Лозунгом фашизации по сути являются довольно широко известные строки: «Господа! Если к правде святой / Мир дороги найти не сумеет, / Честь безумцу, который навеет / Человечеству сон золотой!»[30]. Поскольку в Правду Святую зачинатели фашистских проектов вывести человечество не стремятся, преследуя прямо противоположную цель, то выделенные нами жирным слова - отговорка, назначение которой - оправдать и облагородить выделенное курсивом продолжение: искусственно навеянный безумный сон “золотой” Человечества под властью неправедности - это и есть фашизм, который должен быть красиво подан и предстать благородным в глазах всех ему подвластных.

Заключительный эпизод в повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» - выражение жажды нового акта фашизации сталкером Шухартом - достаточно благонамеренным «маленьким человеком», не состоявшимся в качестве человека настоящего за десятилетия жизни под властью фашистского по сути режима, как можно понять из общего контекста повести. Он обращает молитву к таинственному шару, оставленному пришельцами, который, как верили персонажи повести, исполнял желания:

«Он (Шухарт - наше пояснение при цитировании) только твердил про себя с отчаянием, как молитву: “Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть всё, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, - ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!… Будь оно всё проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его [31] слов: “СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!”».

И если соотнести одно с другим, то мечте Шухарта и принесённого им в жертву Артура, в общем-то отвечают вероучения иудаизма и христианства во всех их ветвях, включая правослание: вот когда придёт Мессия-Спаситель, то он и установит режим, в котором будет счастье для всех, правда с оговоркой - кто истинно верует и будет оправдан в судный день. Расхождения обеих конфессий и их представителей во мнениях о личности Мессии-Спасителя и будет ли его пришествие первым либо вторым, - по отношению к этой идее-ловушке не существенно.

Однако это принципиально противоречит Христову, одинаково отвергнутому и исторически реальным иудаизмом, и исторически реальным христианством: «Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него» (Лука, 16:16) - т.е. «счастье для всех» может быть содеяно только соборными усилиями этих «всех» в отношении самих себя. А сталкер возжелал обрести счастье, не желая приложить каких бы то ни было усилий к тому, чтобы преобразить себя из человекообразного животного (его собственное признание) в человека состоявшегося… И с ним солидарны многие миллионы тех, кто никогда не читал «Пикник на обочине» и имеет весьма смутное представление о вероучениях иудаизма и христианства. А потому РПЦ может быть одним из орудий фашизации общества.

2.4. Марионеточная тирания юристов против диктатуры совести

Поскольку вопрос о фашизации общества и воспрепятствования его фашизации это, прежде всего прочего, - вопрос о проявлениях совести [32] в жизни, то реализация трёх названных выше аспектов фашизации требует прежде всего прочего - замещения в жизни общества ДИКТАТУРЫ СОВЕСТИ“ДИКТАТУРОЙ ЗАКОНА”.

В большинстве исторически сложившихся культур, включая и официальную социологическую науку постсоветской Россионии, нет внятных представлений о взаимосвязях совести и греха - с одной стороны, и с другой стороны - закона и преступления. Собственно это обстоятельство и является мировоззренческой основой, позволяющей проводить в жизнь достаточно успешно политику вытеснения ДИКТАТУРЫ СОВЕСТИ диктатурой закона”.

Если с позиций достаточно общей теории управления войти в рассмотрение структуры писаного законодательства достаточно высокоцивилизованных обществ, то выясняется: всякое законодательство создаётся под определённую концепцию организации жизни общества, порождаемую носителями концептуальной власти, вследствие чего в законодательстве таких обществ можно выявить четыре составляющих:

· обеспечение управления в стандартных ситуациях по господствующей над обществом концепции;

· разрешение конфликтов частных управлений в пределах господствующей концепции;

· защита управления по господствующей концепции от проявлений в этом обществе концепций, не совместимых с господствующей;

· «юридические шумы» - управленчески бессмысленные законы, которые в зависимости от обстоятельств могут быть как полезными, так и вредными для общества, а большей частью служат для прокорма юристов на основе принципа «закон - что дышло [33]: куда повернул - туда и вышло».

Совесть - врождённое религиозное чувство (т.е. чувство взаимосвязи души индивида с Богом), замкнутое на бессознательные уровни психики личности. Функциональное назначение совести в психике личности - в диалоге сознания и безсознательных уровней психики упреждающе уведомить индивида, что те или иные его намерения и проистекающая из них деятельность (в том числе и соглашательство с определёнными мнениями и деятельностью других людей) - греховны. Стыд уведомляет о том же, что и совесть, но уже после свершения индивидом дурных поступков, т.е. после того, как он проигнорировал предостережение совести, либо после того, как добился того, чтобы «совесть спала?» и не мешала ему «жить». Совесть и стыд это - два средства, которые позволяют индивиду стать человеком. Если их подавить - получается человекообразная нелюдь, не способная стать человеком до тех пор, пока стыд и совесть не пробудятся вновь.

Голоса совести и стыда - «внутренние голоса» психики. От прочих «внутренних голосов» психики - в силу специфики доводимой ими до сознания информации и её Источника - они легко отличимы тем, что не окрашены самодовольством, а так же - и озлобленностью на себя и других, хотя сообщаемое ими достаточно часто неприятно для самолюбия индивида.

С точки зрения личности, чья нравственность не отягощена серьёзными пороками, закон обязан выражать праведность [34]. И если идти от совести ко всем аспектам жизни общества и личности, то никаких противоречий между диктатурой совести и диктатурой закона быть не может, поскольку в этом случае: во-первых, в законодательстве выражается текущее понимание в обществе историко-политической справедливости по совести и, во-вторых, принцип «что не запрещено законом, разрешено» все такого рода ситуации передаёт под высшую «юрисдикцию» совести [35], а «юридические шумы» устраняются по их выявлении, поскольку представляют собой реальную помеху управлению.

Хотя то, что будет сказано далее, - пустые слова для всех тех, кто забыл, что такое их собственные стыд и совесть, но реально диктатура совести строже, чем диктатура закона, поскольку в ряде случаев обязывает к тому, к чему закон не обязывает; а кроме того в случае, если закон направлен против справедливости, то диктатура совести обязывает не только преступить через закон, но и принять меры к устранению неправедного закона и выражающей его правоприменительной практики [36]

Но если люди в некотором культурно своеобразном обществе в их большинстве (и в особенности представители сферы управления) давно забыли о том, как проявляются стыд и совесть в их собственной психике, то принцип “диктатуры закона” при следовании ему в правоприменительной практике вырождается в марионеточную[37] тиранию корпорации профессиональных юристов.

Её представители, следуя внутрикорпоративной этике и соблюдая внутреннюю дисциплину иерархи корпорации, - без совести и стыда реализуют принцип «закон - что дышло: куда повернул - туда и вышло»; а в силу оторванности от остального общества и противопоставления корпорации ему - её представители в правоприменительной практике не только игнорируют принцип «что не запрещено законом, то разрешено», но, - злоупотребляя социальным и профессиональным монопольным статусом, - прямо игнорируют однозначно понимаемые законы (включая и конституции государств) и принцип презумпции невиновности, обязывающий истолковывать любые недоказанности, сомнения и неоднозначности в законе в пользу обвиняемого [38]. Поэтому слова «диктатура закона» в постсоветской Россионии в устах одних политиков и журналистов - шизофренический бред, а в устах других - «пиар», назначение которого - придать благообразный вид вполне реальной тирании марионеточной корпорации юристов без стыда и совести.