Большую роль в уничтожении огневых точек противника в домах и подвалах играли истребительно-противотанковые орудия, выдвинутые в боевые порядки пехоты для ведения огня прямой наводкой. Они подавляли внезапно возникающие цели, расчищая путь пехоте. Результативным оказался и огонь восьмидесятидвух — и стадвадцатимиллиметровых минометов. Вес этих систем был сравнительно невелик, и расчеты легко переносили их в разобранном виде через созданные противником препятствия. Минометчики не отставали от пехоты, быстро занимали позиции за стенами домов и открывали внезапный огонь.

Искусно маневрировал своими подразделениями в уличных боях командир одного из минометных дивизионов капитан А. П. Санкин. Поддерживая наступление пехоты, он выдвигал свои батареи вплотную к атакующим цепям и вел стрельбу на первом заряде. Эффективность огня была очень велика, так как корректировка его велась непосредственно с передовых позиций поля боя. Разведчики взводов управлений продвигались вместе со штурмовыми группами, вслед за своими разрывами и тут же давали поправки в исходные данные для батарей — цели накрывались безошибочно.

Преодолевая сопротивление противника, части корпуса стали обходить его группировку, располагавшуюся в районе заводов на восточной окраине и в центре города. В полдень 3 апреля начали поступать доклады об успешном продвижении частей.

«Вышел к северо-восточной части Млыница, веду бой за кварталы сорок четыре и сорок пять», — сообщал командир 25-й гвардейской дивизии полковник А. М. Переманов.

«Овладел районом Бренер и кварталом тринадцать, частью сил оказываю содействие правому соседу в захвате Прьвоз, вышел на улицу Цеота», — доносил полковник С. В. Салычев из 19-й стрелковой.

И лишь в 252-й дело немного застопорилось. Когда я по поручению генерала Григоровича приехал на командный пункт дивизии, генерал Иван Александрович Горбачев устало сказал:

— Городскую радиостанцию, как было приказано, мы взяли и отдельными домами южнее ее овладели, а вот дальше продвигаемся с большим трудом…

Вид у комдива был неважный: он, как выяснилось, не спал уже двое суток. Дело в том, что в полосе наступления дивизии была расположена крепость-град, построенная в давние времена на высоте, господствующей над центральной и южной частями города. Гитлеровцы приспособили ее к обороне. Стены почти трехметровой толщины надежно их прикрывали. В крепости находился пехотный полк, усиленный специальной крепостной ротой и несколькими дивизионами артиллерии. Левофланговый полк 252-й дивизии предпринял несколько попыток овладеть градом, но все они были отбиты со значительными для нас потерями.

— Что намерены предпринять? — спросил я генерала Горбачева.

— Хочу подтянуть артиллерию. Сделать перегруппировку сил. И снова будем атаковать…

— Да, надо как следует подготовиться, прежде чем опять начинать штурм, — сказал я комдиву, — а мы постараемся вам помочь.

Вернувшись на командный пункт корпуса, я доложил М. Ф. Григоровичу о положении дел в дивизии. Он согласился, что атаки на высоту с градом следует приостановить, чтобы избежать неоправданных потерь.

Нашу беседу прервал приезд командарма. Генерал Михаил Степанович Шумилов ненадолго заехал к нам по пути в 25-й гвардейский стрелковый корпус, дравшийся на самой северной окраине Братиславы. Мы познакомились с командующим всего несколько дней тому назад, когда корпус только что вошел в состав 7-й гвардейской армии. Он приехал к нам в город Дунайска-Стреда, где располагался штаб, и пробыл там часа полтора-два. Все, кто был на командном пункте, представились командарму. М. С. Шумилов заслушал подробный доклад генерала Григоровича о боевом составе, укомплектованности корпуса, о политико-моральном состоянии его личного состава. Затем он в свою очередь поставил перед нами задачи, указал на особенности предстоящих боевых действий.

Командарм и на сей раз произвел на нас приятное впечатление. Он был высок ростом, слегка грузноват и добродушен. Держался запросто, разговаривал весело, с улыбкой.

