Виктор внимательно оглядел девушку. Его будоражило. Всякий раз, когда он знакомился с новой женщиной, его будоражило.

– Что? – девушку смутил странный взгляд. – Приболел?

– Перегрелся! – ответил Виктор, а потом озабоченно добавил: «А ведь и ты тоже неважно выглядишь…».

Девушка опустила глаза, отпила ещё.

– Я умру? – осторожно спросила она.

– Все мы умрём, – сказал Виктор.

– Кажется, я запуталась.

– В чём?

– В себе.

Немного помолчав, Виктор сказал:

– От этого не умирают!

– Нет?

– Нет!

– Глупый ты! – сказала она.

– И от глупости не умирают! А ты, собственно, кто?

Она сказала:

– Студентка. Перевожу Шекспира с молдавского на украинский. Ты тоже студент?

– Временно был.

– Временно?

– Прогнали меня временно. Надеюсь, что временно…

– За что прогнали?

– За убеждения…

Девушка опустила под столик руку, оправила юбчонку и, сощурив глаза, сказала:

– Как интересно! Убеди меня…

– Тебя? В Чём?

– Какая разница?.. Женщинам необходимо, чтобы их убеждали…

Виктор взглянул на столик, на котором остывал остаток его пиццы.

– Теперь многих прогоняют… – сказал он.

– Ты о тех, которых…

– О них…

Девушка заглянула в бокал.

– Это ужасно! – сказала она. – А ты? Что ты собираешься делать?

– Детей!

Бокал был пустой.

– Потрясающая цель! – заметила девушка.

– Не цель, а идея.

– Прошу прощения! К чему тебе дети?

– Будет, кого угощать мороженым.

– Угощай мороженым меня.

«Не понимает» – подумал о девушке Виктор.

Подойдя к человеку за стойкой, он расплатился за вино, пиццу, томатный сок и, не произнеся ни слова, вышел на улицу.

Послеобеденная жара обволакивала город, и уставшие за день воробьи, устроившись на телеграфных проводах, взбадривали себя короткими взмахами крыльев. Три толстых голубя, забравшись под скамейку автобусной остановки, жадно набросились на что-то съестное. Виктор остановился и стал наблюдать за голубиной трапезой, а потом, бесстрастно махнув рукой, побрёл дальше.

Теперь улицы казались потерянными и ненужными, и торговцы ларьков усталыми, сорвавшимися голосами выкрикивали нескончаемые проклятия. Собирая с прилавков непроданные за день овощи, они сбрасывали их в грязные картонные коробки. Пахло рыбой, укропом, пряностями и ещё всяким иным. На одном из этажей дома, покрашенного в бледно-зелёный цвет, вздрагивала надтреснутая рама. На краю тротуара возле двух коричневых металлических бака, набитых мусором и пищевыми отбросами, испугано озираясь по сторонам, шныряли коты. Издалека, оттуда, где рынок, доносился запах овец и верблюжьего навоза.

«Они не понимают!» – подумал Виктор об Анне и о девушке из мира творчества.

На скамейке лежала кем-то оставленная газета.

«Пошли со мной!» – предложил Виктор газете и, развернув её, стал читать всё подряд, а потом он аккуратно оторвал и положил в задний карман брюк страницу, в которой были объявления о сдаче комнат.

Возбуждённо бормоча, два вертолёт прорвали вечернюю гладь неба и, набрав высоту, повернули на запад.

«И мама не понимает…» – Виктору вспомнились строчки из её письма: «О тебе и о брате думаю… О его сражениях, и о твоём покое…И еще о…».

С крышки мусорного бака вместе с куском газеты «Юг» свалился котёнок, и пробегавший мимо большой коричневый пёс резко остановился. Округлив налитые кровью глаза, пёс с изумлением взглянул на прижавшееся к газете юное создание, а затем, чуть приоткрыв пасть, о чём-то внушительным голосом пролаял. Видимо, различив в лае неприличное слова, кошечка, как и подобает юной девице, смутилась, стыдливо отвела ушки в стороны и, задрожав всем тельцем, помочилась на газету с портретом государственного секретаря США. Подобное поведение малышки не могло не привести пса в недоумение, как бы там ни было, пламя в его глазах разом погасло и, широко раскрыв пасть, он разочарованно зевнул, отвернулся и побежал дальше.

