Вопрос о том, каким гвоздем пробивать отверстие, решался всем взводом. Старым раздатчикам, у которых уже нос покраснел от профессиональной привычки, отверстие в мерке пробивалось более толстым гвоздем, а молодым — гвоздем потоньше. Пусть еще постарается.
Вот и на этот раз вино тонкой струйкой стекало в ведро. В бараке стоял винный дух. И вдруг влетел Виктор Дмитриевский. Весь сияя радостью, он крикнул:
— Перемирие, братцы! Перемирие заключено!
И тут же пояснил, что радио передает это от имени верховного главнокомандующего союзными войсками маршала Фоша. Германия приняла все предъявленные ей союзным командованием условия. Верховный главнокомандующий приказывает прекратить с 11 часов 11 ноября все боевые действия.
Всех ошеломило это радостное известие. «Перемирие заключено!» — повторялось на разных языках. Солдаты выбегали из барака, чтобы убедиться, радуются ли в других ротах, и — ликовали, ликовали!
Ванюша был буквально переполнен чувством великой радости. Его грудь высоко поднималась, а в виски стучало: вот и все, конец войне, уцелел, жив!
Наступил великий час солдатского счастья.
— Пе-ре-ми-рие!
В этот день все радовались: солдаты обнимали друг друга, старики и дети, женщины и девушки целовали солдат и радостно улыбались, утирая мокрые от счастливых слез лица.
— Война кончилась!
По всей округе, по всем деревням идет стрельба светящимися трассирующими пулями, к небу взлетают ракеты всех цветов. Кто-то уже смастерил фейерверки и ими озаряется город Нанси. Артиллеристы даже из пушек салютуют, высоко подняв жерла своих орудий.
Да можно ли не радоваться такому счастью!
У господ офицеров радость еще больше, они почти все направились в город Нанси: там кафе, кабаре-шантаны, концерты, музыка. Там сегодня вино и шампанское будет литься рекой.
Радость не имеет границ.
Несутся возгласы:
— Франция победила!
Измученная, исстрадавшаяся Франция, землю которой топтал бош, победила! Французы, ликуйте!
— Вив ля Франс!
— Да здравствуют солдаты!
— Вечная слава погибшим в боях сынам Франции!
Франция ликует.
Глава пятая
Марокканская дивизия готовится к вступлению в Эльзас-Лотарингию, а пока принимает оружие и боеприпасы от только что капитулировавшего противника. Под контролем представителей французского командования немцы свозят в одно место и выстраивают длинными рядами орудия всех калибров, поодаль растут штабеля снарядов. Собирается и складывается стрелковое оружие — пулеметы, винтовки, пистолеты, гранаты и прочее. Эту печальную для них работу немцы выполняют медленно, понурив головы и отворачиваясь от веселых французов.
А Марокканская дивизия отдыхает и празднует победу. Солдатам выдали лучшее обмундирование, они чистятся, приводят себя в порядок. Как же иначе: победители должны выглядеть победителями! Капитан Мачек стал как-то стройнее и элегантнее. Он ходит по роте беззаботной походкой, поигрывая стеком, и беседует с пулеметчиками. А они тоже веселы, подтянулись, расправили грудь, ходят гоголями. Даже лошади и мулы будто поняли, что война окончилась, смотрят бодро, головы держат высоко. Их хорошо почистили, смазали слегка сбрую, вымыли двуколки и протерли их масляными тряпками и ветошью. Все выглядит по-праздничному, по-парадному. И действительно, скоро будет парад и дивизия двинется победным маршем в Лотарингию.
У солдат угасла вся ненависть к бошам, которых даже перестали называть бошами, теперь только и слышно: немец, немка... Солдатское сердце — доброе сердце. Солдаты не помнят зла к вчерашнему врагу. Тем более нежны они к освобожденным братьям и сестрам из Эльзас-Лотарингии, которые сорок восемь лет назад были оторваны от Франции и, живя под господством немцев, где-то в глубине души все же сохранили верность своей родине.
И вот наступил день 17 ноября. Рано утром головные колонны 1-й Марокканской дивизии перешли ручей Лутр-Нуар под Монсель и Безанж и вступили на освобожденную землю.
Да, это великий день! Радость французов неописуема. Они падают на колени, целуют землю, берут ее в пригоршни и прижимают к своей груди... И все это на глазах немецких солдат, оставленных для передачи вооружения, — немцы отворачиваются и скрипят зубами.
