Убийство Богдановича было также организовано тем же Гершуни в г. Уфе, откуда по выезде чрез продолжительное время, Гершуни также как и Мельников был Зубатовым предан и арестован в г. Киеве тем же подполковником Спиридовичем и при более еще таинственной обстановке, чем Мельников. В Москве один из членов судебного ведомства, встретившись со мною, сказал мне, что в Москве циркулируют рассказы, что Гершуни был арестован в Киеве при загадочной обстановке, на что я ему ответил утвердительно, так как это судебное лицо тоже понимало Зубатова, как и я.

Пред выездом моим из Киева в Петербург, еще до задержания Гершуни, я получил в Киеве указание из моего секретного источника, положительно и настоятельно указывавшее о нахождении Гершуни в Киеве, о розыске и задержании которого был особый циркуляр департамента полиции и по общей полиции; я пригласил к себе одновременно начальника охранного отделения Спиридовича и заведующего розыском по уголовным делам в Киеве Рудого и сказал им о полученном мною указании на присутствие Гершуни в Киеве и предложил усиленный розыск и задержание его. Пристав Рудой ответил мне, что и по полученным им сведениям Гершуни должен быть в Киеве, и что он примет все меры к задержанию его, и вышел, а подполковник Спиридович выразил мне, что по обстоятельствам общерозыскным задержание Гершуни еще преждевременно. Такой ответ мне показался странным и совершенно расходящимся с настоятельным требованием департамента полиции о задержании Гершуни. Затем я выехал в С.-Петербург и по прошествии времени получилась депеша об убийстве губернатора Богдановича, который революционной партии вовсе не был нужен. А вслед за убийством Богдановича последовало задержание Гершуни в Киеве при той обстановке, как сказано было выше, и производством было установлено, что Гершуни в Киев следовал из Уфы, где он и организовал убийство Богдановича.

Арест Гершуни был произведен после выезда моего из Киева в С.-Петербург.

В день получения в Петербурге депеши об убийстве Богдановича я прибыл в департамент полиции, где один из служащих, понимавших Зубатова, как и я, сказал мне, указывая на квартиру министра фон-Плеве:

— Не легко будет вот кому дышаться, ведь вы несомненно все знаете и о махинации всего дела Зубатова.

Затем Зубатов был, по настоянию генерала фон-Валя, изгнан не только из департамента полиции, но и со службы, с отдачею под гласный надзор полиции. Изгнание Зубатова несомненно сопровождалось раскрытием, наконец, его изменничества и провокаторства.

Зубатов пользовался большим доверием министра фон-Плеве, а уж директор департамента полиции Лопухин, по неопытности и незнанию революционного дела, весь был в руках Зубатова. Вся нить розыска была у Зубатова, который поставил так дело розыска, что совершенно уничтожил начальников жандармских управлений, обезличив их совершенно. Департамент полиции совершенно отшатнул начальников жандармских управлений от дела и службы прекращением с ними всяких сношений и презрительным отношением к ним, тогда как только начальники жандармских управлений одни и могли сильно помогать общему делу розыска по всей империи, лично соприкасаясь по существу самого дела с лицами революционного дела, но не одной бумажной стороны дела.

Какое участие мог принимать Зубатов в деле убийства министра фон-Плеве, которым Зубатов был в несколько часов изгнан из департамента полиции, а следовательно и удален от дела руководителя розыском по всей империи, я не даю себе права ничего ныне пока сказать, но считаю необходимым к убийству этому дополнить следующий факт, действительность которого может быть признана имеющейся перепискою в департаменте полиции.

Дело касается сильнейшего взрыва, происшедшего в Северной гостинице в С.-Петербурге, при котором погиб человек, быв разорванным на мельчайшие части кроме ступней ног, сохранившихся в номере, занимаемом в сказанной гостинице, и оказавшийся бывшим студентом киевского университета Покотиловым[338], личность которого была установлена по пуговицам, оказавшимся на оставшихся в целости кальсонах, на каковых значилось «Монтре, Швейцария», а затем и по фотографической карточке, препровожденной мною в департамент полиции при особом сообщении о Покотилове.

