…Песчаные дюны…Десятки тысяч дунамов сиротливого песка… Местные арабы принимали евреев за безумцев… Теплицы в пустыне, где не было ни деревца, ни травинки, ни насекомых, ни птиц – ничего живого… Поселенцы ставили в песчаную почву всё новые, новые, новые капельницы с водой…

…Ицхак Рабин сказал: «Я верю, что у этого края есть будущее, и он должен стать неотъемлемой частью Израиля»…

…«Вы нужны здесь!» – звало людей одно правительство, потом другое, потом третье, и поселенцы гордились собою, продолжая строить для себя дома, а для страны – из себя живую изгородь…

…Однажды их встретил хлебом и солью мухтар Дар-Эль-Балаха – кому могут помешать евреи, которым удаётся выращивать помидоры в песках; наоборот, пускай себе, тем более, что и арабам доставалось кое-что из урожая… В то же время евреи могли беспрепятственно ездить в Беер-Шеву с водителями из Хан-Юнеса и Рафиаха…

…Первую девочку, родившуюся в Кфар-Даром в семье Шауля и Рахели Бен-Цион, назвали Дромит…

…Полковник поднял голову. Вдали, сквозь тусклые просветы пальмовых ветвей, виднелась крыша новой синагоги. С утра молодые поселенцы сваливали на неё мешки с песком, вёдра, щётки, рваные матрасы…

«Бред… – подумал полковник. – Молодёжь…Баррикады…Молодёжь на баррикадах… Разве Кфар-Даром готовится к революции?.. Бред… В нашей стране революция?.. Бред… Слишком много мы испытали войн, чтобы… Это страна солдат, а не крышелазов… Молодёжь Кфар-Даром считает, что моё место с ними, но только в баррикадах я ничего не смыслю и, кроме того, каково старому солдату лазить по крышам?..»

Почувствовав себя вконец обессиленным от долгих мучительных размышлений, полковник мысленно приказал себе. «Не думай, не пытай свои мозги бреднями, а не то, не дай Бог, можно и…»

Внезапный толчок в затылок заставил полковника сжаться, вобрать голову в плечи и замереть. «Словно молоточком», – подумал он о толчке. «Молоточки, молоточки, всё же не топорики!..» – заставив себя улыбнуться, пропел полковник, но на него тут же обрушились два новых толчка, ещё более продолжительных и липких, чем прежний.

«Не думай!» – повторил свой приказ полковник, однако, кто в силах справиться со вспышками памяти?..

…Повстречав полковника возле одной из теплиц, раввин Иосеф спросил:

– Ты что-то понимаешь в Этом? – Насильственный угон евреев!.. Нет, я тебя спрашиваю – ты что-то понимаешь?.. Неужели у кого-то отшибло память, и они забыли, что изгнанные из Иерусалима евреи веками продолжали мечтать о своём возвращении?.. И ведь вернулись!..Иногда мне кажется, что наши министры…Как, объясни мне, они смеют уничтожить «Кфар-Даром»? – раввин Иосеф затрясся, зрачки в глазах расширились до неузнаваемости. – Ведь если они сделают Это, то … «Дорожная карта Буша»…В моей голове такое не укладывается… В твоей укладывается?

Полковник не ответил.

Серое пятно растерянности на лице раввина внезапно сменилась розовой вспышкой.

– Кфар-Даром вернётся!.. – суетливо оглядываясь по сторонам, проговорил раввин. – В этом мире повторяется всё! Наших дедов повторили отцы, отцов – сыновья, сыновей повторят внуки; нас прогоняли, мы прогоняли, снова нас, снова мы…Чего уж там?.. За морем, думают, что нами можно помыкать вечно?.. А мы сами, вот… Откуда им знать то, чего знаем лишь одни мы: «Если не я себе, то кто мне?..»

Полковник слушал раввина невольно любуясь видом его статной, величественной фигуры и бледным одухотворённым лицом с тёмными горящими глазами.

– А если Это так надо, – осторожно сказал полковник. – В конце концов, «Кфар-Даром» – не Иерусалим, да и времена не те…

Раввин Иосеф неторопливо провёл рукой по своей широкой с проседью бороде и вдруг прокричал сорвавшимся голосом:

– Что мы знаем о времени? Помнишь, что сказал Соломон: «Человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие улавливаются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них». Дух Создателя – на все времена. Во всём… Слышишь, во всём!.. Или ты, полковник, сомневаешься?

