Несмотря на то, что рос я в самое что ни на есть советское время, когда про «дружбу народов» не мог сказать лишь новорождённый, и то – в силу того, что не научился ещё говорить, – даже в эти относительно «спокойные» для евреев годы, отношение к ним оставалось таким же, каким оно было и раньше. Просто, все это было несколько завуалировано, и под лицемерными и крикливыми лозунгами советской пропаганды, не столь откровенно бросалось в глаза. Я-то прекрасно помню, сколь снисходительными и терпимыми были эти отношения «на людях», и сколь насмешливо, а порою и презрительно эта тема обыгрывалась в «своём», что называется, «узком кругу». А тем, касательно «бедного несчастного» и одновременно «хитрожопого» еврея было, хоть отбавляй.

Эти стереотипы невольно на подсознательном уровне переносились даже на нас, дворовых мальчишек, гонявших до поздних сумерек мяч. Мне очень стыдно сейчас сознаться, но картина эта настолько ярко запала мне в душу, что, наверное, я до конца своих дней буду вспоминать об этом нехотя и не без горечи сожаления.

Широкий и ровный пустырь во дворе нашего дома, являющийся огромной ареной, где мы с утра и до ночи играли в футбол; впереди изо всех последних сил бежит тщедушный худощавый соседский мальчишка и, периодически оборачиваясь через плечо, зовёт на помощь: «Мама, мамочка!». За ним, дико визжа и улюлюкая, словно стая дикарей, несётся ватага таких же мальчишек, в черных сатиновых трусах, с угрожающими, высоко поднятыми руками. И, наконец, замыкает эту странную погоню обыкновенная, хотя и несколько полноватая, русская женщина. Волосы её растрёпаны, и лицо от волнения покрылось пунцовыми пятнами. Она также пытается не отстать от группы преследователей её сына, постоянно крича: «Рафик, Рафик!!!». Естественно, мы разбегаемся в разные стороны, и наконец, несчастные мама с сыном кидаются с плачем в объятия друг друга.

И, несмотря на то, что подоплёка содеянного всем совершенно очевидна, однако, обвинить детей в чем-либо, кроме озорства, вряд ли возможно.

Меня всегда поражала та двойственность, имевшая место быть в среде обычного обывателя по отношению к еврейству в общем или еврею в частности. При всей нарочитой восхищённостью перед еврейским умом, еврейской хваткой и расчётливостью, еврейской хозяйственностью, еврейской заботливостью по отношению к многочисленным членам своего семейства, наконец, перед самобытным и неповторимым еврейским юмором, параллельно неизменно присутствовала и некая скрытая неприязнь, довольно плохо скрытая ирония (если, не усмешка), и даже некоторая гордость за то, что Всевышний сподобил тебя родиться в иной, отличной среде.

Удивительное дело: прекрасно признавая за еврейским народом все те положительные качества, которые мною были отмечены выше, никто, тем не менее, не желал оказаться на месте последних. Это и понятно: кому охота быть объектом дискриминации только лишь по национальному признаку? Кого удобнее всего обвинить (при случае) во всех бедах и неудачах? Над кем, как «дамоклов меч» постоянно висит угроза массовых погромов? Не говоря уже об увольнении с работы из-за того же пресловутого пятого пункта.

2

Спрашивается – «за что»?!

Мы привыкли, оглядываясь назад в историю, оправдывать и списывать все явления подобного порядка на счёт «мрака средневековья», «невежества отдельных королей и политиков», на «несознательность массового сознания» в эпоху капитализма и так далее, вплоть до наших дней. Но кто мне ответит – В ЧЁМ КОНКРЕТНО ВИНОВАТЫ ЕВРЕИ? Сегодня, когда мы уже переступили за порог третьего тысячелетия? Не уж-то и впрямь, существует мировой заговор?

Что же касается меня, то после прочтения многих книг, касающихся данного вопроса (начиная с древнеримских историков и заканчивая классиками современной российской и зарубежной мысли), я тоже пришёл к мысли о некоем всеобщем заговоре.

