Любовь — идентификация себя с другим, стремление к пониманию этого другого, сочувствие, сострадание, милосердие к нему.

Любовь как утверждение самоценности каждого человека, его права на достойную и необходимую ему свободу.

Любовь как неприятие насилия, жестокости, лжи в качестве средства совершенствования человека и человеческих отношений.

Андрей Дмитриевич Сахаров достойно и естественно представляет тех, чьим главным ведущим мотивом является любовь. Никто не устанавливал этого "представительства" — оно совершилось само собой. Праведник — не президент, не глава правительства, не генеральный секретарь, его не выбирают и не назначают. Светочем для людей он становится незаметно для самого себя.

Мне повезло: я лично знаю этого удивительного, светлого человека, и многие мои друзья лично знают его. Но светочем он является не только для нас, знающих его лично, но и для многих доброжелательных людей, знающих правду о нем. Для всех, кому известны его самоотверженные попытки помочь людям, кто слышал о его выступлениях в защиту одного, другого, пятого, сотого несправедливо преследуемого и гонимого. О его выступлениях в защиту групп, общностей людей, пытающихся реализовать свои гражданские и политические права (государством формально признаваемые) или добивающихся прекращения дискриминации (формально отрицаемой, но фактически существующей).

А.Д. Сахаров призывает (в том числе и руководителей советского государства) прекратить жестокое и унижающее человеческое достоинство обращение с заключенными; освободить (амнистировать) политзаключенных — узников совести (то есть людей, репрессированных исключительно за высказываемые ими — устно или письменно — взгляды и, следовательно, не совершивших никаких преступлений).

Академик Сахаров пишет статьи и книги — о стране и мире, об угрозах, нависших над человечеством, и о поисках выхода. И каждое слово в этих статьях и книгах проникнуто любовью к людям, к стране, к человечеству, к Миру. К Миру — в обоих смыслах.

За все это Андрей Дмитриевич был лишен многих социальных и материальных привилегий — но это его, разумеется, не остановило. Вот уже ряд лет он подвергается все усиливающимся преследованиям, слышит все громче раздающиеся в его адрес угрозы. Это его тоже не останавливает. Почти в полной изоляции он продолжает свой подвиг любви, самоотверженности, терпения…

(Замечу в скобках, что с некоторыми утверждениями Андрея Дмитриевича я не согласна, некоторые положения, для него несомненные, я сомнению подвергаю. Но это ничего не меняет в моей оценке его необыкновенной личности.) Я все больше убеждаюсь, что мне довелось встретить "положительно прекрасного человека".

Да, удивительный человек — и удивительна судьба его! Большой ученый, силой своего таланта создавший нечто, имеющее чрезвычайное значение (или кажущееся таковым) для государства, обеспечившее государственную мощь. Заслуги его были сразу же признаны и высоко оценены и властью, и миром науки. Его наука, которой он был поглощен и увлечен. Счастливый человек!

Счастливый? Но с какого-то момента он увидел мир за пределами своей науки. Мир проблем жизни человеческой, очень далекой от счастья. И проникся их значимостью.

Создатель "супер-бомбы" (видимо, тогда он полагал, что в руках его государства это оружие обеспечит мир его стране и всей земле) осознал катастрофическую опасность некоторых достижений современной науки (в том числе и его собственных). Размышляя об этом с позиций ученого и подлинного гуманиста, он пришел к мысли, что зреющую опасность можно ограничить и предотвратить путем мирного сосуществования с государствами другой системы (это — вовне) и путем либерализации внутреннего государственного устройства (т.е. обеспечения человеческих, гражданских и политических прав). Свои "Размышления…" по этому поводу (1968 год) он адресовал всем людям доброй воли; обращался к властям своей страны. В этих "Размышлениях…" он не отвергал социализм, однако указывал на необходимость сочетания его с подлинно демократическими свободами.

Никакого ответа на свой меморандум академик Сахаров не получил. Советская пресса и радио его "Размышлений…" не опубликовали. Советскому гражданину не положено ни писать, ни распространять, ни даже читать не одобренные соответствующими инстанциями сочинения: виновный в нарушении этого правила преследуется вплоть до ареста и заключения, нередко длящегося многие годы.

Но соотечественники Андрея Дмитриевича, несмотря на это, многократно перепечатывали текст меморандума на пишущих машинках. А затем он был опубликован за границей и широко обсуждался в прессе демократических стран. И выдающийся ученый, академик, трижды Герой Социалистического Труда попал в опалу.

Многие в такой ситуации останавливаются. Андрей Дмитриевич не остановился, не запнулся. Он продолжал пристально вглядываться в жизнь своей страны, размышлять о ней — и отстаивать то, что он считал правым делом. Естественно, к нему потянулись родственные по духу люди. Новых друзей подвергали преследованиям. Их судили — и Андрей Дмитриевич простаивал у подъездов зданий, где людей судили за независимые мысли, за реализацию права на свободу слова и убеждений (в залы судов не пускали). Андрей Дмитриевич выступал с заявлениями в их защиту, нередко обращался при этом к советским властям. И, узнав об этом из распространявшихся самиздатом текстов, из передач западных радиостанций, все новые люди обращались к Андрею Дмитриевичу в надежде, что его слово поможет им добиться справедливости. И снова он пытался помочь, снова апеллировал к советским властям. И снова все апелляции оставались безответными. Один и вместе с друзьями Андрей Дмитриевич продолжал разоблачать нарушения прав человека, ссылаясь на подписанные Советским Союзом документы — Всеобщую декларацию прав человека, Заключительный Акт Хельсинкского соглашения и другие.

Тщетно! Наделенные высокими полномочиями государственные деятели, подписав документы, в которых целью объявлялось "создание такого мира, в котором люди будут иметь свободу слова и убеждений и будут свободны от страха и нужды" (Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года), давно об этой подписи забыли.

Для Андрея Дмитриевича, в частности, "гарантия" свободы слова и убеждений проявлялась в беспрестанных официальных угрозах и "предупреждениях" и в неофициальных угрозах и нападениях со стороны неких "неконтролируемых" уголовных элементов, странным образом никогда не обнаруживаемых органами Министерства внутренних дел. Жизни самого Андрея Дмитриевича, жизни его близких угрожали то люди в личине некой арабской террористической организации, то представлявшиеся как члены некоего таинственного "Русского союза". И они оставались неузнанными, неопознанными и безнаказанными. И все это шло под аккомпанемент массовой пропаганды, обливавшей Андрея Дмитриевича и его близких грязью, приписывавшей (кому? Сахарову — с его отвращением к насилию!) "экстремизм" и даже "поддержку террора". И нашлись советские ученые, коллеги Андрея Дмитриевича по Академии наук, принявшие участие в этой травле.

А в январе 1980-го — высылка (по существу — ссылка) в Горький. Демонстративно беззаконная, произвольная, бессудная, минующая даже обычную формальную процедуру. Фактически — домашний арест; полная изоляция от контактов с друзьями, знакомыми, коллегами; блокирование переписки; милицейский пост у входной двери; агенты, следующие по пятам; похищение личного архива, рукописей, документов. (Неусыпное наблюдение с прослушиванием и подслушиванием каждого слова не мешает, впрочем, тому, что время от времени в "охраняемую" квартиру Сахаровых врываются бандитского типа личности, угрожающие физической расправой ему и его жене.)

А по стране в это время идут новые аресты, выносятся новые приговоры. Некоторые вынужденно (перед альтернативой ареста) покидают страну. Против тех, чей срок заключения подходит к концу, все чаще возбуждаются (уже в лагерях) новые дела, и им присуждают новые сроки…