Правда, пришельцы из дальних мест — легионеры, алжирские стрелки, мальгаши с далекого острова Мадагаскар — не столь бурно проявляют радость победы, ведут себя сдержанно. Они довольны одним — тем, что над их головами не слышно свиста и шипения пуль, не рвутся снаряды...
А дивизия гордо шествует вперед. Вот стоит на дороге триумфальная арка, которую на скорую руку сколотили местные жители. Арка увешана зелеными гирляндами хвои, а за ней толпы людей из близлежащих городов и деревень. Они бросаются навстречу своим освободителям.
Еще издали солдаты видят островерхие крыши города Шато-Сален и среди них — колокольню церкви. Звонят все колокола! Стройными колоннами движутся в своих пестрых нарядах, в белых бурнусах, с расцвеченным боевым штандартом кавалеристы-сипаи.
Проходят зуавы, алжирские стрелки — каждый только что надел на плечо красный аксельбант. Знамена украшены орденом Почетного Легиона на ярко-красной ленте за боевые отличия. А вот появляются и легионеры. На их знамени много орденов, они украшены двойным красным аксельбантом.
А густой колокольный звон разносится окрест торжественным благовестом.
Все здания города украшены флагами, знаменами, вывешенными на балконах коврами. Везде цветы. Толпы жителей в национальных костюмах приветствуют проходящих солдат, осыпают цветными французскими флажками, нарезанными из национальной ленты. А старики, надев свои праздничные костюмы, украшенные французскими медалями, шагают вместе с солдатами.
В центре, на площади перед ратушей, — столы, уставленные яствами. Из всех погребов сюда выкатили бочки с вином. Появляются все новые и новые корзины с шампанским, все новые угощения. Со всех концов площади несутся песни, гремит «Марсельеза»...
И так на всем пути Марокканской дивизии. Шеи черных мальгашей обвивали лебединые руки девушек Лотарингии, на головы солдат падали и падали цветы, рекой лилось вино, звенели песни на ставшем свободным французском языке, раздавался вокруг гул радости.
Пулеметная рота капитана Мачека тоже принимала поздравления освобожденных французов, поцелуи женщин и девушек, истосковавшихся по мужским крепким объятиям... Правда, все это шло как-то мимо сознания пулеметчиков, они далеко не так гордо, как истинные французы, а больше машинально отвечали на приветствия. У каждого была своя дума: «Жив остался, может, скоро в родные места попаду». И светилась на лице простая человеческая радость...
Гринько шагает на правом фланге своего взвода, и на его лице также радость. Он думает: «Вот, если бы так встречали нас в России!» На минуту отрываясь от своих мыслей, поднимает руку, отвечая на приветствия. В душе Ванюша совсем юнец, хотя в день перемирия ему исполнилось двадцать лет. Он очень любит детей. Вот и сейчас берет их на руки, целует, угощает конфетами и шоколадом и в свою очередь принимает из детских рук цветы, зеленые веточки, флажки... Он вспоминает свою мать: где она, что с ней? Наверное, издеваются над ней немцы, завоевавшие Украину. И Ванюша наполняется ненавистью к этим угрюмым людям в круглых, кургузых бескозырках. Это — немцы, удрученно стоящие по сторонам дороги у сложенных в кучи пулеметов и винтовок.
Рядом шагает Виктор Дмитриевский и тоже думает свою думу. Но он старше Ванюши, и думки у него, вероятно, иные.
Что на душе у Карла Шмютке, трудно сказать. Он не испытывает всеобщего восторга, очевидно, ему не нравится эта сумасшедшая радость, ликование освобожденных и освободителей, хотя Карл Шмютке, пусть номинально, и сам принадлежит к числу последних. Изредка он отпускает крепкие немецкие солдатские ругательства, и ему становится легче. Что его ждет впереди? Он не знает этого. Его контракт службы в иностранном легионе заканчивается 1 января 1919 года. Раньше, обычно к концу контракта, все начальники так придирались, что обязательно доводили легионера до дилеммы: или опять подписывай контракт на пять лет службы, или будешь отдан под военный суд, который упечет тебя в тюрьму на пять лет. А там... В общем, было трудно, почти невозможно вырваться из иностранного легиона. Но теперь кому какое дело до легионеров! Радость победы отвлекла начальство от служебных придирок...