Как разъяснил Ивакура своему сообщнику Окубо, «в критический момент Сюнгаку наверняка спасует, а Яманоути Ёдо попытается поднять бучу. Но он останется в одиночестве – остальные его не поддержат. Так что, по большому счету, все должно пройти гладко».
Новая система заработала в день публикации декрета о восстановления императорской власти – девятого числа двенадцатого лунного месяца (3 января 1868 года)…
– Вы слышали новость? – за день до публикации указа узнавший о содержании документа советник Итакура поспешил рассказать о нем своему господину. Имя Ёсинобу в документе не упоминалось. Между тем прежде, рассуждая о передаче власти императору, Ёсинобу, к радости Итакура и других вассалов бакуфу, неоднократно повторял: «После передачи власти я обязательно войду в новое дворцовое правительство и вместе с другими даймё буду всячески помогать Его Императорскому Величеству. По существу, в стране мало что изменится…»
Однако теперь имени Ёсинобу в списке членов правительства не было.
– Ну что же, – лаконично сказал на это Ёсинобу. Он уже понял, что и здесь поработали заговорщики из клана Сацума. Опять они его переиграли! Быстрее нужно все продумывать! И не жалеть о том, что тебя провели, а скорее решать, как перегруппировать фигуры на доске и какие ходы делать дальше!
Итакура не понял хода мыслей Ёсинобу и решил, что тот просто не в силах выразить свою боль и печаль.
Наконец, Ёсинобу снова заговорил:
– На этот раз заговорщики из Сацума переиграли заговорщиков из Тоса, – такова была его оценка ситуации. Тоса ослаблены большими потерями – недавно погибли Сакамото Рёма и Накаока Синтаро. После их смерти связь между Сацума и Тёсю фактически оборвалась. Впрочем, вовсе не их имел в виду Ёсинобу, когда говорил о «заговорщиках». Сакамото и Накаока были фигурами скорее общеяпонского масштаба, нежели простыми выразителями интересов клана Тоса. Ёсинобу говорил о главном вассале клана – Гото Сёдзиро. По поручению Яманоути Ёдо Гото последние несколько недель вел активную закулисную деятельность с целью спасти дом Токугава, но у него было мало нужных связей при дворе, и Окубо его переиграл полностью. Ёсинобу стало очевидно, что императорский двор теперь находится под полным контролем Сацума.
Яманоути Ёдо, которого прочили на ключевой пост в императорском правительстве, прибыл в Киото за день до оглашения решения о создания новой системы и расположился в гостинице «Дайбуцу». Гото начал было рассказывать ему о ситуации в столице и слухах об отставке Ёсинобу, но Ёдо, не дослушав вассала, обрушился с бранью на Симадзу:
– Ну что за человек! Лицемер! И это называется «восстановление императорской власти!» Да он просто хочет подмять под себя всю страну! Если завтра пойти на это сборище – их там уйма, задавят… Нет, я в этом участвовать не буду! Даже по императорскому указу ни одного самурая не дам! – долго разорялся Ёдо, а потом приказал принести побольше сакэ и пил до глубокой ночи.
Наутро, несмотря на приказ спешно прибыть ко двору, попойка возобновилась с новой силой. С большим трудом приближенным удалось переубедить хозяина, посадить его на коня и отправить во дворец. Впрочем, по пути Ёдо пришлось пересесть в паланкин…
В соответствии с установленным порядком собрание началось поздно вечером в Малом дворце и продолжалось до рассвета нового дня. Все это время Ёдо отстаивал интересы Ёсинобу, и, в конце концов, просто рассвирепел:
– Это что ж такое получается?! Двое-трое придворных здесь просто обделывают свои темные делишки? Уж не хотят они дорваться до власти и править от имени малолетнего императора?
Один из аристократов, присутствовавших на собрании, даже оставил в своем дневнике такую запись: «Ёдо: возбужден и высокомерен. Дерзкий наглец!»
Впрочем, собрание все равно завершилось победой Ивакура и его сторонников: в конце концов Ёдо почувствовал, что он уже достаточно отблагодарил Токугава за трехсотлетние благодеяния, и, обессиленный, умолк. Это молчание означало, что Ёдо берет на себя свою долю ответственности за условия отставки Ёсинобу и конфискацию земель дома Токугава. Так же поступил и Мацудайра Сюнгаку. По решению собрания он должен был вместе с правителем Овари поехать в замок Нидзёдзё и там объявить обо всем Ёсинобу. Мацудайра согласился и на это. Почему-то в поворотные моменты жизни Ёсинобу именно Сюнгаку всякий раз выступал в обличье посланца судьбы…
Ёсинобу все еще находился в замке Нидзёдзё. Его окружали самураи кланов Аидзу и Кувана, готовые все как один отдать свои жизни за бакуфу. Одетый в повседневное, непарадное платье, Сюнгаку был вынужден продираться сквозь плотную толпу вооруженных людей, которые кричали в лицо даймё: «Хочешь с помощью Сацума и Тоса сбросить дом Токугава?! Не выйдет!»
Делая вид, что это к нему не относится, Сюнгаку, наконец, добрался до кабинета Ёсинобу. Тот внимательно выслушал визитера и в заключение спросил:
– Насколько я понимаю, речь идет об указе Его Императорского Величества? Тогда я должен переодеться в парадное платье! – С этими словами он удалился во внутренние покои замка, где и пробыл до позднего вечера. Более двух часов он в молчании размышлял о случившемся, потом проконсультировался с Итакура, что, впрочем, никакой пользы не принесло, ибо тот в ситуации разбирался слабо и никакими советами помочь не мог.
Наконец, Ёсинобу снова вышел к Сюнгаку и произнес:
– Из уважения к императорскому двору я согласен покинуть пост сёгуна. Что касается требований уйти с остальных постов и отказаться от земель, то это отдельная тема…
На вчерашнем совещании в Малом дворце Сюнгаку и некоторые другие его участники все же выторговали для Ёсинобу значительные послабления: речь уже шла о лишении его не всех должностей, а только должностей первого ранга, и о конфискации земель не на четыре, а только на два миллиона коку…
– В целом и против этого решения у меня возражений нет, – продолжал Ёсинобу, отметив, однако, что хотя все в стране считают, будто бакуфу имеет доход в четыре миллиона коку, в действительности он не превышает двух миллионов. Поэтому требование двух миллионов фактически означает отчуждение всех земель Токугава. Как и всякий императорский указ, это решение, безусловно, должно быть выполнено, однако сейчас люди слишком взбудоражены, чтобы уже на этой встрече можно было дать на этот вопрос положительный ответ. Он будет дан позднее, когда страсти немного улягутся.
Страсти, в самом деле, буквально кипели. В Эдо собрание наследственных вассалов сёгуната решило отказаться от всех званий, дарованных императором, «от всех этих титулов „правитель чего-то там“… Тем самым, – заявили даймё, – мы хотели бы окончательно порвать с императорским двором. Готовы умереть как верные вассалы бакуфу!»
Командование войск бакуфу, расквартированных в Эдо, также выразило крайнее беспокойство создавшейся ситуацией. Не дожидаясь приказа сёгунского правительства, оно начало выводить из города верные ему части и на кораблях перебрасывать их в район Киото-Осака. Численность этих соединений составляла, по разным оценкам, от пяти до десяти тысяч человек.
В Киото в прямом подчинении Токугава в это время находилось около пяти тысяч человек, включая соединения пехоты и другие части под командованием хатамото. Кроме того, три тысячи человек было у клана Аидзу, полторы – у Кавана. Таким образом, на стороне бакуфу могло выступить около десяти тысяч человек. У клана Сацума, напротив, сил было мало: едва-едва набиралось две тысячи самураев. Правда, восьмого числа – впервые с третьего года Бункю (1863 года) – к Киото открыто подошли и стали лагерем в пригороде столицы войска клана Тёсю, однако их численность не превышала тысячи человек. Иными словами, в сумме войска обоих кланов насчитывали примерно три тысячи человек. При желании Токугава, численно значительно превосходившие противника, могли разгромить коалицию Сацума и Тёсю за одну ночь…
В это время за стенами Нидзёдзё скопилось огромное число самураев, которые требовали немедленно начать военные действия. Дело в том, что Ёсинобу, опасаясь неуправляемого развития событий, велел вывести верные ему войска из казарм в черте города, собрать их на территории замка и крепко запереть ворота. Затем он вызвал к себе командиров самурайских отрядов с тем, чтобы предостеречь их от самовольных действий.