Виктор сощурил глаза.

– Напрасно я залил тебе полный бак, – сказал он.

– А что?

– Надо было четверть…

– А что?

– Меньше бензина – короче путь к отступлению…Ведь рано или поздно вернёшься…

– Куда?

– В свой дом.

– Так ведь утром его…

– А ты не отдавай!

Какое-то время мужчина молча разглядывал Виктора, а потом вдруг стал читать стихи:

Виктор кивнул головой и повторил «младенцев Он не кушал!».

– Я две войны прошёл. Целых две!.. Знаешь, что такое война?

– Догадываюсь, – ответил Виктор.

По лицу мужчины скользнуло выражение снисхождения, и он проговорил:

– О войнах не догадываются…О них или знают или не знают … Война – это когда убьёшь ты или убьют тебя… Без обмана, понимаешь?.. В открытую…А тут, когда свои…Нет, не убивают, а, скрутив руки, со света сживают…Обидно, понимаешь?.. А ещё противно от собственного отрезвления…И никакого суда…Понимаешь? Глотай свою обиду и помалкивай…

– А ты не молчи! – сказал Виктор.

Мужчина вдруг закричал:

– А-а-а-а-а-а-а-а!

– Браво! – вздохнул Виктор.

– А-а-а-а-а-а-а-а!

Виктор оглянулся вокруг, спросил:

– Зачем же так орать?

– Чтобы оглохнуть, чтобы от собственного крика уши отвалились, понятно? Господи, каким я был глупцом, кретином, олухом, придурком, недотёпой, дефектом…

– Достаточно! – прервал Виктор. – Сказанного достаточно…

Но мужчина остановить себя не мог.

– Мне бы надо до конца дней своих хлестать себя по щекам… – сказал он, и на его щеку вдруг упала слеза. – Вот и весь суд… Бей себя по щекам и молчи…

Виктор прикоснулся к оранжевой ленточке на антенне.

– Я буду там… Утром…

Мужчина расплатился за бензин.

– Как же, валяй! – махнув рукой, сказал он, не сводя с Виктора глаз. – Молодёжь на крыше синагоги, увидев тебя, потеснится!.. На крышу взберутся многие…

– И полковник?

– Ты знаешь полковника?

– Как он там?

– В последние дни от него ни слова… Бедняга, кажется, не в себе…Нет, фигу им! Я-то им не дамся!..

Виктор вдруг почувствовал, что сожалеет о высказанном упрёке, и опустил глаза. «В конце концов, – подумал он, – этот мужчина убегает от стыда за свою бестолковую доверчивость…»

– Простите меня! – сказал Виктор.

Мужчина поднял непонимающие глаза.

– Что?

– Простите! – повторил Виктор, но мужчина уже садился в машину.

«Сейчас подъедет мой сменщик», – Виктор взглянул на часы и направился к машине возле ограды.

– Что с твоим лицом? – спросила Рита.

– Что с ним?

– Будто не твоё.

– Оно моё, – заверил Виктор, – и мы можем продолжить нашу замечательную игру…

Рита помолчала.

– Хочешь касаться меня ещё? – спросила она потом.

Виктор не ответил.

– Что сказал мужчина из тендера?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я видела, как ты говорил с ним, и теперь на тебе лицо не твоё.

– Он сказал, что умер и что теперь он счастливый труп.

– Он труп?

– По-моему, он немного дезертир.

– Мне показалось, что он не труп и не дезертир, – сказала Рита.

– Если показалось, то…

– Ты всё ещё думаешь, что я плохая журналистка?

– Показаться может и хорошей журналистке.

– Мне показалось, что у мужчины из тендера, куча проблем.

– Он сбился с дороги.

– Надеюсь, ты ему объяснил, как проехать?

– Разумеется!

Рита взяла ладонь Виктора.

– Господи, – прошептала она, – чем всё кончится?

Виктор скислил лицо.

– Ты о чём? – спросил он.

