– Разрядка?! Садись!

Он осмотрел утихомирившихся учеников, подошел к учительнице, сидевшей у своего стола и на мгновение, дотронувшись до ее плеча, спокойно заговорил:

– В гимназии я изучал немецкий язык и всегда с тех пор с большим наслаждением читаю Гете. А потом сравниваю с переводами на родной, русский. Какая разница! Иногда совершенно другие стихи, совпадающие по теме, но никак не с поэтическими образами, другое звучание. Вам, ребята, этого пока не понять, все впереди. Пока поверьте на слово – интереснее и легче будет жить на свете тому из вас, кто овладеет одним иностранным – а почему одним? – быть может, двумя или даже тремя языками. Какие горизонты откроются перед ним, перед вами. Но для этого надо работать и работать, учить иностранные языки. Эта работа тяжелая, но очень благодарная. Вы будет читать книги, которые еще не успели перевести, а ученые и инженеры узнают о новинках за рубежом. Ребята, я забуду о сегодняшнем безобразии. Когда я выйду отсюда, найдите слова, чтобы новая учительница вас простила и наведите порядок в классе. Вам понятно?!

Выйдя из школы, за углом Алеша увидел Сытина.

– А, Сытин, ждешь меня, чтобы дать по шее, да?

– Соображаешь, пушковед, ты у меня еще и в нос получишь, до первой крови, понял.

– Понял, будем, значит, боксировать.

– Ты – боксер? Ха! Ты хоть понятие о боксе имеешь?

– Имею, видел… в кино. Но какое это имеет значение: бокс так бокс, мне все равно, давай.

Став в позу боксера, подражая Сытину, Алеша от первого же его удара рухнул на спину. Хлынула кровь из разбитого и мгновенно распухшего носа. Было больно и унизительно, но на что иное мог рассчитывать Алеша, который вообще-то никогда не дрался, тем более не боксировал.

– Алешка, ты что, вставай, я же не хотел так, – завопил Сытин и кинулся помогать Алеше подняться. В его дрожащем голосе звучало сочувствие.

– Уйди, Сытин, я сам, – Алеша с трудом поднялся. Его пошатывало.

Сытин старался поддержать бывшего противника.

– Я сказал, Сытин, не надо, я сам, отойди, не надо. Огромадные же у тебя кулачищи, так и прибить можно, а? Ну и благородство у тебя прорезывается, побежденному руку подаешь.

– Алешка, я не хотел так, честное слово, хотя и понимал, что ты не боксер, а хиляк. Но чтобы вот так, сразу расквасить тебе нос, честно, не хотел, веришь?

– Верю. Хотел показать свою силу. Зачем? Ума не хватило словами? Что делать-то будем? Кровь-то хлещет, как ее остановить?

– Больно, да? – чувствуя за собой вину, Сытин стал упрашивать Алешу: – Пошли к нам! Вон наш дом, отсюда видно, в Кривом. Сейчас Леночка дома, она, знаешь, какая – сразу вылечит, пошли.

– Ладно, пошли.

Когда ребята уже уходили с места ристалища, вдруг появились девочки из их класса, сразу налетевшие на Сытина.

– Девочки, Сытин здесь ни при чем. Это я с разбега споткнулся и ударился об этот кирпич, – изложил свою версию Алеша и для убедительности поднял с земли валявшийся возле его ног кусок кирпича, на который тут же закапала кровь, тоненькой струйкой бежавшая из разбитого носа.

– Так что не волнуйтесь, это я сам. Пошли, Димыч, лечиться. – И они пошли, как два друга: Сытин тащил два портфеля, а Алеша, как бы невзначай, держался за карман или хлястик, или за складку его пальто: хочу, мол, держусь, а хочу – и не буду держаться, так, мол, гуляем. А самого подташнивало, и голова кружилась.

Им открыла дверь тоненькая высокая девушка, заспанная, с волосами, ниспадающими на плечи золотистой волной. Волосы поразили Алешу: какие красивые!

– Я с ночи, только проснулась, заходите.

– Это моя соседка Лена, или Леночка. На ней весь дом держится. Мама-то у меня умерла, а батя – с утра до поздноты на заводе, он мастер. А это Алешка из нашего класса.

– А ну-ка, мальчик Алешка, быстро ко мне. Что с тобой наш несуразный Димка сделал? Голова болит, подташнивает? Ясно. Садись на мою постель. Будем раздеваться.

– Как? Зачем?

– Тебе надо полежать часок спокойно, а вдруг у тебя сотрясение мозга?

