Он не имел ничего общего с оригиналом, но нам показался прекрасным, потому что был плодом любви.

«Кто эта баба?»

«Не знаю. С площади. Я называю ее тетушка Тоос».

Хочется верить, что портрет сожгли.

Моросящий дождь

Возле кафе на Херенграхт стояли два столика и четыре стула. Террасой-то трудно назвать. А вот обслуживали там быстро и вполне прилично; мрачноватый хозяин сам подавал на удивление вкусный кофе.

Погода была хмурая, вот-вот хлынет дождь, поэтому сперва я сидел на террасе один. Прохожие деловито спешили мимо. Но минут через десять за второй стол все же сел какой-то мужчина. Слово «господин» в Амстердаме сейчас употребляют только таксисты, да и то с насмешкой: «Добрый день, господин». Однако человек за соседним столиком был самый настоящий «господин», хотя и не старался выглядеть внушительно. Он казался несколько старше меня, но в нем не было мрачности, свойственной многим пожилым мужчинам, которых угнетает тот факт, что с ними больше не считаются. Напротив, в душе он явно чему-то радовался, только я не знал чему. Весь его облик лучился радостью, радость была и в легком изгибе рта, и в тихих звуках, которые он, словно принюхиваясь, издавал носом.

Он заказал водки и пил ее без жадности, маленькими глоточками. Понимал толк в выпивке.

Позади открылась дверь. Из кафе вышла супружеская пара, обоим под шестьдесят. Впереди шла женщина, тепло и безвкусно одетая.

— Главное, что ты об этом жалеешь, — сказала она. — Правда? Ведь ты жалеешь?

— Да, жалею, — глухо подтвердил мужчина, похоже готовый согласиться с чем угодно. У него было скучное лицо и пустой взгляд человека, проводящего все вечера у телевизора. Одет он был в плащ с непомерно свободным воротником и в великоватую, съехавшую на уши шляпу. Женщина взяла его под руку, и они неторопливо пошли через улицу. What are you doing the rest of your life?[59] Так называлась песенка Криса Коннора. Название почему-то мне запомнилось. Пожилой господин за соседним столиком опять рассмеялся в нос и сказал:

— Он жалеет. О чем?

— Ну, для нас это останется загадкой, — ответил я. Смакуя, он отхлебнул из своего стаканчика так аппетит но, что у меня потекли слюнки.

— «Сожаление» — значительное слово, правда, к счастью, оно мало-помалу утрачивает эту свою значительность. Мне уже семьдесят, но когда я был в возрасте того мужчины… Ах, как же оно еще было значительно, это слово. О чем я только не жалел! Чуть ли не целыми днями. Однако же все проходит, и ничего не остается, даже шрама. Оглядываясь назад, я теперь думаю: все было пустой бессмыслицей, не больше. Вот в чем удобство старости, вы не находите?

— Да, что верно, то верно, — ответил я.

Он показал рукой на деревья.

— Как красива эта нежная зелень. Если взглянуть немного выше, поверх автомашин, то ничего вроде и не изменилось с прошлых времен. О, я не сетую на машины. Общество изменилось, изменились и люди, а машины — неотъемлемая принадлежность современной жизни. Но в дни моей молодости машины имели только «священник, врач, юрист, уверенные, что поэту недостает ума». Вам знакомы эти строки?

— «Но это можно изменить», — докончил я. — Это Ян Гресхоф.

Он дружелюбно кивнул. Мы были квиты.

— Знаете, — сказал он, — как-то раз весной тридцать девятого года я в половине восьмого вечера шел вдоль этого канала. Было душновато, моросил дождь. Но я люблю такую погоду. От дождя зелень становится еще свежее. Я шел, любовался деревьями и вдруг почувствовал, что кто-то берет меня под руку. Повернув голову, я увидел, кто это был. Ее звали Элсье. Жена моего друга и коллеги. Совершенно необычайная женщина. Мне она казалась очень красивой и милой. Да, наверно, я даже был немного влюблен в нее. Ну и… и она ко мне, видимо, была не совсем равнодушна, как пишут в плохих романах. Она взяла меня под руку, и мы вместе пошли под дождем. Я чувствовал себя совершенно счастливым. Между нами ничего не было, знаете ли. Но… Немного погодя она сказала: «Зайдем куда-нибудь, выпьем по глоточку». И знаете, что я ей ответил? Я ответил: «Не могу, у меня сегодня в восемь деловая встреча». Это была чистая правда, хоть я и не помню уже, о какой ерунде шла речь. Мы попрощались. Больше я ее никогда не видел. Потому что вскоре она уехала с мужем заграницу, а недавно там умерла. Н-да, деловая встреча! А ведь как приятно было идти рядом, почти не разговаривая. Вот о чем я до сих пор жалею.

