-Как думаешь, мы могли бы попытаться, начать всё сначала? Кто знает, может сейчас всё будет иначе. – Она смотрела на него, ожидая ответа, и уже решила про себя, что если он ответит отрицательно, она встанет и уйдёт. И никогда больше не заговорит с ним.

До него её слова дошли далеко не сразу. А когда он понял, что она только что сказала, то почувствовал, как земля уходит из под ног. Проклятая рука! Опять двадцать пять!!!

-Я…, я не ослышался? – Проблеял парень.

-Не-а… - Хитро улыбаясь, ответила она, и прежде чем он оклемался, коснулась губами его щеки. – Беги за пивом Ромео. Думаю, стоит это отметить. Прямо здесь!

Шагая к магазину ”Ромео” шатался как пьяный. Да ещё эта рука! Чёрт бы её побрал!

Он был счастлив. Сколько раз он видел сны, где она говорила ему, то, что сказала сейчас. Сколько раз он просыпался в слезах и проклинал всё на свете из-за того, что не мог остаться в том сне навсегда. И вот это случилось. Для верности, а вдруг всё-таки сон - он врезал себе в челюсть. Челюсть от такого хамского обращения, чуть было не переместилась в район плеча. За то рука больше не тряслась. Он не проснулся – это был не сон.

На обратном пути к дворику, где его ждала Наташа, он не шёл: он практически летел. Сейчас он уже не походил на самого себя. Парень сверкал как начищенный до зеркального блеска самовар. В глазах его жил огонь, широкая улыбка излучала счастье. И он действительно был счастлив: сбывались его самые сокровенные мечты.

Теперь он хотел жить, да в тот момент жизнь била в нём фонтаном! Старые мечты, позабытые желания – всё вернулось к нему. Сотни планов в мгновения возводились в его воображении и тут же рушились, сменяясь новыми – ещё более грандиозными.

Он жил, вдыхая аромат жизни полной грудью…

Во дворе было что-то не так: голоса.

Чуя недоброе, он прибавил шагу. С замирающим сердцем он стал свидетелем мерзкой картины.

Откуда здесь, да ещё в такое время взялись два в ноль пьяных дегенерата, теория вероятности бессильно разводит руками. Но факт остаётся фактом.

Два парня, среднего роста и веса, нагло приставили к его любимой, вновь обретённой спустя год боли, адской боли. Она грубо отшивала их, но безрезультатно. Да разве им это было важно? Парни находились в той стадии опьянения, в которой подобные мелочи жизни, уже не играли абсолютно ни какой роли. Один из них схватил девушку за волосы и впился слюнявыми расхлябанными выростами на рыле (по всей видимости, заменяющие ему, за не имением лучшего, столь важный предмет человеческой анатомии, который мы так любим надувать и складывать трубочкой), в её прекрасные алые губы.

Это было сделано весьма опрометчиво.

Рука больше не изъявляла желания трястись. Бросив пакет с покупками на землю, он шёл к ним. В глазах больше не было той радости, что всего минуту назад. Огонь ярости пылал в них. В тот миг он соображал не многим больше чем древние наши предки, защищающие своих самок от саблезубых тигров и соплеменников. Злая усмешка кривила губы.

Прежде чем на него обратили внимание, крепкий кулак опрокинул одного на землю. Второй, вовремя отскочив в сторону, разразился матерной руганью.

-Ну, падла! – Взвыл он, бросаясь на не весть, откуда взявшегося защитника.

А зря, кстати. Весь прошедший год он находил спасение от боли терзавшей душу и сердце, в том, что всячески измывался над собственным телом. Теперь, выражаясь метафорически ”им можно было забивать гвозди”.

Сильнейшая серия ударов, и булькая наполнившей рот кровью, агрессор рухнул как подкошенный…

В своей ярости он поступил глупо: он забыл о том, что упал первым.

Когда на плечо легла рука, он резко развернулся на месте и взялся за избиение первого из двоих кто посягнул на его любовь. Он почувствовал удар в грудь и разлившуюся внутри боль, но не придал этому значения.

-Вон! – Прорычал он, когда оба смотрели на него с земли, сплёвывая кровь.

-Бля, стоит. – Раскрыв глаза шире, чем это казалось бы возможно, произнёс один из них. – Валим, отсюда, братан.

Когда оба урода исчезли, он вдруг ощутил нарастающую слабость во всём теле.

-Странно… - Прошептал парень, с трудом устраиваясь на скамейку. – Что со мной?

Наташа не двигалась с места. Полный ужаса взгляд был прикован к его груди.

-Что со мной? – Повторил он, но странно – собственный голос он слышал будто издалека, приглушённый расстоянием. – Руки не могу поднять… Наташа, Наташенька…

Кое-как заставив руку двигаться, он коснулся пальцами её щеки.

-Не чувствую, как будто вата. Что со мной, малыш? – Теперь уже почти не слыша самого себя, произнёс он.

Его взгляд переместился с такого милого лица, туда, куда смотрела она:

-Ах, вот оно что… - Прошептал он и рассмеялся…

Точнее попытался: захлебнувшись смехом, он скривился от боли. С уголка губ парня потекла струйка крови…, а из его груди торчала рукоять ножа.

-Серёжа… - Очнулась Наташа от ступора. – Не шевелись только. Хорошо? Я сейчас.

Она хотела встать. В душе её всё смешалось: боль, ужас, казалось бы, навечно умершее чувство любви. Рука его сжала её ладонь.

-Стой, малыш, не уходи. – Печальный взгляд внимательно изучал дорогое лицо.

-Но, надо вызвать скорую. – Сдерживая слёзы, сказала она.

-Я…, - не слушая её, говорил он, - я люблю тебя, малыш… Моя Наташа…

Рука соскользнула вниз. Печаль навсегда застыла в его взгляде. Он больше не дышал.

Вскочив на ноги, Наташа бросилась вызывать скорую…

Но через секунду, на негнущихся ногах, она вернулась к нему.

-Серёжа? – Позвала она. – Нет, Сережа, нет…

Упав на скамейку, рядом с ним, она смотрела в открытые глаза человека, умершего с её именем на устах. Только теперь до неё дошло, что он мёртв и уже ни когда не откликнется, ни на чей зов. Он уже не принадлежал миру живых…

Боль и тоска наполнили её. Плача навзрыд она осыпала поцелуями его лицо. Теряя рассудок, она звала его. Только сейчас она поняла, как сильно любил он, и старая любовь к нему возродилась в её душе, обретя некогда утраченную силу.

Она по-прежнему любила его, хотя и похоронила свою любовь глубоко в душе на целый год.

-Серёжа, встань, ну пожалуйста встань, нет, ты не можешь, не сейчас, не уходи Серёжа, прошу тебя… Не-е-е-ет…

Она плакала и звала его, а он уже не мог слышать её голоса… Голоса, который он так любил слушать…

Город жил своей жизнью. На его улицы пришла весна, и теперь город наслаждался ею. Да, тёплая хорошая весна была в тот год.

Ласковый ветер качал зеленеющие кроны деревьев, трепал молодые ярко-зелёные листочки. Громко чирикая, маленькие птички перелетали с ветки на ветку, взлетали вверх, устраивая высоко в небе свои причудливые игры. Нежно ласкало солнышко землю внизу и белые барашки облаков, но им было всё равно.

Высоко в небе, облака безмолвно плыли, над этой проклятой землёй…

3 марта 2005 года. “Все события и лица вымышлены,

Книга Судеб любые совпадения с реальными ,

Судьба Третья. людьми и событиями случайны.”

(Грошев Н. Г.)

Ужасный звук.

В доме царил густой полумрак. И тишина. Но тишина эта была не полной. Время от времени её разрывал приглушённый звук. Очень странный звук…

Маленький Дима осторожно открыл глаза. Что-то разбудило его. Но что? И вот это повторилось снова: ужасный звук разорвал утреннюю тишину. Дима весь сжался от страха. Казалось, этот звук проникал во всё вокруг, обволакивал какой-то непроницаемой пеленой. И вновь он! Ужасный звук. По дому ритмично разносилось Вжих-Вжих, пауза и снова Вжих-Вжих… Дима дрожал – он боялся. Ему было всего четыре годика, и он много чего боялся в своей недолгой жизни. Но ЭТО, не шло ни в какое сравнение со всем остальным.

Дима осторожно выглянул из под одеяла: кто же так страшно Вжихает? Прикрываясь одеялом, как рыцарь щитом, он оглядел свою комнату, каждую секунду, ожидая увидеть какое-нибудь страшное чудовище. Такой звук был ему незнаком, и кто знает, какой страшный монстр мог его издавать? Живое детское воображение рисовало множество картин, размытых и нереальных, но очень страшных. Впрочем, совершенно зря – в комнате кроме него совсем никого не было. Ужасный звук доносился откуда-то из глубины дома. Он был действительно ужасен: монотонный режущий по нервам, то нарастающий, то вдруг стихающий до едва слышимого шепота, а то и вовсе ненадолго исчезая. Мальчик снова накрылся одеялом с ног до головы. Куда там: ужасный звук проникал сквозь ткань одеяла, будто его и не было вовсе. Кроме того, так было ещё страшнее.