Да-да, вы не ослышались, уважаемые читатели. Мировой заговор действительно имеет место быть, только он исходит не от евреев, а напротив, – направлен против самих евреев! Иначе, как ещё можно объяснить тот позорный факт, что даже сегодня в некоторых странах мира, претендующих на звание демократических и правовых, не изжита полностью дискриминационная политика по отношению к евреям? Я не буду сейчас касаться арабо-израильского конфликта, поскольку это совершенно отдельная тема, не имеющая ничего общего с сегодняшним разговором.

Недавно мне вновь пришлось «познакомиться» с Эфраимом Севелой – одним из самых моих почитаемых еврейских писателей, пишущем на русском языке. Автором знаменитых циклов «Моня Цацкес – знаменосец», «Попугай, говорящий на идиш», «Легенды инвалидной улицы» и не менее известного его произведения «Почему нет рая на земле?» – этой трогательно щемящей душу повести о простом еврейском мальчике по имени Береле Мац. Однако, на сей раз, мне попалась не художественная проза, а документальная повесть, озаглавленная как «Возраст Христа» и «Последние судороги неумирающего племени» – суровый и беспощадный анализ автора относительно «еврейской проблемы», сделанных исходя из последних событий, связанных с развалом некогда бывшей империи и затрагивающий различные аспекты данного вопроса. Честно говоря, мне было тяжело читать эту книгу, наполненную горестными фактами и горькими трагическими пессимистическими выводами автора.

Размышляя над анализом и оценками, данными автором, я невольно провёл параллели с другим, на этот раз уже русским известным мыслителем и философом начала ХХ-го века В. Розановым, который также мучился этим извечным вопросом, где в своём «Апокалипсисе нашего времени» в частности писал:

…Угол Литейной и Бассейной. Трамвай. Переполнен. И старается пожилой еврей с женою сесть с передней площадки, так как на задней «висят». Я осторожно, и стараясь быть не очень заметным – подсаживаю жену его. Когда вдруг схватил меня за плечо солдат, очевидно нетрезвый («ханжа»):

– С передней площадки запрещено садиться. Разве ты не знаешь?!!!..

Я всегда поражался, что эти господа и вообще вся российская публика, отменив у себя царскую власть «порывом», никак не может допустить, чтобы человек, тоже «порывом», вскочил на переднюю площадку вагона и поехал, куда ему нужно. Оттолкнув его, я продолжал поддерживать и пропихивать еврейку, сказав и еврею: «Садитесь, садитесь скорее!!»

Мотив был: еврей торопливо просил пропустить его «хоть с передней», ибо он спешил к отходу финляндского поезда. А всякий знает, что значит «опоздать к поезду». Это значит «опоздать и к обеду», и пошло расстройство всего дня. Я поэтому и старался помочь.

Солдат закричал, крикнув и другим тут стоявшим солдатам («на помощь»): «Тащите его в комиссариат, он оскорбил солдата». Я, правда, кажется, назвал его дураком. Я смутился: «с комиссариатом я ко всякому обеду у себя опоздаю» (а тоже спешил). Видя мое смущение и страх, еврей вступился за меня: «Что же этот господин сделал, он только помог моей жене».

И вот, я не забуду этого голоса, никогда его не забуду, потому что в нем стоял нож:

– Ж-ж-ид прок-ля-тый…

Это было так сказано.

И как музыка, старческое:

– Мы уже теперь все братья («гражданство», «свобода» – март): зачем же вы говорите, так (т. е. что «и еврей, и русский – братья», «нет большее евреев как чужих и посторонних»).

Я не догадался. Я не догадался…

Я слышал всю музыку голоса, глубоко благородного и глубоко удивляющегося.

Потом уже, назавтра, и даже «сегодня» ещё, я понял, что мне нужно было, сняв шапку, почти до земли поклониться ему и сказать: «Вот я считаюсь врагом еврейства, но на самом деле я не враг: и прошу у вас прощения за этого грубого солдата».

Но солдат так кричал и так пытался схватить и действительно хватал за руку со своим «комиссариатом», что впопыхах я не сделал естественного.

И опять этот звук голоса, какого на русской улице, – уж извините: на русской пох..ной улице, – не услышишь.

Никогда, никогда, никогда.

«Мы уже теперь все братья. Для чего же вы говорите так?»