Изменить стиль страницы

Королева змей близ Юденбурга

В седой древности в округе Юденбург, в каменном карьере, тянувшемся по солнечной стороне дороги из Эппенштейна в Пату, кишмя кишели змеи. Лежа на камнях, они грелись на солнце, извиваясь ползали в сухой траве, гнездились в ямах — короче говоря, там был настоящий змеиный рай. Сказывают, что в стародавние времена, когда на свете случались еще кое-какие чудеса, — ныне такого больше не бывает — порой можно было встретить там и белую змею. Белую змею с небольшой короной на голове — Королеву змей. Только один раз в столетие можно отыскать такую вот коронованную змею. Ее корону выковывают в недрах гор гномы.

Волшебная же сила подобных змей — общеизвестна.

Поблизости от каменного карьера стояла тогда бедная хижина. Жил там камнелом с женой и маленькой дочуркой. Ребенок часто сиживал у дверей хижины, зачерпывая ложкой из миски молоко с накрошенными туда кусочками хлеба. Однажды вечером, когда малышка снова трапезничала, запах молока привлек Королеву змей. Она приползла к хижине и стала жадно лакать молоко, меж тем как ребенок, не спуская любопытных глазенок со змеи, спокойно продолжал черпать ложкой из миски.

Однако через некоторое время девочка сказала змее:

— Нельзя пить одно только молоко, поешь и хлебушка. (С такими или подобными словами матушка, верно, часто уговаривала малышку поесть.)

Змея же, не обращая никакого внимания на девчушкино приглашение, продолжала лакать своим острым язычком одно только молоко.

Тут малышка разозлилась и закричала:

— Раз ты не хочешь, я сама тебе помогу!

И ударила змею ложкой по голове. Коронка упала ребенку на колени. Королева же змей поспешно уползла прочь.

Мать девочки увидела из окна, как ребенок ударил змею. В ужасе ринулась женщина из хижины, но змея уже давно исчезла, а ребенок, целый и невредимый, сидел на пороге. Женщина так испугалась, что успокоилась не скоро. Прижав к себе ребенка, она ласкала и целовала его.

Малышка же весело лепетала, рассказывая матушке о змее, а потом показала ей сверкающую коронку, что держала в ручонке.

Вскоре, когда дочурка заснула в своей постели, камнелом и его жена, преисполненные удивления и немого восторга, стали разглядывать при свете свечи мерцающее творение искусства, сработанное целиком из золота и драгоценных камней.

Внезапно их испугали омерзительные шорох и шипение. Вскочив, они стали смотреть в окно. Змеи, бесчисленное множество змей, шипя и извиваясь, так и кишели, ползая туда-сюда у окна и натыкаясь головами на стекла. Камнелом в ужасе схватил жену за руку! В противоположном окне они тоже ничего не увидели, кроме змей, которые хотели проникнуть в горницу. Хижина камнелома была осаждена полчищами свирепых змей. Быть может, целых полчаса муж и жена не смели шевельнуться. В полном оцепенении, вне себя от страха, сидели они, словно аршин проглотив, у стола, глядя, как проклятые, на окна. Внезапно мужу пришла в голову спасительная мысль. Он взял коронку, отворил маленькое раздвижное оконце, и с быстротою молнии выбросил драгоценную коронку. Змеи тотчас исчезли из-под окон. Некоторое время камнелом и его жена еще слышали шипение и шорох ползущих извивающихся змей, потом постепенно настала тишина.

Но в эту ночь супруги долго не могли заснуть, а потом все снова и снова просыпались и вскакивали, думая, будто слышат шипение змей.

Когда на следующее утро муж осторожно отворил дверь хижины и выглянул наружу, все было, как всегда, как каждое утро прежде. Змеи исчезли. Только в траве подле двери неподвижно лежала большая белая змея. То была Королева змей, убитая своими соплеменниками за то, что утратила корону.

Еще столетие должно миновать, прежде чем змеи обретут новую королеву.

Дровосек из Мариацелля — страж у врат ада

Вблизи от Миттербаха близ Мариацелля много-много лет тому назад стоял небольшой трактир. По воскресным и праздничным дням сходились там развеселые дровосеки со всей округи. Они играли и пели, да и бражничали немало, и всякий раз под конец, по старинному обычаю дровосеков, там случалась жестокая потасовка.

