Нанеся удар, партизаны и десантники скрылись в глубине леса. На шоссе пылало семь костров, дым от них упирался в темные облака, низко стоявшие над лесом.

Взвод Акимова тоже успешно провел операцию. Он уничтожил две автомашины противника, на большом участке минировал шоссе, разрушил линию связи.

Партизаны и парашютисты действовали вместе четыре дня, наносили противнику удар за ударом. Англичане были довольны. Рыжий сержант восторженно говорил Игорю Акимову:

— Это настоящая работа! Я давно хотел такой работы… Я готов остаться с вами, дьявол меня возьми!

На пятый день капитан, командир десантников, сказал Никитенко, что его группа должна уйти.

— Идут большие колонны, на всех дорогах моторизованные патрульные отряды, — объяснил он. — Дальше здесь оставаться нельзя, мы будем пробираться к своим.

— Ничего, капитан, можно работать! Больше врагов — легче бить… Такой орел, как ты, любому черту рога обломает, — шутливо ответил Никитенко. — У тебя же еще много мин. Не тащить же их обратно!

Капитан подумал, согласился. Ночью, перед рассветом, его группа ушла со взводом Акимова в сторону Пеера. Отправляя партизан, Никитенко сказал Акимову:

— Смотри, чтобы англичане под удар не попали. Хоть они и десантники, а опыта-то нет… Ты за них в ответе! Если до вечера не вернетесь, выходи к Брею, на северную сторону канала. Дядькин стягивает отряды к Брею…

Акимов вернулся на другой день, поздно вечером. Лицо черное, в ссадинах, костюм изодран в клочья.

— А где англичане? — обеспокоенно спросил Никитенко.

— А черт их знает где! — зло ответил Акимов и выругался. — Друзья…

— Что случилось? Скажи толком!

— Ушли десантники. Мы со своим взводом остались в засаде у Гройтруда, а они отправились к каналу, минировать. Полчаса не прошло — патрульный отряд появился. Мы бой завязали, чтобы не пропустить немцев к каналу, англичан под удар не поставить… До последнего держались, думали, англичане подскочат, ударят с тыла… А они ушли. Бросили нас, и ушли… — Акимов обиженно закусил губу, покачал головой. — Нехорошо… Солдаты тут, конечно, не виноваты. Капитан их увел… Да, нехорошо! — Акимов подошел к костру, устало опустился на траву.

— Выходит, кишка-то тонка! — проговорил смуглолицый партизан Иван Гужов, зарывая в золу картошку.

— А может, заплутались где? — послышался чей-то негромкий голос.

— Во-во, заплутались… Не в ту сторону наступал, вместо «ура» «караул» кричал…

В слабом свете костра появилась стройная, сухощавая фигура Дядькина. С ним пришли Пьер и помощник начальника штаба Зенков. Дядькин молча сел рядом с Никитенко, зажег ветку, прикурил от нее. Лицо его было сумрачным, широкие брови тяжело нависли над глазами. Никитенко, посмотрев на Дядькина, спросил осторожно:

— Какие вести, Иван Афанасьевич?

— Плохие, Ефим Романович! — Дядькин бросил ветку в костер, помолчал. — Увезли людей… Из всех лагерей увезли. В одну ночь. — Дядькин повел плечами, словно ему было холодно. — Еще бы дня четыре… Союзные войска уже на границе!

— Да, опоздали… — тяжело вздохнул Никитенко. — Если бы нам сбросили оружие!

Дядькин молча, угрюмо смотрел в огонь. Молчали и партизаны.

— Англичане от нас ушли, — сказал Никитенко.

— Почему ушли? Дядькин настороженно повернул голову.

— Капитан мне сказал что дальше действовать невозможно.

— Вон как… Обойдемся без них! — Дядькин уставился на огонь. Потом повернулся к Зенкову, сидевшему сзади, попросил карту. Развернув на коленях, долго вглядывался в нее, потирая кулаком заросший жесткой щетиной подбородок.

— Надо, Никитенко, за Элликум группу выслать. Вот сюда, смотри… — Дядькин ткнул пальцем в карту. — Хорошее место для засады! Где взвод Максимова?