«Какая прелесть! – Виктор задумчиво взглянул на мутную лужицу, оставленную на газете, и вдруг поймал себя на мысли, что восхищён мужеству котят: «Только лишь эти чудаки могут решиться на такой завидный поступок: взять и запросто помочиться на сильных мира сего…».

Потом раздумья Виктора перенеслись на собак: «А вот эти – совсем как мы: разные и друг на друга не похожие. Одни – мрачно-молчаливые или глуповато-шумливые, другие – услужливо виляющие хвостиком или охотно обнажающие грозные клыки; иногда попадаются сладкие романтики с масленичными глазками, а ещё такие, как вот этот наглец, глаза которого готовы в любую минуту налиться кровью, но чаще встречаются такие, которые не по делу рычат или без дела скулят.

Виктор подумал об Анне и о поиске нового жилья.

По скучным окнам зданий бегали солнечные зайчики, и Виктор, угрожающе направив в их сторону указательный палец, тихо прокричал: «Пиф-паф!». Но зайчики не умирали. Тогда Виктор направил на них два указательных пальца, но «выстрел» не состоялся – отвлёк сигнал автомобиля.

– Как проехать в Димону? – спросил водитель. На нём была белая кепка с широкими полями.

Виктор объяснил.

– Надо же!.. – водитель скосил злобный взгляд на сидящую рядом девушку.

– Счастливого пути! – сказал Виктор.

Взревел мотор.

– Эй, земляк, – просунув голову в окно, прокричала девушка по-русски, – не узнал?

– Нет! – признался Виктор.

– А ты расслабься!

– Ну, расслабился…

– Ведь ты из Вильнюса?

– Точно!

– Я сразу узнала. Ты стихи читал у нас…

– У вас?

– В детдоме над рекой. Вас было трое…

– Было дело… – сказал Виктор. – Нас от школы посылали… По разным объектам…Как живётся?

– Потихоньку! Как же ещё жить?

– Можно в припрыжку! – объяснил Виктор.

– В припрыжку живёт лошадь, – сказала девушка, – или тот, кто блохой укушенный…

Водитель выключил мотор, закурил сигарету и, явно подчёркивая чувство брезгливости, вызванное, видимо, звучанием непонятной ему речи, стал разглядывать Виктора в упор. Взгляд Виктор выдержал, пытаясь угадать, кто перед ним: удав или козлик.

– Он – кто? – спросил Виктор у девушки.

– Близкий знакомый.

– Насколько близкий?

– На расстоянии пушечного выстрела, – ответила девушка.

Виктор кивнул.

– Теперь мы не в Вильнюсе, а тут… – сказала девушка. – Как тебе тут?

– Отлично!

– Врёшь, наверно?

– А тебе как?

– Терпимо… – девушка пожала плечами. – В Димоне у меня знакомая… Вот, к ней этого аборигена-козла везу… Лоток у него в Кирьят-Гате… Соленья, шварма и всякое такое…

Виктор взглянул на водителя: широкоплечий мужчина лет сорока с кирпично-красным лицом и огромным животом. Просунув в раскрытое окно голову, он громко сопел, а его лицо было покрыто пятнами недоверия и тревоги.

«Отчего это у него?» – подумал Виктор, но поймал себя на мысли, что в последние недели он и сам поглядывает на окружающих с некоей долей недоверия и тревоги.

– Это нормально! – вырвалось у Виктора.

Не выпуская изо рта сигарету, водитель опасливо огляделся по сторонам и сквозь зубы процедил:

– Что-то не понял…

Виктор улыбнулся.

– Нормально, – повторил он, – всё нормально!

– Оставь ты его, – сказала девушка, – пускай себе пасётся…

– Весёлая ты! – сказал Виктор.

– А тебе кто мешает?

Виктор молча развёл руками.

– Не бери в голову, – сказала девушка.

– Ладно!

– Моя приятельница говорит: «Не бери в голову, бери куда надо!..»

– Замечательная у тебя приятельница, – Виктор вдруг рассмеялся.

– Ты чего? – спросила девушка.

– Прости! – с трудом подавляя смех, сказал Виктор. Ему вспомнился Дулько, его сменщик с заправочной станции, который любил повторять: «Если женщина отдаётся мужчине за деньги, выходит, она вовсе не подарок!»

– Ты чего? – повторила девушка.

– Ценная у тебя приятельница, – сказал Виктор.

– Ну, да…Сунь-и-вынь зовут.