Одному из дровосеков бывало особливо худо в такие дни. Каждое воскресенье он напивался, как бочка, а если после пирушки не случалось жестокой потасовки, то он и вовсе был совершенно несчастен. За его буйство дровосека прозвали «Страшила Зепп». Однажды в праздник Вознесения Христова в Мариацелль со всех сторон издалека явились благочестивые паломники. Страшила Зепп тоже устремился туда. Вырядился он роскошно. Его грубошерстная непромокаемая куртка была с зелеными кантами, жабо на груди — красное, штаны из шкуры серны доходили до колен. Он надел зеленые чулки и новые, с иголочки, башмаки. Ею зеленая тирольская шляпа была украшена громадной кистью из шерсти серны, а хвост тетерева Зепп предприимчиво направил вперед, как бы призывая всех идущих навстречу к драке.

Но ни в коем случае не думайте, что Зепп отправился в Мариацелль, чтобы пойти в церковь! Пока он, тяжело ступая, шел туда, он уже представил себе, какая великолепная потасовка могла бы быть в таком месте как Мариацелль, битком набитом людьми. Однако, придя туда, он напрасно гордо шествовал от одного кабака к другому. Ни у кого не было желании драться, ссориться и сыпать проклятиями в день такого светлого праздника. Все люди сидели за столами кроткие как овечки.

Когда настало время обеда, Зепп был зол на самого себя и на весь мир. Он нетвердо держался на ногах уже в Мариацелле, потому как набрался в разных кабаках, и без конца злился и ворчал:

— Подраться надо еще сегодня! Черт возьми! Гром и молния! Подраться надо еще сегодня!

Зепп затевал склоку со всеми встречными, но они лишь обходили его стороной, держась подальше от буяна и оставляя его наедине с самим собой.

В конце концов он стал утешать себя: «В трактире близ Миттербаха найдется, верно, для нашего брата еще парочка-другая порядочных драчунов. Боже милостивый, где эти негодяи, эти трясущиеся от страха головорезы! Подраться надо еще сегодня!»

В трактире в Миттербахе было полным-полно дровосеков и прочих воскресных собутыльников, но словно кто-то наколдовал-.. И здесь не нашел Зепп никого, кто испытывал бы хоть милейшее желание подраться.

— Зепп! — взывали к нему дровосеки. — Сегодня святой день! Присядь к столу, успокойся и опрокинь мирно свой стаканчик!

— Нет! — в ярости воскликнул Зепп, полагая, что лопнет от злости. — Мне надо выпить еще! Тут уж ничего не поможет, против этого никаких средств нету. А если никто со мной выпить не захочет, тогда тут, должно быть, без черта не обошлось.

И он, ринувшись в дверь, выбежал из трактира. Он ревел и кричал изо всех сил, что черт-де — трус несчастный, если он сейчас же, на этом самом месте не устроит хорошенькую драку.

У дровосеков в трактире холодок пробежал по спине, когда до них донесся из леса такой же громкий крик, какой издавал Зепп.

— Ура! — ревел Зепп. — Тут в лесной чаще торчит один, жаждущий подраться! Дружище, я иду! Сейчас и начнем!

И словно медведь или дикий вепрь, ринулся Зепп в заросли и исчез.

У сображников его было смутно на душе. Им вовсе не по сердцу пришлось то, что произошло. Долго ждали они возвращения безумного Зеппа. В тот день, однако же, он обратно не вернулся. Да и на следующий день и нигде и никто так и не обнаружил его следа. Неделю, потом другую ждали его дровосеки, но Зепп — исчез.

Минуло три года. Снова настал праздник Вознесения Христова, и дровосеки, как было у них заведено, отправились со своих лесных делянок в Мариацелль на божественную церковную службу. Как всегда в день Вознесения Христова, думали они о безумном Зеппе и шли, тяжело ступая, удрученно и не произнося ни слова. Когда же они подошли ближе к трактиру, где три года назад обретался их исчезнувший сображник, один из дровосеков сказал:

— Хотелось бы знать, что сталось с Зеппом! Сегодня как раз три года минуло с тех пор, как он исчез! О небо! У меня и сейчас еще холодок пробегает по спине, когда я думаю о том, как он кричал тогда в лесу.