— То есть Вы хотите сказать, что Володя был бы более счастливым, если бы его читали, или слушали три тысячи человек, а не миллионы? Если бы не оказал столь могучего влияния на жизнь такого ко личества людей? Если бы не был властителем дум?

— Да, именно это я хочу сказать. Я иногда думаю, что лучше не было бы у Владимира Семёновича этой славы и статуса "народного" поэта. Был бы он лучше поэтом для элиты, читали бы его несколько тысяч человек. Избранные. Тонкие, понимающие люди. Не "чернь". Конечно, такие авторы пишут для очень узкого круга лиц. Их мало кто понимает вокруг и мало кто читает… Но я всё чаще ловлю себя на мысли, что это очень здорово (и это не беда, не изъян, а самая настоящая привилегия) — писать для столь узкого круга. Какое же это счастье писать только для тех, которые по-настоящему заинтересованы тем, о чём ты пишешь, которые понимают тебя с полуслова. А не забавлять публику — людей, говорящих тебе: "Ну, давайте, давайте, веселите нас…"

— Я думаю, что такие рассуждения — палка о двух концах. Конечно, когда перед тобой такой зритель, который, к тому же, словно командует тобой, ожидая от тебя придурковатых гримас, а то и вовсе достаёт из кармана мобильник и принимается болтать с кем-нибудь, не обращая внимания на то, что ты делаешь на сцене, волей-неволей почувствуешь себя, как пнутая ногой собака. Или как проститутка. В конце концов, он заплатил за билет…

— Именно, именно! Совершенно правильно Юрий Петрович Любимов заметил, что артист совсем, как продажная женщина. Даже хуже, ибо она продает тело, а он душу… Простите, я Вас перебила.

Вы считаете, что при виде такого дурачка, разговаривающего во время спектакля по сотовому телефону, лучше всего было бы швырнуть в него камень?

— Упаси Господи! Я противник насилия. Но можно было бы поступить так, как Крыстына Янда (Krystyna Jolanta Janda /род. в 1952 г./ — знаменитая польская актриса театра и кино, театральный режиссёр, писательница, певица, директор Театра Полония /Teatr Polonia/ в Варшаве, на сцене которого был поставлен, в частности, спектакль памяти Владимира Высоцкого "Райские яблоки" — прим. авт.). Пани Крыстына играла в спектакле, а во втором ряду сидел зритель, которому то и дело кто-то звонил по мобильному телефону. И слышно было, как он отвечает: "Что? Я сейчас в театре. Да в театре я. В театре! В зрительном зале. Янда играет. Как спектакль? Так себе". И так далее в том же духе. Пани Крыстына это всё терпела, а потом, когда по сценарию ей нужно было выйти за кулисы, вернулась на сцену с мобильником. Он вдруг зазвонил у неё в кармане, и Пани Крыстына, прервав сценическое действие стала громко отвечать позвонившему ей лицу: "Что? Я сейчас в театре. Да в театре я. В театре! На сцене. В спектакле играю. Как идёт спектакль? Так себе, потому что какой-то идиот во втором ряду всё время болтает по мобильнику и не даёт мне работать". Сказав это, Пани Крыстына выключила мобильник и как ни в чём не бывало продолжила игру.