Мудрость

На заднем сиденье мотоцикла, мчавшегося в потоке машин, восседала полная женщина средних лет, которая всем своим видом старалась показать, что поездка ей очень нравится. Глядя на нее, я вспомнил Анни. Теперь Анни, наверно, уже нет в живых, но лет двадцать назад она еще цепко держала жизнь в своих мозолистых руках. Мы жили по соседству, и порой она заходила выпить чашечку кофе к моей жене, к которой была очень привязана.

Анни служила в двух местах уборщицей, имела хороший характер и ленивого мужа. Говоря о нем, она всегда называла его «хозяином»: хозяин хочет то, хозяин хочет это. Только вот работать «хозяин» не хотел. Поэтому на жизнь зарабатывала она.

Анни была очень мудрая женщина. Она интуитивно понимала буквально каждого человека, а ведь этому ни в каком университете не научишься, это талант, с которым надо родиться. На жизнь она смотрела спокойно, бесстрашно и чувствовала себя в ней как рыба в воде.

Если я случайно входил, когда они пили кофе, Анни тотчас же меняла и тон, и тему разговора. И лишь потому, что я мужчина, относилась она ко мне как к существу душевно неполноценному, с которым надо обращаться дружелюбно, ведь он не виноват в своей неполноценности и никуда от него не денешься. Так же она относилась и к своему мужу. Он тоже был ни в чем не виноват.

Однажды утром Анни, как всегда, пошла на работу, но, оказывается, явилась она напрасно: хозяйка квартиры уехала куда-то по семейным обстоятельствам. Неожиданно вернувшись домой, она застала «хозяина» в постели со своей лучшей подругой — пухлой особой по имени Софи, которая покуда не чуждалась плотских радостей.

«Она больше всех испугалась», — рассказывала потом Анни. Сама Анни не испугалась. По моему глубокому убеждению, Анни догадалась о приближении этого события гораздо раньше, чем сами его участники. Поскольку «хозяин» намекнул, что на склоне лет встретил подлинную любовь, но не знает, как без помощи и поддержки удержать свое счастье, Анни решительно взяла дело в свои руки. Она заявила, что уйдет от него, только не сразу, а через месяц. «Софи хоть и знает хозяина, но не так хорошо, как я», — сказала она. И поэтому стала совершать с подругой долгие прогулки, наставляя ее по части обращения с «хозяином». Она рассказала обо всех особенностях его характера. Что он говорит и делает, когда бывает не в духе. Как он смотрит и шутит, если у него игривое настроение. Что ему нравится в постели. На какие выдумки он пускается, чтобы удрать из дому. В основном он плетет всякие небылицы, выставляя себя героем, и все это надо терпеливо выслушивать и восторгаться.

Через месяц Софи изучила «хозяина» вдоль и поперек. Ни одна мелочь не была упущена. И тут Анни упаковала «хозяйское» барахлишко и помогла ему перебраться к Софи. Напоследок они втроем попили чаю с пирожным. Очень мило посидели. Анни, вполне довольная, отправилась домой, а путь ее лежал мимо стройки. Там, прислонясь к свае, отдыхал молодой бетонщик. Анни вмиг его раскусила: «Устал, милок?»

Через неделю парень поселился у нее. Он очень нуждался в материнской заботе, и Анни на работу не скупилась, в том числе и в постели. Парень сиял. Для полного счастья ему не хватало только мотоцикла. Анни подарила ему и это счастье, истратив свои сбережения, заработанные мытьем полов еще задолго до его появления. По воскресеньям она теперь восседала на заднем сиденье, этакий пятидесятивосьмилетний моторизованный ангел. Бетонщик водил мотоцикл плохо, и они часто падали, однако, не успев еще подняться с земли, Анни уже кричала: «Ничего серьезного!» Она вечно ходила в синяках, но говорила: «Даром молодого парня не заполучишь».