Полковник не ответил.

– Если сомневаешься, то это зло! – прошептал раввин.

– Зло?

– Зло! – твёрдо проговорил раввин. – Зло – это то, что не позволяет приблизиться к Богу. Разве можешь ты, сомневаясь, пребывать в Его мире?

– Я живу в моём мире, – сказал полковник.

– В мире, где еврей готов прогнать еврея? А ведь Он уже наказывал нас… – раввин опустил голову, словно стыдясь неблаговидного поведения самых близких ему людей; пальцы нервно сжались в кулак.

Пытаясь собраться с мыслями, полковник отвёл взгляд в сторону.

– Второй храм? – сказал он.

– Не только…Однако ответ на нашу распущенность и постыдно потерянную память бывал всегда жёстким…

– Возможно, Он и сейчас решил нас наказать…

– Сейчас мы себя сами… – проговорил, запинаясь, раввин. Страшная судорога исказила его лицо; оно стало белым, словно внезапно лишилось тока крови.

Полковник опустил голову, проговорил:

– Поэтому вы призываете молодёжь воевать с нашими солдатами?

– Не с солдатами, – голос раввина то и дело прерывался, – и не воевать…Я лишь прошу не допустить Это…Я требую…Ведь речь идёт о тех, кто в эту землю врос… А теперь их задумали из неё… Люди – не сорняки… А ты, полковник, где будешь завтра ты?

– Там я буду, – ответил полковник, – где будет НУЖНО!..

– Ты ещё не решил, где нужно? – раввин заглянул в глаза полковника и горько усмехнулся.

Полковника смущали и дрожь в крепких, широких плечах раввина, и звучание старческого голоса, который, срываясь на тонкие выкрики, неожиданно глухо, вдруг потерянно оседал, пока, наконец, на полуслове, не пропадал вовсе.

Перебирая педалями трёхколёсного велосипеда, мимо проехала девочка. Она звонко смеялась и махала ручкой.

«Надеюсь, Он не допустит!..» – проговорил полковник.

Раввин снова внимательно посмотрел на полковника и, махнув рукой, сказал: «И мы не допустим!..»

…Теперь полковник недоумённо посмотрел на свои руки, но тут же взгляд отвёл в сторону; он давно открыл для себя, что если разглядывать что-либо долго, то обязательно увидишь желаемое, а если желания нет, то лучше не разглядывать… «Сейчас, – решил он, – лучше не разглядывать…»

Пальмы и крыша синагоги остались в стороне…

«Завтра… – думал полковник. – Завтра… Разве еврей посмеет придти в дом еврея, чтобы?.. А что, если завтра – и есть конец света? Завтра…Судить можно будет завтра… Но… Разве я судья?.. Пускай мой племянник, Виктор, судит… Он – философ… Пускай он… Мне выйти вместе с молодёжью?.. Только не на крышу синагоги… Кому это нужно?..»

Полковник вспомнил, что Виктор обещал позвонить вечером, а пока он решил побеседовать с внуком Идо, который, поджав под себя ноги и задумчиво понурив голову, сидел на полу террасы.

– Неприятности? – спросил полковник.

– А то ты не знаешь? – Идо поедал из керамической кружки черешни.

– Знаю!

– То-то…

– Бывает…

– Что бывает? – не понял внук.

Полковник посмотрел на дюну, в которую вошло солнце, и попросил:

– Рассказывай!

– Учитель сказал, что на нас надвигается несчастье.

– Вот как? Он так сказал?

– У нашего учителя был очень грустный голос, и он сказал: «То, что надвигается на нас, выглядит как несчастье».

Полковник продолжал смотреть на дюну, в которую вошло солнце, только теперь он смотрел молча.

И тогда Идо спросил:

– Как выглядят несчастья?

Полковник повернул встревоженное лицо.

– По-разному… Кажется, без них, мир не может…

Идо тоже посмотрел на дюну, в которую вошло солнце.

– Моей школы здесь больше не будет? – спросил он потом.

– Не будет, – отозвался полковник.

– Это несчастье, да?

– Вроде бы…

– Мне хочется заплакать, – сказал Идо.

– Я знаю.

– Знаешь?