— Да, наверно, это была блестящая импровизация Крыси. Но вряд ли ей удалось перевоспитать того самого идиота… Возвращаясь к нашей теме, я хочу Вам сказать, что если бы Володя имел, как Вы выразились, привилегию быть поэтом и артистом для узкого круга ценителей искусства, вряд ли он был бы более счастливым. Ведь и в данном случае глубокое понимание его личности, его внутреннего мира, его произведений, могло бы быть всего лишь иллюзией. Не забывайте о том, что гении всегда опережают эпоху. А что это значит? Что их не понимают окружающие. Даже самые близкие люди. Не только обыватели, которые возмущаются, что же ему не снится, или, скажем, не пишется, отчего же он мается, если у него всё есть. И слава. И деньте. И дорогие машины. И красивая жена. И любовницы. И слушают его на концертах, затаив дыхание. И в театр ради него ломятся. Ну, всё-всё у него есть. А он вечно недоволен. Бог с ними, с обывателями. Но и близкие часто спрашивают: "Чего ты хочешь, почему ты убегаешь из дома, вечно гонишься непонятно за чем? Все вокруг пытаются создать тебе уют, ходят вокруг тебя на цыпочках. Всем ради тебя жертвуют, чтобы постоянно быть рядом с тобой, мчаться к тебе по первому зову… А ты этого не замечаешь. До чего же ты неблагодарен. Чего тебе ещё нужно? Почему ты не видишь всех этих усилий вокруг?" То есть и близкие не понимают, что он живёт в совершенно ином мире, на ином уровне. И он вынужден за это расплачиваться. И как бы все вокруг ни старались, он в любом случае будет одиноким. Не потому, что вокруг него поголовные ничтожества. А потому, что искусство это всегда одиночество и страдание. И если бы Володя писал для элиты, это вовсе не значит, что был бы более счастливым, и что эта элита понимала бы его по-настоящему. А обывателей, грубиянов, всяких там типов, которые хотели бы похлопать его по плечу, прикинуться его корешами и назвать его Володей, он умел поставить на место. Уж можете мне поверить, что Володя уме л за себя постоять. Может быть, как никто другой.

— Но в любом случае он был заложником собственной славы, даже его произведения, в силу своей популярности, начинали жить собственной жизнью после первого же исполнения. Ведь каждый понимал и понимает их по-своему. И далеко не всегда видит в них тот смысл, который вкладывал в них автор. Более того: в России, такая популярность чревата ещё и тем, что в стране, в которой все считают себя знатоками литературы (а Россия представляется мне именно такой страной) профаны любят еще "учить" поэта, как следует писать стихи.

— Ну, этому везде могут учить. Чем глупее человек, тем охотнее он даёт советы другим. Как у Чехова: "Умный любит учиться, а дурак — учить".

— Это верно. И всё же у нас писателям гораздо легче. Мы не претендуем на роль литературоведов. В массовом количестве на неё не претендуем. Мы все "разбираемся" только в политике, в медицине…

— И в футболе.

— Ну, да, может быть, ещё и в футболе. Во всяком случае всем представителям мужского пола кажется, что в нём разбираются. Иными словами, мы смело даем советы только политикам и врачам.

— И тренерам сборной по футболу.

— И тренерам сборной по футболу. Но нам бы и в голову не пришло давать советы оперной певице. Театральному режиссёру. Поэту. То есть, смотрите, как это парадоксально. В России, где любовь к литературе и тяга к искусству кажется более сильной и массовой, как раз проявляется неуважение к искусству. Мы же, в силу того, что в большинстве своём знатоками в этой области себя не считаем, относимся к нему с соответствующим пиететом. Мы боимся учить писателей, а уж тем более поэтов, как следует писать, чтобы самим при этом не опозориться. В России же даже почитатели таланта Владимира Высоцкого, даже люди, понимающие его величие, иногда пытались его учить, как следует сочинять стихи. И до сих пор, на эту тему делают замечания. Вы знаете, что на различных форумах в интернете российские поклонники Владимира Высоцкого то и дело пишут о допущенных им в поэтических текстах "ошибках"? При этом они проявляют полное незнание азов литературоведения. С ними даже невозможно спорить, потому что трудно опускаться на столь низкий уровень.

— А Вы и не спорьте. Ведь гении всегда притягивают таких людей. Они сами ничем не отличились, так хоть гения пытаются в чём-нибудь уличить, как-нибудь принизить. Не берите в голову.

— Да, но Вы знаете, порой это и грустно, и весело одновременно. Правда, как говорят в России, всё это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Есть такое знаменитое произведение Владимира Высоцкого "Спасите наши души"…

— Да, это гениальное произведение. Я слышал его из уст самого Володи. То есть присутствовал при исполнении. Оно производило невероятный эффект.

— Безусловно. В нём есть такие слова: "А если накроют, / Локаторы взвоют / О нашей беде".

— И что же?

— То, что когда я двадцатый или тридцатый раз читаю чье-нибудь замечание, дескать, локаторы не воют, воют сирены, мне самой хочется взвыть погромче этих самых сирен. Каким образом человек, который никогда в жизни не слышал о метонимии (которая, к тому же, бывает индивидуально-авторской), может рассуждать на эту тему?