– Нет у меня никакого сотрясения!

– Как знать! Ну, а мозги-то у тебя есть? Или как у Димки – мозги в кулаке, а не в голове? Когда упал, стукнулся затылком, да? Раздевать тебя буду я!

– Как?! Я не хочу раздеваться!

– Меня не стесняйся, я медработник, ясно? Сниму курточку, расшнурую и сниму ботинки. Лежать будешь в брюках.

– Нет, я сам!

– Самому нельзя! Не наклоняй голову. Слушайся меня, иначе вызову «Скорую помощь», ясно?! Димка, достань две простыни из шкафа, быстро. Теперь ложись, тихо, спокойно, тебе удобно?

– Да, очень хорошо. Как я вас должен звать?

– Леной. Я работаю в хирургическом отделении больницы и учусь в медицинском училище.

– Спасибо, Лена, большое спасибо.

– Хорошо, мальчик Алеша. Пока я займусь твоим носом, ответь мне, как все произошло?

– Это я сам.

– Сам, понятно. Он не соизмеряет свои силы с возможностями ребят, хотя человечек добрый, но иногда туго соображает. Не верю, что по злобе ударил, но чуть не свернул нос на бок. Ну и дурачок у нас Димка, горе наше луковое! Димка, давай кипяток! Тащи мою сумку. А ты, мальчик с серо-голубыми глазами и длинными ресницами, запрокинь голову. Давай я помогу, вот так. Одну минутку потерпи. Вымою руки, посмотрю твой нос, еще кровит, продезинфицирую, и пойдешь ты со мной, мальчик Алеша, в мою больницу к отоларингологу. Это займет часа два. Мама будет волноваться, что сын не пришел вовремя из школы?

– Да, конечно! Очень.

– Димка, сбегай к нему домой. Только разговаривай спокойно. Ты у нас дипломат известный. Вот что, лучше молчи, я напишу записку. Скажи, что Алеша разбил нос, ничего страшного. Я сама его часа через два-три приведу, ясно?

Быстро летели школьные дни, и ничего в них примечательного не было. Вот в шестом стало интереснее, появились новые учителя и новые предметы. На девочек Алеша стал смотреть другими глазами – даже внешне они стали выглядеть как-то по-иному. И разговаривали между собой не так, как мальчишки: их окружала тайна, они часто шептались или без видимых причин громко хохотали. Некоторые отрастили косы необычайной длины, до поясницы, и в самый хвостик вплетали бантик красный, или голубой, или белый… Очень красиво. Димыч, ярый ненавистник кос, большой любитель за них подергать, теперь обходил девочек стороной и стал испытывать перед ними некоторую робость. Мальчики меньше стали ухмыляться, как-то гнусновато хихикать, отпуская несуразные шуточки в адрес девочек. Смысл шуточек трудно было понять даже их авторам, что-то вроде:

– Я подставил подножку, а она перепрыгнула и побежала жаловаться. Ну, если бы упала, нос разбила, тогда другое дело. А так за что же жаловаться? Все они ябеды, и лучше с ними не связываться.

– Точно, лучше с ними не связываться, себе же хуже будет, – басил Димыч. И как это ни странно, Алеша с Димычем стали приятелями.

– Алешка, скажи, почему ты меня называешь «темными силами общества», главарем – обидно.

– Чудак ты человек, потому, что не развиваешь серое вещество. Непонятно? У тебя главное – футбол. Ладно, допустим, это хорошо, в меру. А книги ты читаешь, нет?! А в музее был хотя бы раз, нет?! Говорят, ты доказывал свою храбрость в прошлом году, перебегая улицу перед самым автомобилем.

– Потому что дурак был, сознаю. И это было не в прошлом, а в позапрошлом году. Меня тогда шофер с грузчиком поймали, штаны спустили и ремнем секли прямо на капоте. Уж и орал я тогда, сейчас смех берет. Что, я и сегодня такой, а?

– Да, конечно, ты другой… А знаешь ли ты, Димыч, что твой однофамилец был известным на всю Россию?

– Гиревик, что ли? Вроде слышал.

– Да нет, он из деревни пришел в Москву, самоучка. Потом разбогател, книги издавал, писателей поддерживал. Был знаком с Львом Николаевичем Толстым, дружил с Чеховым, Горьким… Тебе эти имена о чем-то говорят?

– Ну, то, что проходили в школе – «Ванька Жуков», «Каштанка».

– А называть тебя «темными силами» я больше не буду.