– А разве… разве в это время года варят варенье? – неуверенно спросила Наталья и тут же поняла, что зря это сделала – вопрос инжира для Фирузы был, как видно, наболевшим, поэтому она начала очень подробно и обстоятельно объяснять:

– Инжир два раза в год созревает, и у нас в совхозе первый урожай раньше, чем в других местах – еще июнь не кончится, а уже пора собирать. Прежде в каждом доме вяленый инжир заготавливали, чтобы зимой на базар отвезти. В Тбилиси хорошо брали, дорого можно было продать, потом люди деньги имели. Но в этом году нам запретили из совхоза товар вывозить, а урожай богатый, что делать? Сказали, что можно будет сдать государству, но никто не хочет сдавать – нужно все взвешивать, много бумаг оформлять, а заплатят копейки. Будем лучше для себя варенье варить или сушить, чтобы ягода не пропала. Асият еще знает, как хорошее вино делать – обещала мне рассказать.

Вопрос переработки инжира Наталью интересовал крайне мало, но она вежливо и сочувственно покивала головой, отдала Фирузе шлепанцы и распрощалась с ней недалеко от дома Халиды. Диана и Лиза, игравшие во дворе в дочки‑матери, побежали навстречу тетке, не выпуская из рук своих кукол.

– Тетя Наташа, где ты была? Мы ждали тебя на пляже.

– Сначала проспала, потом немного заблудилась, – весело призналась Наталья, обнимая девочек. – Потом разбила туфли, иду, видите, босиком. А вы? Как вы искупались?

– Хорошо, – они защебетали, перебивая друг друга и спеша поделиться новостями.

– Таня учила нас плавать. Там так мелко – я оцарапала живот об дно.

– И я тоже, я очень сильно оцарапала – даже кровь пошла, смотри!

Лиза подняла юбочку, продемонстрировав свой голый животик, на котором еле заметен был след царапины.

– Да уже ничего не видно, – рассмеялась Наталья, – какое там сильно!

– Нет, правда, – Лиза разочарованно вздохнула и опустила юбочку.

– Просто зажило. Мама говорит, что у нас все всегда очень быстро заживает. Мы с Лешкой Никулиным в детском саду один раз с кошкой играли, и она нам руки поцарапала. У меня быстро все прошло, а у него загноилось.

– Он потом целую неделю в садик не ходил, и его мама даже приходила с воспитательницей ругаться, – подтвердила Диана, и в ее голосе звучала явная зависть к столь удачливому Леше Никулину.

– Правильно, что приходила, – наставительно проговорила Наталья, – в детском саду воспитатели обязаны за вами следить, дети не должны играть с кошками. Вдруг бы у нее оказался лишай?

– Она сама к нам с улицы прибежала, я хотела ее только погладить, а Лешка в это время за хвост потянул, и она рассердилась. У тети Зары тоже есть кошка, мы с ней сегодня играли.

– Так вы обедали у тети Зары?

– Ага. Мы еще домой целую кастрюлю плова принесли – тетя Зара сказал, чтобы вы с мамой попробовали, – сообщила Диана. – Знаешь, у них дома нет газа, тетя Зара топит дровами. У них большой очаг, она на нем готовит обед и говорит, что так вкуснее.

Действительно, хотя газ в совхозе провели еще пять лет назад, многие старожилы до сих пор отказывались от газовых плит.

– Вы давно вернулись? – рассеяно спросила Наталья, осторожно ступая по песку босыми ногами. – Где остальные, что мама делает?

– Она легла поспать. Тимур пошел к тете Айгуль поиграть с Эльшаном, он там будет ночевать, мама разрешила, а Таня с Анваром и Гюлей пошли в кино, – объяснила Лиза и с обидой добавила: – А нас они не взяли.

– А Таня опять глаза накрасила, – наябедничала Диана.

– Это нехорошо, девочки не должны красить глаза, придется мне опять с ней серьезно поговорить.

Если честно, мысль о накрашенных глазах дочери в данный момент мало волновала Наталью, однако ей стало неприятно при упоминании об Айгуль и Эльшане, старшем сыне Ильдерима, ровеснике Тимура.

– Тетя Наташа, ты потом послушаешь мою Джульетту? – озабоченно спросила Лиза, поднимая повыше свою куклу. – Мне кажется, у нее что‑то с сердцем.