Во время сильных и выдававшихся внутренних студенческих беспорядках в здании киевского университета, принимал в них, между другими, выдающееся участие названный студент Покотилов, который, быв исключенным из университета (был) отдан под гласный надзор полиции в г. Полтаве, откуда постоянно отлучался без разрешения в Киев. Получив сведения из секретного источника, вполне достоверного, что Покотилов, бывая в Киеве, постоянно находится в сношениях с выдававшимися революционною деятельностью лицами, а также сообщается с местным сообществом социал-революционеров, в основании программы коих состоит террор, и что затем Покотилов без разрешения тайно скрылся из Киева за границу, я об этом сообщил г. директору департамента полиции с препровождением и фотографической карточки Покотилова, которой и была установлена (его) личность после последовавшего взрыва в Северной гостинице.

Этот взрыв предшествовал убийству фон-Плеве и ясно и очевидно указывал, что покушение готовилось на жизнь статс-секретаря фон-Плеве, проезд которого мимо Северной гостиницы ожидался на панихиду в Александро-Невскую лавру по покойном убитом министре Сипягине в годовщину смерти последнего. Но, как известно, этому делу не дано было никакого развития от розыскной части департамента полиции, который не придал никакого значения и моему сообщению о Покотилове и выезду его за границу, где Покотилов не разыскивался, и заграничная наша агентура не была, по всему вероятию, поставлена в известность проследить деятельность и сношения Покотилова с эмиграционным кружком в Швейцарии. Насколько мне известно, хотя опять-таки из секретного источника, в то время, когда я уже не состоял на службе, по делу убийства статс-секретаря фон-Плеве пребывание Покотилова было установлено в Белостоке, откуда и привезены были разрывные снаряды в С.-Петербург для убийства министра фон-Плеве.

Изложенное подтверждает, насколько департамент полиции игнорировал, презирал и топил сообщения начальников жандармских управлений, касающиеся розыскной части. Вот отчего и естественно начальники жандармских управлений отшатнулись от дел в последние годы и перестали сообщать департаменту полиции все, что касалось розысков, а иногда и во многом эти сообщения могли бы быть очень полезны. Иногда случалось устанавливать убийства по одной какой-либо незначительной и сжатой приписке в письме, находящемся при деле, чего ныне уже не делается с такою внимательностью. Подтвержу это следующим делом.

Мне было передано министерством юстиции дело об убийстве Никонова в г. Ростове-на-Дону, заподозренного революционной партиею в том, что он состоит агентом жандармских чинов, чего в действительности не было. Никонов был расстрелян среди белого дня шестью пулями. При деле находилось письмо неизвестного автора любовного содержания женщины, подписанное буквою Е, адресованное на [завод] Фронштейна, на имя лица, скрывшегося с завода после убийства и служившего на заводе с подложным документом, ведшего пропаганду среди рабочих. В этом письме сделана была сбоку краткая приписка: «у Саши родился ребенок, которого крестил столяр». Перебрав в киевской консистории все списки родившихся за последнее время, я установил записью, что Александра Ивичевич родила сына, которого крестил столяр Наддачин, ведший пропаганду в Киеве среди рабочих. По предпринятому розыску установилось, что близким человеком к семье Ивичевичей была Евгения Калиновская, которая была автором письма и любовницей Ивичевича, по фотографической карточке установили, что последний и жил на заводе Фронштейна с подложными документами и был убийцею Никонова.

В это время существовало III отделение собственной его величества канцелярии, которое уважительно относилось к начальникам жандармских управлений, и во время существования III отделения и образования при нем секретной части секретного отделения в С.-Петербурге и агентуры и помину не было о провокаторстве со стороны III отделения, при котором я служил почти в течение восьми лет. Начальники жандармских управлений даже не понимали значения слова «провокатор», а между тем в последние годы агентство-провокаторство со стороны розыскной части департамента полиции развилось до беспредельности под руководством Зубатова, который безусловно шел на возбуждение рабочей среды, не только под покровительством, но и направлением департамента полиции, сначала главным образом в Москве, а затем перешел в С.-Петербург и перенес в провинцию чрез своих сторонников, клевретов, агентов и эмиссаров, ходивших в экскурсии по устройству организаций рабочих, стачек, забастовок, и таким образом рабочие фабрик и заводов, а также и городские рабочие и мастеровые как раз попадали в руки революции.