– И не надо, я на метро доберусь. Метро там далеко?

– Когда мы только переехали, было далеко, но в восемьдесят седьмом открыли новую ветку. «Теплый Стан» в двух шагах от нашего… от их дома.

– Доберусь, у людей спрошу, в крайнем случае. Но если вдруг что…

Их глаза встретились, Самсонов кивнул.

– Я позабочусь о вашей Тае, не тревожьтесь.

Самолет прибыл в Москву по расписанию. По дороге из Домодедова до метро «Парк Культуры» Алексей и остальные пассажиры экспресса слушали включенное на полную мощь радио, оторопело переглядывались, но комментировать услышанное не решались. В метро же люди вели себя раскованней, двое мужчин, стоявших вплотную к Алексею, весело обсуждали текущие события прямо у него под ухом, сквозь стук колес поезда до него отчетливо доносились обрывки фраз:

– Слушал «Эхо Москвы», сообщили, что Ельцин приехал в Белый дом, Руцкой и Хасбулатов тоже там. Говорят, народ собирается, к ночи ждут штурма.

– Не будет никакого штурма – Язов и Янаев не решатся устроить побоище в центре Москвы. К тому же говорят, что все танки без боеприпасов.

– Тогда зачем было их вообще вводить? Нет, какую‑нибудь провокацию да устроят, и жертвы будут, это я уверен на сто процентов.

– Да уж точно – когда так накалено, без жертв не обойтись.

– С другой стороны, танки пригнали, а на Площади Революции в метро обращение Попова на стенках расклеили, и никто его не снимает – все ходят себе и читают.

– А главный‑то наш где? Ни слуху, ни духу.

– Объявили же, что заболел у себя на Форосе.

– Неизвестно, его, может, уже и убрали, кто сейчас что знает?

Заслушавшись, Алексей чуть не проехал «Белорусскую» – выскочил в последний момент, когда двери уже закрывались. До дома Таи он дошел пешком, и самым странным ему показалось, что Москва жила своей привычной жизнью – троллейбусы и автобусы следовали по обычным маршрутам, толпы приезжих сновали по магазинам, а о политических переменах напоминали лишь выложенные на прилавки киосков газеты с крупными буквами ГКЧП на первой полосе.

Тая была дома – еще в мае, когда врач подтвердил ее беременность, Алексей велел ей уволиться со склада. Она красивым почерком переписала написанное им заявление «по собственному желанию» и на следующий день понесла Вадиму Сергеевичу.

С утра его не было. Тая положила заявление ему на стол, а потом, обвязав голову платком и надев халат, принялась за привычную работу. Заведующий появился только после обеда, а когда увидел заявление у себя на столе, был ошеломлен до глубины души и совершенно искренне расстроился. Позвав Таю, он сначала накричал на нее, обозвал неблагодарной идиоткой и велел отнести заявление на помойку, потом пригрозил, а под конец начал уговаривать.

Тая стояла, молча слушала и спокойно улыбалась – теперь, когда она душой и телом принадлежала Алексею, только его слово имело для нее значение. Увидев, что говорить с ней – только слова бросать на ветер, Вадим Сергеевич плюнул и, поставив на заявлении свою подпись, в сердцах рявкнул:

«Две недели отработаешь, как миленькая, иначе по статье уволю».

Однако Алексей, предвидя такую его реакцию, заранее отрепетировал с Таей ответ. И она, вскинув свое похорошевшее за последние месяцы личико, спокойно ответила:

«Меня уволить нельзя, я жду ребенка. А если не отпускаете сразу, то мне доктор на две недели больничный выпишет».

Побагровев, как кумач, Вадим Сергеевич махнул рукой и сказал почти жалобно:

«Раньше не могла предупредить? Где я сейчас уборщицу найду? Ладно, черт с тобой, только инвентарь прямо сейчас сдай, а то обходной лист не подпишу. Все до единого сюда неси, я по списку проверю – веники, скребки, рабочую одежду свою сдавай. Чтобы мне потом днем с огнем по всему складу не рыскать».

