Изменить стиль страницы

460. «Это было давно… Я не помню, когда это было…»

Это было давно… Я не помню, когда это было…
Пронеслись как виденья — и канули в вечность года.
Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло…
Это было давно… Я не помню, когда это было,—
                   Может быть, никогда…
Я не знаю тебя… После долгой печальной разлуки
Как мне вспомнить твой голос, твой взгляд, очертанья лица
И ласкавшие некогда милые, нежные руки?
Я не знаю тебя после долгой, печальной разлуки,
                   После слез без конца…
Иногда… иногда, мне сдается, тебя я встречаю
В вихре жизни безумной, в разгаре людской суеты,
Жду тебя и зову, все движенья твои замечаю…
Иногда… иногда, мне сдается, тебя я встречаю,
                   Но вгляжусь — нет, не ты!..
Это было давно… Я не помню, когда это было!..
Но бессонные ночи, но думы… Как жутко тогда!
Как мне хочется счастья, как прошлое близко и мило!..
Это было давно… Я не помню, когда это было, —
                   Но со мной ты всегда!
<1895>

461. «Я помню: вечный Рим, разгульный и мятежный…»

Я помню: вечный Рим, разгульный и мятежный,
Обычно праздновал веселый карнавал.
В толпе Полишинель виднелся неизбежный,
Был тут же Арлекин насмешливый и нежный —
И Коломбине вздор любовный напевал;
Арабы, мудрецы в причудливом уборе,
Паяцы, рыцари с мечом и без меча —
Всё это собралось в каком-то диком хоре
И мчалось бешено, волнуясь и крича.
На стогнах, площадях — куда ни кинешь взоры —
Колеблемых знамен раскинулся покров,
И музыки гремят невидимые хоры,
И всюду блеск огней, и всюду дождь цветов!..
А там, над городом, в котором сказка эта
Свершалась наяву, нарядна и шумна,
Такая в этот час сияла бездна света,
Такая строгая стояла тишина!
Казалось, с вышины глядели чьи-то очи
С печалью девственной, жалея и любя…
И страшно стало мне перед святыней ночи
За тех, кто был вокруг, — за них и за себя…
<1896>

462. ПОСВЯЩЕНИЕ

От грохота столиц, от нищего народа,
От фарисейских душ и каменных сердец
С последнею мольбой к тебе, о мать-природа,
Истерзан, полумертв, пришел я наконец.
Загадочна, как сфинкс, ясна, как мысль поэта,
Бесстрастна и горда, грозна и холодна,
Сумеешь песнь мою, не ждущую ответа,
Прослушать и понять лишь ты, лишь ты одна.
Вам, груды мертвых скал, вам, гребни волн седые,
Кипящие в своем безжизненном бою,
Я приношу назад все грезы молодые,
И холод поздних дум, и скорбь, и песнь мою.
В чем тайну видел я, в чем видел дуновенье
Непостижимых сил, свершителей чудес,—
Не более как прах, земных частиц движенье,
Воздушных и слепых, безмолвных для небес.
Из них пучина вод, и небо голубое,
И стаи облаков, и дымчатая даль,
Из них, о сердце, ты, тревожное, больное,—
От них твоя любовь, от них твоя печаль.
<1904>

463. «Скажи мне, отчего теперь, когда кругом…»

Скажи мне, отчего теперь, когда кругом
Всё дышит и живет любовью и весною,
Мне кажется, что ты мечтаешь о другом,
Что мысль твоя не здесь, что сердце не со мною?
Ужели и тебя влекут твои мечты,
Как и меня когда-то увлекали,
Туда, в незримый мир нездешней красоты,
Божественной любви, божественной печали?
О, если правда всё, несчастны мы вдвойне:
Когда-нибудь и ты, в тревоге пробужденья,
Узнаешь, отчего мучительно во мне
Тоскуют, трепеща, безумные сомненья.
Ведь и моя душа избранницу звала,
И новых снов, и образов искала,
Но мстительная жизнь тихонько подошла —
И всё поникло вдруг, и всё пред нею пало!..
Пускай принадлежит земле наш краткий час:
Кто жизнью и мечтой жестоко не обманут?
Учись не верить им: для мира и для нас
Божественной любви мгновенья не настанут!
<1904>

464. На мотив Чайковского («Усни!.. Пускай в душе томленье и печали…»)

Усни!.. Пускай в душе томленье и печали
         Замрут, как свет зари!..
О муза, в эту ночь не мучь, не говори,
         Что наши песни отзвучали!
Для звуков смерти нет… Гляди: растут они,
         И всё, что на земле пропето,—
Услышано теперь в чудесном царстве света!
         Да будет тих твой сон! До ясного рассвета
                                                                                  Усни!..
<1904>

465. «Еще земля была засыпана снегами…»

Еще земля была засыпана снегами
И иней на ветвях серебряных лежал,
И в колеях дорог, сверкая под ногами,
Синеющий ледок кололся и дрожал;
Еще был полон лес узорчатых иголок,
Блиставших на заре, как зарево — огнем;
Еще голодный волк из леса на проселок
Отважно выходил искать добычу днем;
Еще по вечерам мохнатые метели,
Равниной снеговой свободно проносясь,
Вздымались к небесам, грозили и гудели,
И падали опять, умолкнув и смирясь;
Но вот на тех ветвях, где иней серебрился,
Каких-то пестрых птиц вдруг очутился стан.
И как он зашумел! И как он завозился!
«Встречай-ка, мать зима, гостей из теплых стран!
Мы не боимся бурь холодных и печальных;
Пускай не много нас — зато мы не одни:
За нами — блеск небес, сиянье зорь кристальных
И радостной весны ликующие дни».
<1904>