У куклы Джульетты под красиво скроенным шелковым платьицем было подложено столько ваты, что она выглядела беременной на все сто процентов. Другую куклу, что носила пиджак с брюками и громкое имя Октавиан Август, вертела в руках Диана. Сморщив нос, она сердито сказала сестре:

– Не нужно было тебе таскать Джульетту на озеро – в ее положении следует очень бережно относиться к своему здоровью.

Наталья с трудом сдержала смех – племянница очень точно воспроизвела ее собственный тон и слова, сказанные однажды Халиде.

– Тогда бы пусть ты своего Октавиана Августа тоже не брала, – обиженно возразила Лиза.

– Октавиан Август – мужчина, он все себе может позволить.

– Ладно, котятки, – смеясь, проговорила Наталья, – я потом послушаю вашу Джульетту, а сейчас бегите играть дальше и дайте мне отдохнуть – ноги гудят.

Она ополоснула ноги холодной водой, съела тарелку присланного Зарой плова и села в кресло‑качалку смотреть телевизор, убавив звук до минимума, чтобы не разбудить отдыхавшую Халиду. Ей хотелось думать о чем угодно, но только не о сегодняшней ночи, однако мысли сами лезли в голову. От этого перехватывало дыхание, тело сжимала сладкая истома, нетерпение теснило грудь. Его руки, его тело…

Неожиданно Наталья уснула, да так крепко, что даже веселые молодые голоса за окном не заставили ее очнуться. Анвар с Гульнарой, проводив Таню после кино, хотели было зайти в дом, но, узнав от близнецов, что Халида спит, решили ее не беспокоить. Проводив их немного, Таня вернулась и, войдя в столовую, какое‑то время стояла неподвижно, глядя на забывшуюся сном мать. Словно ощутив ее присутствие, Наталья неожиданно вздрогнула, открыла глаза и, встретив холодный взгляд дочери, не сразу поняла, где находится.

– А, ты вернулась, – сказала она, сев прямо и постаравшись принять строгий вид. – Опять накрасила глаза!

– Ага, – спокойно кивнула Таня, – накрасила. А ты опять проспала утром.

Это было справедливо, но Наталья вспыхнула.

– Не надо меня упрекать! Я работаю весь год с утра до вечера и имею право хотя бы в свой отпуск отоспаться утром!

– Тогда не надо было обещать вчера. Хотя мы, конечно, тебя даже ждать не стали – я сразу же объяснила, ребятам, что с тобой невозможно иметь дело.

– Со мной? Невозможно? – от насмешки, звучавшей в голосе дочери, лицо Натальи пошло пятнами.

– Невозможно, – ледяным тоном подтвердила Таня. – Зачем ты вообще решила сюда приехать?

Нет, ей не хотелось так разговаривать, совсем не хотелось! Но то, что она сейчас явственно увидела в мыслях спящей матери, было ужасно, было невыносимо, от этого хотелось кричать криком.

– Я… – растерявшись, Наталья неожиданно заговорила жалобным тоном: – Ты же сама хотела, чтобы мы этим летом были все вместе – ты, я и папа.

– Я не про нас спрашиваю, а про тебя. Зачем тебе понадобилось сюда приезжать? Зачем?

– Таня! – разбуженная их голосами Халида стояла в дверях своей комнаты, запахивая халатик на выпирающем животе. – Танюша, в чем дело? Почему ты так кричишь на маму?

Наталья заставила себя саркастически улыбнуться.

– Не волнуйся, Халида. Как оказалось, я действительно мешаю своей дочери жить.

Буркнув что‑то, Таня отвернулась, а Халида вздохнула:

– Танюша сегодня утром даже в общежитие бегала.

Глаза Натальи округлились:

– В общежитие? Зачем это?

– Узнать, почему ты не идешь – вы же договорились. Ты ведь бегаешь утром по дороге у моста, а там машины, мало ли что, поэтому Таня беспокоилась. Вахтер сказал ей, что ты еще не выходила, и она вернулась. Почему бы тебе не бегать через луг? Тропа там хорошая, ровная.

Щеки Натальи багрово вспыхнули от стыда – так дочь из‑за нее волновалась?

– Я проспала. Очень извиняюсь, но так уж получилось, – отводя взгляд, смущенно сказала она, но тут же рассмеялась и шутливо вскинула кверху руки, словно решила сдаться: – А в остальном признаюсь, и можете надо мной смеяться: через луг днем не хожу, потому что боюсь коров. Боюсь, и все тут, ничего не могу с собой поделать.