С занятием нами этого порта, одновременно «наблюдавшего» за двумя морями, и за Японским, и за Корейским, очевидно наступал тот момент, когда, по словам Элизе Реклю, Россия делалась «владычицей восточных морей».

А правительство-то что?

В марте месяце 1899 года корейское правительство объявило о своем намерении открыть для иностранной торговли в числе других портов и город Мозампо. Указанное открытие должно было состояться на тех же основаниях, на каких были открыты другие корейские гавани, т.е. с отводом специального «иностранного сеттльмента» и с признанием за всеми иностранцами права на пространстве 10 корейских ли (около 4,5 верст) вокруг сеттльмента свободно приобретать земельную собственность посредством частных сделок с местными жителями и без всякого непосредственного вмешательства корейского правительства.

Эти сделки могли происходить, однако, не раньше формального объявления об открытии порта.

Справедливо считая, что решение вопроса о покупке участка в Мозампо могло замедлиться в петербургских канцеляриях и не поспеть к первоначальному сроку открытия гавани, то есть к 20 апреля 1899 года, русский представитель в Сеуле камергер Павлов заранее предупредил корейское правительство о нашем намерении и просил содействия.

Корейское правительство оказалось в высшей степени любезным. Оно не только отложило формальное открытие порта на целый месяц, но даже вновь подтвердило особой нотой к иностранным представителям, что никакие сделки с местными жителями, совершенные до открытия порта, не будут признаваться законными.

Отправляясь в апреле месяце в отпуск в Европейскую Россию, Павлов по дороге заехал в Мозампо, где по предварительному уговору встретился с Начальником Тихоокеанской эскадры вице-адмиралом Дубасовым[223].

Предположенный для покупки участок был намечен, согласие владельцев было получено, запродажа сделана, границы участка обозначены, а местный «камни» (начальник уезда) был тогда же предупрежден об этой покупке. Вместе с тем обо всем изложенном было сейчас же сообщено корейскому министру иностранных дел^{267}.

Опять прохлопали!

21 мая состоялось открытие для иностранной торговли трех вновь намеченных корейских портов, в том числе и Мозампо. Оставшийся за Павлова г. Дмитревский немедленно телеграфировал вице-адмиралу Дубасову о высылке туда судна для покупки намеченного участка, предложив в помощь командиру судна драгомана миссии Штейна.

И вот тут уже история из серии: и на старуху бывает проруха. Высылка канонерской лодки (а следовательно, и прибытие Штейна) в Мозампо почему-то замедлилось, и когда Штейн прибыл на место покупки, то оказалось, что вся береговая полоса и даже часть выбранного нами участка уже куплены японцем Хасама.

Вначале Хасама утверждал, что купил этот участок с единственной целью перепродать его нам с громадным барышом, но вскоре резко изменил свои заявления и уже говорил, что не продаст нашего участка ни за какую цену и ни на каких условиях^{268}. В дело вмешалась японская миссия в Сеуле, а затем и японский адмирал Хидака. Прибыв с двумя японскими крейсерами в Мозампо вслед за нашей канонерской лодкой, он объявил, что Япония не допустит нас приобрести участок, намеченный вице-адмиралом Дубасовым^{269}.

В этой связи стоит вспомнить, что писал адмирал Дубасов в конце 1897 года о соотношении русских и японских ВМС на Дальнем Востоке на текущий момент и к концу 1898 года. Как предвидимое адмиралом преимущество стало на японской стороне, сторона сразу обнаглела.

Вот тут бы и заявить, что Россия не пожалеет сил на укрепление флота и его баз. И делом подкрепить заявление. Вспомнив Особое Совещание 1895 года.

Еще одна попытка

Во время переговоров на обращенные к нему упреки, что подобная покупка незаконна, так как состоялась, несомненно, до открытия порта, Хасама отвечал, что земля была куплена его доверенным корейцем, который после открытия Мозампо немедленно передал ему весь участок^{270}.

В то же время нашему драгоману Штейну приходилось покупать в Мозампо землю еще для одной цели, а именно для потребностей русского консульства.

Штейну удалось найти свободный участок как раз рядом с тем, который был намечен вице-адмиралом Дубасовым. Самая покупка, производимая через подставных корейцев, казалось, была окружена полной тайной и шла успешно. За сравнительно короткий срок и небольшую цену был найден весьма значительный участок.

Но вскоре наши покупки перестали быть тайной и вызвали со стороны японцев, по словам Штейна, такую бурю негодования и такие происки, что приобрести участок в полном намеченном нами объеме оказалось немыслимым. Хасама и его помощники с лихорадочной поспешностью занялись скупкой всего, что оставалось еще свободным. Они приобретали узкие и совершенно негодные береговые полосы только для того, чтобы отрезать купленные Штейном участки от сообщения с морем и вообще насколько возможно обесценить нашу покупку.

В результате они приобрели даже часть пространства, осушаемого только во время морского отлива, но зато примыкающего к лучшей части нашей береговой линии; таким образом, русский участок был лишен сообщения с морем, море было отделено от материка, а морское дно, везде составляющее нераздельное и естественное продолжение твердой земли, было передано в руки другого владельца^{271}.

Реакция Японии

В самый разгар изложенных событий из Сеула дошли до Японии сведения, будто бы Россия намерена силой занять перекупленный Хасамой участок в Мозампо. Тогда в Японии началось волнение. Вся печать открыла деятельный поход против приписанных нам замыслов. Воинствующая партия в Японии указывала, что содержащийся в полной готовности флот позволит Японии даже при защите интересов частных лиц не остановиться перед риском вооруженного столкновения^{272}.

От себя добавлю: нормальная, достойная реакция! Нам бы такую! Особенно сейчас. Глядишь, снова уважать начнут. Одним словом, молодцы японцы!

Японская эскадра была тогда же увеличена с 7 до 11 вымпелов.

Так как из донесений русских агентов следовало, что покупка нашего участка в Мозампо Хасамой состоялась с ведома японского правительства^{273}и что за спиной Хасамы стояла японская миссия в Сеуле, то русское правительство решило прежде всего обратиться в Токио.

24 июля барону Розену было приказано обратить серьезное внимание токийского правительства на образ действий японского посланника в Сеуле, допустившего через подставного корейца незаконную покупку японцами нашего земельного участка^{274}.

1 августа тому же барону Розену приказано выступить в Токио с серьезными представлениями по поводу японского адмирала Хидака.

Словесные представления русского посланника успехом не увенчались. Предложенное им полюбовное разрешение возникших затруднений было отвергнуто^{275}. Токийский кабинет упорно отрицал свою причастность к эпизоду в Мозампо и отказал нам в содействии.

Барона Розена, а заодно с ним и его министра, дипломатично послали. На четыре буквы: в Сеул.

«С этой минуты мы имеем дело лишь с корейским правительством», — телеграфировал граф Муравьев барону Розену, демонстрируя потомкам факт переписки двух благонамеренных придурков.