— Так где же вы споткнулись? — спросил он, едва мы спустились в подвал, где располагался командный пункт корпуса. — В чем задержка?

Григорович доложил о положении дел в корпусе, в том числе и о затруднениях, возникших на участке 252-й стрелковой дивизии.

— И что же вы решили? — спросил Михаил Степанович. — Какие меры думаете предпринять?

— В течение ночи, — ответил комкор, — создадим два штурмовых отряда, по стрелковому батальону в каждом. Усилим их самоходками, орудиями прямой наводки, огнеметными и инженерными подразделениями, подтянем тяжелую артиллерию… И с утра возобновим штурм.

Шумилову этот план понравился. Он одобрил его, а в ответ на просьбу об авиационной поддержке атаки сказал:

— Об этом можете не беспокоиться. Я позабочусь, чтобы действия ваших штурмовых отрядов были надежно обеспечены с воздуха. С рассветом удар по крепости нанесет пятый штурмовой авиационный корпус генерала Каманина.

Уезжая, Шумилов с улыбкой заметил:

— Спешу к Осташенко в двадцать пятый гвардейский корпус. Вам придется вместе с ним продолжать штурм Братиславы. Надеюсь, вы подружитесь.

После отъезда командарма мы приступили к тщательной подготовке штурма. Все получилось так, как было задумано. Утром 4 апреля после авиационной и артиллерийской подготовки части корпуса перешли в атаку. Крепость была довольно быстро взята. С этим успехом нас поздравил член Военного совета 7-й гвардейской армии генерал А. В. Мухин, приехавший к нам в полдень.

— Ну что ж, еще одно, последнее усилие — и Братислава будет освобождена, — сказал он, поднявшись на второй этаж здания, где располагался НП. Отсюда хорошо просматривалась картина боя. Мы с Григоровичем поспешили за ним.

У Мухина было открытое, по-русски красивое, доброе лицо. Он часто останавливался возле бойцов, расспрашивал их о доме, о настроении, о нуждах.

Минут сорок член Военного совета наблюдал за боем молча, потом сказал:

— Нелегко людям. Война к концу, а им приходится на смерть идти. Берегите каждого человека…

По мере того как грохот боя все дальше отодвигался на западную окраину Братиславы, на улицах все чаще и чаще стали появляться жители города. Они выходили из подвалов и убежищ, увидев советских воинов, бросались к ним со словами привета и благодарности.

К исходу 4 апреля наши соединения в тесном взаимодействии с частями 25-го гвардейского корпуса очистили наконец город от гитлеровцев и вышли на реку Быстрицу.

Приказом Верховного Главнокомандующего нашему корпусу было присвоено почетное наименование «Братиславский «. Позднее решением Национального комитета столицы Словакии командир корпуса, командиры дивизий и другие офицеры, в том числе и я, были удостоены высокого звания «Почетный гражданин города Братиславы».

Потеряв Братиславу, немцы начали отходить на заранее подготовленные рубежи обороны по западному берегу Моравы. Здесь они надеялись снова задержать наше наступление, используя широкую, сильно заболоченную пойму реки, преодолеть которую войскам было действительно нелегко. Стремясь закрепиться на этом рубеже, противник усилил сопротивление и неоднократно переходил в контратаки с отрогов Малых Карпат. Активизировалась и его авиация. Действуя группами в 5–10 самолетов, она наносила удары по нашим частям, двигавшимся по дорогам.

В течение 5 апреля части корпуса вели бои на восточном берегу Моравы, очищая от гитлеровцев лесной массив севернее Девина. К исходу дня 19-я дивизия овладела этим населенным пунктом, а 252-я — Дубровкой. Однако наибольший успех имела 25-я гвардейская. Достигнув реки в районе Шлофсхора, она с ходу стала переправляться на правобережье. На рассвете мне позвонил полковник А. М. Переманов и доложил, что им захвачен плацдарм до восьми километров по фронту и около трех с половиной километров в глубину и что, по имеющимся у них данным, противник накапливает силы для нанесения контрудара.

Когда я сообщил об этом комкору, он радостно воскликнул: