А революция нуждается в защите. И вот 15 января 1918 года под председательством Ленина собирается Совет Народных Комиссаров. Он принимает декрет «О Рабоче-Крестьянской Красной Армии» на добровольных началах...

Прошли выборы в Учредительное собрание по спискам, составленным еще до Октября. И конечно, большинство получили буржуазно-помещичьи партии вкупе с эсерами и меньшевиками. Когда Учредительное собрание начало работу, ВЦИК предложил ему принять выработанную накануне Лениным «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Куда там! Учредительное собрание не только отказалось утвердить Декларацию, но не стало даже обсуждать ее, заявив, что оно не признает Советского правительства.

Ничего не оставалось Всероссийскому Центральному Исполнительному Комитету, как распустить «учредилку», что и было сделано 6 января 1918 года. Поднялся во весь свой богатырский рост революционный матрос и скомандовал: «Разойдись!» Слово это великим эхом прозвучало по всей России, и Гремело, подхватываемое народом, тысячеустое, многоязыкое, неумолимое: «Разойдись!», «Разойдись!».

И Учредительное собрание было распущено.

Международная и внутренняя контрреволюция от злобы озверела, взялась за оружие и вступила в борьбу с Советской властью. Да и как ей не бороться: все банки бывшей Российской империи были национализированы, внешние долги России аннулированы... Это перевернуло все нутро у международных банкиров, особенно французских.

То место в «Юманите», где говорилось об аннулировании Советским правительством долгов царской России, дядя Жак подчеркнул красным карандашом, а цифру — 16 миллиардов рублей золотом, которая выражала сумму долгов, — даже двумя линиями.

— Вуаля, се прэнсипаль, вот это главное, — сказал он твердым голосом. — Э анкор — контроль дезувриер.

— Вот-вот — рабочий контроль, оно так-то вернее, — подхватили раненые.

Тут же Ванюша прочитал заметку о национализации крупной капиталистической промышленности в России, о том, что для управления народным хозяйством и восстановления разрушенного войной хозяйства страны создан Высший Совет Народного Хозяйства. Это известие тоже было одобрительно встречено куртинцами.

— Здорово, братцы!

— Еще бы! Буржуев и фабрикантов — под зад коленом. Сами управимся!

Одно известие, как ножом, полоснуло по Ванюшиному сердцу. В начале декабря 1917 года Советскому правительству удалось заключить перемирие с Германией, представлявшей всех своих союзников, но мирные переговоры в Брест-Литовске показали, что России придется подписать с Германией грабительский и унизительный мир. Немцы требуют себе Украину... «Нет, Украину немцам не дадим!» — и эта мысль, как молния, пронзила все существо Ванюши. Не дадим — твердила каждая жилка, не дадим — твердил лихорадочно работавший мозг.

Ванюша не представлял себе существования Украины отдельно, независимо от России, самостийники были противны ему, больше того, он их ненавидел. Жить только вместе, вместе с Россией — было его искренним желанием. Пусть великороссы называют украинцев малороссами, пусть украинский язык запрещен на Украине, и «Кобзаря» тетя Наташа давала читать с предупреждением никому не показывать и никому не говорить об этом, — все равно Ванюша не мыслил себе, как может существовать Украина без России или Россия без Украины. Нет, они — две родные сестры и будут по-родному, дружно жить в одной крепкой, неразлучной семье. Только вместе, навеки вместе. И это чувство толкало его на действия: он готов был драться за свою родную Украину, за свою родную Русь.

А ведь так думают и большевики, и Ленин. Ванюша знал из газет, что большевики Украины при выборах в Советы получили большинство в Горловском, Краматорском, Макеевском Советах. Вслед за ними большевистскую резолюцию принял Киевский Совет. На выборах в Луганский Совет большевики получили абсолютное большинство, а в Харькове — в четыре раза больше мест, чем имели до выборов. Этот сдвиг в сторону большевиков произошел еще до Великой Октябрьской революции. Даже крестьянская беднота двинулась против помещиков, особенно в Киевской, Каменец-Подольской и Волынской губерниях. Рабочий класс и беднейшее крестьянство Украины восторженно встретили Октябрьскую социалистическую революцию.

Но пока рабочие и революционные солдаты боролись с войсками Временного правительства, буржуазно-националистическая Центральная рада укрепила свою власть, захватила правительственные учреждения, телеграф, телефон и стала на путь открытой контрреволюции. Пришлось рабочим и солдатам драться за восстановление Советской власти на Украине. Трудно было одолеть буржуазно-националистическую нечисть, и только с подходом Красной Армии удалось изгнать Центральную раду, создать наконец свое национальное Украинское советское государство в тесном единстве с Россией.

Не хотелось Ванюше выписываться из госпиталя, тем более одному. Хольнов еще оставался — у него лечение шло медленно, сказывалось штыковое ранение, при котором в организм заносится больше инфекции, чем при пулевой ране. Но ничего не поделаешь, пришлось примириться. И вот Ванюша уже на пути в лагерь Курно...

Одно название лагеря вызывало в душе Ванюши чувство протеста, и он успокаивал себя лишь тем, что обстановка в Курно теперь резко отличается от той, которая была накануне Октябрьской социалистической революции; тогда еще власть офицерства сохранялась и куртинцы жестоко преследовались. Теперь в лагере было вообще мало русских солдат. Многих отправили на работы во Францию, большой отряд — в Северную Африку на принудительные работы, а небольшая группа — человек около двухсот — послужила ядром для создания русского легиона, который был также куда-то отправлен на формирование. В Курно находились в основном солдаты, прибывшие из госпиталей и составившие нечто вроде выздоравливающей команды, были и случайные люди. У всех было одно желание — подольше задержаться в лагере, остаться в стороне от всего, что затевали французские военные власти и представители Временного правительства...

Но удавалось это не всем. Несмотря на то что юрисдикция над русскими солдатами во Франции принадлежала французским властям, русская следственная комиссия, возглавляемая полковником Ивановым, продолжала дела по преследованию наиболее активных куртинцев, к которым принадлежали и бывшие члены ротных комитетов... Эхо карательных залпов по Ля-Куртину еще не улеглось.

Не успел Иван Гринько освоиться с жизнью в лагере, как и его вызвали в следственную комиссию. Разговор был не из приятных. А через несколько дней Ванюша был арестован и в предварительном порядке посажен на гауптвахту как подследственный.

Дело для Ванюши оборачивалось плохо. Нужно было искать какой-то выход. Прослышав, что в лагерном лазарете работает русский врач, очень хорошо относящийся к куртинцам и многим из них помогший уйти от преследования ивановской комиссии, Ванюша решил во что бы то ни стало попасть в лазарет.

Помог случай.

Ванюша вместе с другими арестованными каждый день выходил на работы. В основном занимались уборкой лагеря, иногда разгружали вагоны, прибывавшие в лагерь то с углем, то с дровами, то с продовольствием и фуражом. Попал как-то Ванюша на разгрузку прессованного сена и решил «испытать» силу своей перебитой руки. На то, чтобы как-то разбередить рану на груди, рассчитывать не приходилось — и грудь, и пробитое пулей легкое хорошо заросли и действовали, как здоровые. А вот рука — другое дело, ее можно «испытать». Схватив огромный тюк сена, Ванюша поднатужился и поднял его рывком. И конечно, тут же присел от сильной боли в перебитой руке. В голове помутилось. Ванюша чуть не потерял сознание...

От работы его освободили, и вот он в сопровождении конвоиру шествует в лагерный лазарет. О, счастье: его осматривает врач Мамашин, как раз тот, о котором ходили добрые слухи. Он долго прощупывал руку, так, что Ванюша ерзал на табуретке, а потом сказал:

— Рука у вас, молодой человек, повреждена. Правда, кость как будто цела, но посмотрим, что покажет рентген.