Рита молча посмотрела на небо.

– Закончится… – сказал Виктор. – Не знаю чем, но только не взрывом.

– Чем же?

– Т.С. Элиот предположил, что мир закончится не взрывом, а всхлипом.

– Как это – всхлипом?

– Т.С. Элиот не уточнил…

Минуя бензоколонку, в сторону дальнего холма промчалась колонна пограничных войск.

Рита спросила:

– О чём думаешь?

Виктор пожал плечами.

– Сказать правду?

Рита кивнула.

– Разве правду кто-то скажет?

– А ты?

– Разве, что один я…

– Так о чём ты думаешь?

– Они спешат распорядиться судьбами, – не отрывая взгляд от дальнего холма, сказал Виктор.

Рита отпустила ладонь.

– Тебе не противно ходить по земле трупом? – проговорил Виктор.

– Разве я хожу по земле трупом?

– Мы все ходим по земле трупом.

– С чего ты взял?

– Прочитал у австралийского поэта.

– Ты не обязан верить стихам австралийца. Трупы, если ходят, то не по земле…

– Ну, да… – Виктор посмотрел на часы.

Сменщик Дулько появился ровно в шесть. Он был намного старше Виктора – глубокие морщины на блекло-зелёном, как перезрелый огурец, лице и редкие пучки русых волос. Историю своего переселения он ни от кого не скрывал: «Там, пид Полтавой, забавное было время: работать позволяли, а зарплату – ни-ни…В конце концов, мой желудок взбунтовался. «Будучи голодным, служить не стану», – заявил желудок, и такое его поведение меня сильно расстроило. Я вдруг стал худеть. Это было ужасно. И тогда моя жена Люба сказала:

– Почему бы тебе не попользоваться мною?

Я не понял.

– Я ведь завсегда… – заметил я. – Семнадцатый год, как… Ты что это?.. Разве я своей женой когда-то не пользовался?..

Люба обозвала меня дурнем.

Я снова не понял.

– А теперь бы ещё и как еврейкой, – пояснила жена.

Я понял.

Через полгода древняя отчизна Любы приняла нас на свою территорию и по всем правилам приобщила к славному народу…»

– Иди уж! – сказал Дулько Виктору. – Пост принял!

На заправочную станцию въехали один за другим три тендера с оранжевыми лентами.

Кивнув на машины, Виктор сказал:

– Грядёт историческое событие, и ты, Дулько, его свидетель… Историческое… Слышишь?

– На фиг мне слышать? – всякий раз, когда на заправочную станцию заезжали «оранжевые хлопцы», лицо Дулько выражало недоумение, на его губах начинала бродить растерянная ухмылка, а левая щека подёргивалась. Угрюмо поглядывая на водителей, Дулько ворчал: «Ну, доберутся они до этого Кфар-Даром, ну, пошумят, потолкаются, а дальше что? Бред сплошной…Чего они себе думают? Понаехав на своих тачках, второй фронт пооткрывают? У них и с первым-то никакой согласности… Смутьяны глупые… А ещё и вот эти, – Дулько махнул рукой в сторону молящихся. – Лоботрясы…Стоят, покачиваясь, и лбами трясут…

– Верят они… – сказал Виктор. – А ты… Чи ты, батько, помолчи, чи ты как?

– А что?

Виктор сделал озабоченное лицо.

– Наживёшь себе геморрой…

Дулько отвернулся и вдруг заметил стоящий возле забора красный «Фиат».

– Что тут делает девчина? – спросил он, кивнув на Риту.

– Сидит в своей машине, – сказал Виктор.

– Давно?

– Всю ночь. Прокол в колесе…

Дулько ухмыльнулся.

– А у тебя? – спросил он.

– Что у меня?

– Прокола не было?..

Виктор покачал головой.

– Я в Беер-Шеву… За запаской…

– Красивая девчина… – сказал Дулько.

– Она в газеты пишет.

– Жалобы?

– Иногда и жалобы…