Так, заметили при скорости двести пятьдесят. Значит, начальная стадия вибрации при еще меньшей скорости. Откуда она идет? И что делать? Впрочем, как раз на последний вопрос ответ имеется: не доводить до таких скоростей. И все же: откуда?
Считать резонансные частоты таких конструкций меня не учили. Значит, придется мозгами шевелить.
Такие колебания просто не могли не ослабить крепления — тут Готхар прав. Придется изучать все винтики до единого. И команда принялась это делать. Я сам бы охотно поучаствовал, но мое присутствие рядом с самолетом напрочь испортило бы все кристаллы — а их в машине больше двух десятков.
Через два часа поиска источник оказался найденным: хвостовое оперение. Которая из плоскостей — полный туман. А что можно сделать?
Задачу пришлось решать методом тыкания пальцем в направлении неба. Я сидел поодаль от самолета с чертежами в руках и командовал: приварить вот здесь усиление в виде стальной полосы. Фитха, за штурвал, а ты, Готхар, в хвост: следить за вибрацией. До двухсот сорока, больше не надо.
Что, не помогло? Так, эту полосу убираем, она лишь утяжеляет конструкцию, попробуем подкосик вот тут… Теперь ты, Гюрин. Фитха — в хвост. Задание то же.
Чепуха сущая: каких-то четыре попытки и вибрации больше не ощущается. Но все же я настоял: скорость, ребята, более двухсот сорока не держать.
Хорот, несколько уязвленный таким ударом по репутации, поинтересовался:
— А потом, когда ребята вернутся, можно еще попробовать изучать?
— Не можно, а нужно.
Через неделю начался сезон штормов. Между делом опробовали бортовой туалет и улучшили его герметичность. В результате запах стал почти незаметным. Еще через две недели уже ничего тренировочного в голову не приходило.
Отбытие состоялось самым ранним утром: сразу после рассвета. Мне осталось лишь отдать предполетный приказ:
— Все, ребята, можно лететь. Готхар!
Блондин стал по стойке "смирно".
— Назначаетесь исполняющим обязанности командира самолета! Гюрин!
Все же бывший рядовой лучше знал устав:
— Я!
— Будете вторым летчиком! Фитха!
Круглая девичья мордочка с большим трудом удерживалась от горделивой улыбки.
— Назначаетесь третьим летчиком!
Улыбка все же прорвалась.
— Порядок вахт в полетном задании, порядок связи там же. Первой за штурвалом Фитха, потом Гюрин, далее Готхар. Удачи!
Объяснять суть выражения "ни пуха, ни пера" было уже некогда. Поэтому оно не прозвучало.
(другая сцена, которую я видеть никак не мог)
Рыжая летчица старательно притворялась, что для нее взлет с четырьмя людьми на борту — дело обыденное. Готхар скучающе глядел в иллюминатор, то же самое делал и Хазир. По правде говоря, зрелище не было захватывающим: самолет уже вошел в облачность. Гюрин находился при исполнении: одним глазом он поглядывал на напарницу, другим — на приборную доску. На время первой вахты ему предстояло исполнять обязанности штурмана и радиста, а в чрезвычайной ситуации — и летчика.
Самолет набирал высоту. Предвидя холод, командир приказал всем облачиться в теплую одежду. Люди уже оделись и заняли свои места, когда машина пробкой выскочила из облаков.
— Курс двадцать два, — скомандовал Гюрин. Излишнее распоряжение: самолет летел именно по этому азимуту. Но устав предписывал первому пилоту надлежащий ответ:
— Есть курс двадцать два. Высота две тысячи триста пятьдесят, скорость двести двадцать пять. Находимся над водой.
Второй пилот еще раз скользнул взглядом по приборной доске. Это было не попыткой придраться, а всего лишь небольшой проверкой.
Облака проплывали внизу. Гюрин покосился на часы: через двадцать три минуты сеанс связи.
