, что она имеет в виду под этой более глубокой осознанностью.

– Чтобы жить более полно в каждом моменте, – медленно произнесла она, помогая мне усвоить это. – Чтобы быть в более глубоком контакте со своей жизнью.

– Окей, чтобы быть в более глубоком контакте со своей жизнью. А как вам это удастся?

– Углубив свою осознанность, – ответила она с раздражением, и мне, наконец, стало ясно, что разговор идёт по кругу, и я вывожу её из себя по неуважительной причине. Кто-то продал этой женщине что-то, и теперь она в возбуждении приходит ко мне, чтобы спросить, как это работает, но я даже не представляю, о чём она говорит.

– Я не знаю, почему кто-то думает, что может спросить меня о жизни в моменте, – я вежливо попытался выйти из обсуждения.

Я часто задумываюсь, сколько есть людей в сообществе нью-эйдж, которые имели какие-то переживания под наркотиками, кислотой, грибами и всем прочим в дни своей молодости, и хотели бы получить эти переживания снова, может даже сделать их постоянными. Мне кажется, что многие учителя и техники становятся модными в духовной среде, поскольку обещают людям надежду оживить их прежние славные психоделические деньки. Если бы эта женщина, Меган, была моим студентом, с кем я мог бы говорить открыто, я сказал бы ей, чтобы она перестала морочить себе голову, пошла и приняла бы кислоты, если она того хочет. Я уже говорил это десяткам людей. Сначала выясни, чего ты в действительности хочешь. Если ты этого не сделаешь, у тебя так и будет появляться рефлекс Павлова каждый раз, когда ты услышишь звон нового духовного шарлатана, въезжающего в город. Если ты хочешь снова посетить те внутренние пространства, к которым наркотики открывают доступ, тогда перестань трахать себе мозги всякими плацебо, а пойди и найди свои грибы. Если не можешь найти их, или боишься, или тебе стыдно, тогда присоединяйся к Стэну Грофу или Майклу Харнеру, или к тому, кто предоставляет жизнеспособный альтернативный путь.

– Но вы ведь духовный учитель, не так ли? – спросила Меган.

– Нет, не совсем. Скорее наоборот, – я вздохнул и потёр глаза. – Мне не хотелось бы вступать в подобную дискуссию. Если кто-то позвонит и спросит, что я думаю о новоиспечённом учителе, или технике, или книге, ничего хорошего из этого не выйдет. Я либо буду молчать, как истукан, либо покажусь оскорбительным, что, я знаю, нехорошо.

– Хорошо, – предложила Джанет, – мы можем просто обеспечить вас запасом готовых ответов, чтобы использовать их, когда возникнет что-либо подобное. Что-нибудь вроде "Я признаю заслуги такого-то учения", или "Я глубоко уважаю эту книгу". Знаете, иметь наготове набор ответов предпочтительно, но необязательно. Я набросаю сегодня пару идей, и мы составим список из того, что вам понравится.

Я не побеспокоился сказать, чтобы она не беспокоилась.

– О, вот неплохой, – сказала она, – Свободная воля или предопределение?

– Хм, правда, я не хочу специально всё усложнять, но этот вопрос тоже недопустим.

– Как это недопустим?

– Он не самостоятелен. Он расположен поверх различных предположений, которые изначально не были проверены. Он предполагает наличие других вещей, признанных верными, но которые не могут быть признаны верными. Понимаете, вот в чём дело: для каждого человека в каждый момент времени существует только один правильный вопрос. Моя работа состоит в том, чтобы помочь ему обнаружить этот вопрос, а не отвечать на него.

– Так молвил Джед МакКенна, – рассмеялась Джанет. – Вы не один из тех несерьёзных учителей, а?

– Я уверен, многим так не кажется. Вот почему была необходима проверка. В моей идеальной обстановке обучения есть структура и установленный процесс, который не включает задавание вопросов только ради задавания вопросов. Для меня это просто бесцельная болтовня, к тому же неинтересная. Из всех этих вопросов ни один не был от того, кто застрял в определённом месте и пытается двигаться вперёд. Ни один не был от того, кто ищет ключ, чтобы открыть следующую дверь. Всё это духовный онанизм, который можно ожидать лишь от людей боящихся и усиливающих своё эго. Поэтому я не желаю больше вступать в такого рода неконструктивный диалог. Никому это пользы не принесёт. Я привык иметь дело с голодными, отчаянными, серьёзными людьми. Я не собираюсь ухищряться и разыгрывать из себя строгого наставника или безумного мудреца лишь для того, чтобы выпотрошить туристов. Это самая чудесная и весёлая вещь на свете, когда принимаешь её серьёзно, и самая ужасная, ядовитая грязь, если нет.

Я встал.

– Простите, что отнял у вас время.

***

Марк догнал меня у лифта, когда я пытался понять, какая кнопка означает вниз. Он полагал, что встреча прошла довольно неплохо для первого прогона, и что мы обязательно должны снова встретиться. Я улыбнулся и кивнул. Потом он стал рассказывать о группе людей в Квинсе, с которыми он собирается, чтобы изучать Бхагавад-Гиту. Он сказал, что сегодня у них встреча, и попросил прийти. Я стал было отказываться, объясняя, как я устал – плохой день, не выспался, ещё домой долго ехать и всё такое, но он настаивал, а у меня была такая неразбериха в черепушке, что я согласился.

17. Гитская жизнь.

Что за слабость ничтожная в битве

овладела тобой, сын Притхи?

Она в рай не ведёт – к позору! –

тебе, арию, не подобает.

Малодушию не поддавайся,

не твоё это дело: ты воин!

Жалость жалкую сердцем оставив,

встань на битву, Врагов Губитель!

– Кришна, Бхагавад-Гита –

(перевод В.С.Семенцова)

Мы с Кертисом вышли из поезда на станции "Ямайка", поймали такси и через десять минут были у адреса, указанного Марком. Встреча проходила в цокольном этаже церкви, католической, но не совсем – какая-то новая усовершенствованная версия, в которой всё же не допускаются женщины священники, так что не настолько уж и усовершенствованная. В конце зала на столе стояли сок и поднос с постными печеньями. Запачканный подвесной потолок, выкрашенные эмалью кирпичные стены, жужжащие флуоресцентные лампы и потрескавшиеся плиты линолеума на полу – всё приобрело молочно-кофейный оттенок от многолетнего воздействия сигаретного дыма, создавая впечатление городского морга, где десятки лет встречались анонимные алкоголики. Длинные пластмассовые столы были липкими, одинаковые пластиковые стулья скользкими, воздух спёртым, я уставшим и голодным, и словно всего этого было не достаточно, Кертис был весёлым.