«Хорошо».

Тая кивнула и, послушно стащив с себя казенные халат и платок, аккуратно повесила их на спинку стула. Вадим Сергеевич глянул на нее и был потрясен – в простеньком легком платьице, привезенном Алексеем из Парижа, молодая женщина была чудо, как хороша. Но сильней всего потрясла его ее стрижка.

«Тайка, да ты… да ты прямо фотомодель! Что за мужик‑то у тебя, где ты его подцепила? Он что, жениться на тебе хочет или как?».

«Сейчас я ведро и веник принесу, Вадим Сергеевич, – не ответив на его вопрос, сказала она, – а зимний инвентарь в подсобке. Тоже сюда нести?».

Он расслабленно махнул рукой.

«Да ладно, не надо ничего, иди домой!»

С тех пор Тая надолго из дома не отлучалась – ходила к врачу, в магазин и прогуляться. Как раз до прихода Алексея она мыла полы и, открыв дверь, кинулась ему на шею, как была – в переднике, с мокрыми руками. Горячие губы осыпали страстными поцелуями его лицо.

– Алешенька! Люблю, люблю!

– Таенька, птичка моя, как ты тут жила без меня, что делала? Ты извини – не успел предупредить, что приеду.

– Я тебя все равно ждала, пойдем.

Через десять минут Алексей уже сидел за кухонным столом, наслаждаясь ее стряпней, а Тая, быстро домыв полы, села напротив него в своей излюбленной позе – подперев рукой щеку – и смотрела сияющими глазами.

– Как ты себя чувствуешь, что говорит доктор? – озабоченно спрашивал он.

– Хорошо чувствую и ребеночек тоже.

– Что ты целый день делаешь?

– Гуляю, в магазин хожу, к доктору хожу. Вчера гречку давали, я два часа в очереди стояла.

– А сегодня с утра ты выходила?

– Ходила – в угловой магазин.

– У вас здесь с утра все было спокойно? Что люди в магазине говорили, ты помнишь?

Тая озабоченно наморщила лоб, пытаясь вспомнить.

– Говорили, постное масло после обеда будет – я записалась, у меня пятьдесят шестая очередь. А с утра говядину давали, но я не стала стоять – ты в прошлый раз много привез, еще осталось.

Весело напевая, она собрала со стола грязную посуду и поставила в раковину. Потом подошла к Алексею сзади и, обняв, приникла к его спине упругой полной грудью. Он поймал ее маленькую руку и прижал к губам.

Спустя час откуда‑то из‑за стены донеслись звуки «Лебединого озера», и Алексей внезапно вспомнил, что творится в стране. Оторвавшись от прильнувшей к нему Таи, он выбрался из постели и начал одеваться.

– Ты уезжаешь? – голос ее звучал покорно, но во взгляде затаилась горькая обида.

– Нет, Таенька, я теперь нескоро уеду, но сейчас мне нужно сходить по делам. Хорошо?

Она сразу расцвела и радостно кивнула.

– Да, хорошо.

Алексей, уже одетый, присел на краешек кровати и погладил ее по руке.

– Слушай внимательно, что я говорю. Все деньги, что привез, я оставляю у тебя – спрячь подальше. Если вдруг не вернусь, ты их трать, поняла?

Руки Таи мгновенно вцепились ему в рубашку, глаза испуганно расширились.

– Как? Почему не вернешься? Уедешь?

– Нет, не уеду, но мало ли – время тревожное. Мне сейчас надо съездить в Теплый Стан, но вдруг меня задержат по дороге.

– Задержат, – растерянно повторила она, – почему?

– Да вот так, есть за что. Найдут и заберут, как миленького.

– Алешенька, родной!

Глаза ее налились слезами, спохватившись, он улыбнулся.