Глава 38
То, что со связью будут проблемы, предвиделось. Наши радиоспецы постарались как-то это компенсировать назначением не только регулярных, но и экстраординарных, а также аварийных сеансов связи.
Но первые три сеанса показали, что все идет штатно. На четвертый раз связь вообще не установилась.
Разумеется, это было предусмотрено. Самолет вызывали неоднократно в неурочные часы — эфир молчал. Точнее, трещал и хрипел.
Через четыре часа нервотрепки сигнал пробился. Радист прибежал ко мне с текстом: "Идем над облаками. По счислению осталось два часа до побережья."
Не через два, а через три часа связь неожиданно для всех установилась превосходно.
— Говорит самолет, говорит самолет, вызываю аэродром. Как меня слышите? Прием.
Мы сочли, что даже если радиообмен перехватят, то позывные все равно останутся непонятными.
— Говорит аэродром. Доложите обстановку. Прием.
— Перевалили через горный хребет. По нашим расчетам, через полчаса стемнеет. Ищем место для посадки. На местности пока не определились. Прием.
(сцена, которую я видеть никак не мог)
Экипажу самолета-разведчика просто повезло. Перед самым закатом развиднелось. Стало, по крайней мере, ясно, что за пределы Черных Земель ушли. поскольку показались зеленые пятна. Более того: Гюрин с Готхаром одновременно обнаружили внизу дорогу. Засим вахтенный пилот начал добросовестно нарушать устав:
— Готхар, прими управление.
— Управление принял.
— Ищу место для посадки.
Пауза.
— Вижу место для посадки. Распадок на азимуте один, поляна, за ней ельник.
Гюрину накрепко вбили в голову, что еловые заросли — лучший друг разведчика. Готхар, разумеется, этого не знал, но полностью доверял напарнику в подобных вопросах.
— Снижаюсь.
Не прошло и десяти минут, как самолет коснулся земли. До молодых елочек оставалось не более двадцати ярдов. В полутьме казалось, что между их ветвей царит непрогляднейшая чернота.
— Замаскировать надо.
— Я подниму машину.
Готхар знал пилотское дело. Тяжелый (по здешним меркам) самолет неслышно приподнялся над землей примерно на половину ярда. Даже Фитха с ее небольшим весом без усилий двинула аппарат в сторону зарослей. К тому же ей помогли все наличные свободные руки.
Через еще десять минут самолет нельзя было бы заметить даже днем. Гюрин не поленился нарубить ветвей и прикрыть его со всех сторон.
— А ведь свет зажигать нельзя. Через окна будет видно.
— И не надо пока что. Я прикрою их одеялами и плащами. Мальчики, я лишь попрошу вас помочь набросить сверху…
Еще через полчаса стемнело окончательно, а внутри самолета плитка разогревала ужин. Готхар пытался установить связь.
— Их хорошо слышно, нас плохо. Я передал, что посадку совершили.
— Завтра с рассветом пойду и определюсь. Но мне показалось, местность знакомая.
— Населенная?
— Если я прав — да. Но деревни в стороне, за юго-западным перевалом. Нас они вообще не могли видеть.
— Как ты думаешь, кто-то еще мог заметить?
— Трудно сказать наверняка, но не должны. Подлетали мы с теневой стороны гор, могли на их фоне затеряться.
Гюрин был неправ. Самолет заметили.
Авиастроители торопились как могли. Конечно, у них не было ни одного шанса полностью собрать самолет, который я про себя обозвал "штурмовик", к моменту возвращения разведчика из-за океана. Но уж точно никто бы не посмел заявить, что ребята не старались.
Я же сидел у себя в комнате и принимал одну за другой радиограммы. Они были настолько утешительны, что аж страшно становилось.
Приземлились в предгорьях. Определились на местности. До Хатегата четыре часа ходьбы по дороге — это хорошо. Нет оснований полагать, что самолет заметили: еще того лучше.