— Недалеко, за каналом.

— Его взвод и пошли.

— Сейчас дам команду… Сабадин! — Никитенко приподнялся, отыскивая глазами связного.

— Не надо, я иду к Максимову, — сказал Грудцын, неторопливо набивавший диск автомата патронами.

Дядькин посмотрел на политрука и одобрительно кивнул головой. «Это очень хорошо, что политрук пойдет со взводом…»

— Вторую группу надо поближе к Пееру выдвинуть, — сказал Дядькин. — Зенков поведет ее. Говорит, засиделся в штабе…

— Засиделся! — негромко рассмеялся Никитенко и поглядел на Зенкова. — Один нос от человека остался…

Грудцын поднялся.

— Ефим Романович, я пошел. Отправь кого-нибудь в деревню принять сводку Совинформбюро. У Вальтера хороший приемник…

Неожиданно из темноты вынырнул Кучеренко. Рядом с ним шел бельгийский разведчик Жан Колл. Увидев начальника разведки, Дядькин и Никитенко поднялись.

— Что в Брее? — нетерпеливо спросил Дядькин. — Где союзники?

— От Брея далеко… Есть карта?

— Идем в землянку!

Дядькин, Никитенко и разведчики ушли. У костра продолжалась негромкая беседа. Иван Гужов, ворочая в золе картошку, мечтательно говорил:

— Как вернусь домой, первым делом за хозяйство возьмусь. Сад думаю развести. У нас на Кубани, знаешь, какая земля? Палку в землю воткни — расти будет… Да, — сад надо будет развести. И хату хорошую поставлю. Не какую-нибудь там, а чтоб две-три комнаты было. С верандой. Под стекло…

— Ишь ты, с верандой, под стекло! — ехидно вставил пулеметчик Щукин. Он лежит на животе около самого костра, подперев кулаком подбородок. На лице его, мальчишеском, с коротким, будто подрубленным носом, светится улыбка. — Нагляделся тут на капитализм… На частную собственность потянуло!

— Пошел ты к лешему… По-человечески пожить охота. И хозяйствовать я страсть как люблю. Я по хозяйственной части человек способный. Столярничать могу, сапожничать, по печному делу… В садоводстве кой-чего тоже понимаю. Между прочим, по части винограда я тут пригляделся. Бельгийцы толково его выращивают… Виноград надо завести обязательно. Так что кто будет в наших краях — просим в гости. Хорошим вином угощу!

— Пиши первым, Иван Семеныч! — со смехом сказал Щукин. — А пока вино твое не поспело — картошечкой угости. Спеклась, наверное.

— Сейчас поглядим! — Гужов разгреб прутом золу, извлек несколько крупных, аппетитно пахнувших картофелин. — Лови, Коля!

Щукин поймал картофелину и, дуя на нее, перебрасывая с ладони на ладонь, принялся сдирать жесткую корку.

— Эх, и хороша картошечка!

Откуда-то издалека донесся едва различимый гул.

— Гром, что ли… — Гужов поднялся, прислушался. — Нет, не гром… Вроде бы орудия, артиллерия!

— Союзники! Близко фронт, совсем близко!.. — с волнением проговорил немолодой, коренастый партизан Григорий Дресвянкин, придвигаясь к костру.

— Вместе с союзниками вперед пойдем! — горячо сказал Гужов. — Навстречу Красной Армии.

— С союзниками? — Дресвянкин повернул голову к Гужову, подумал. — Нет, мы должны требовать, чтобы нас отправили в Россию. Мы с Красной Армией на врага пойдем!

— Верно! Правильно, Григорий Иванович! С Красной Армией пойдем! — партизаны вскочили, зашумели.

— Будем требовать, чтобы сразу отправили, — громче всех раздавался звонкий голос Щукина. — И чтобы всей бригадой. Тут вместе воевали и там должны быть вместе!..

— Правильно, Коля. Требовать!

— А как же мы к своим-то попадем? — сказал, раздумывая, Гужов. — Разве что морем плыть…

— Ну и что? Можно морем!

— Верно! Пускай командиры требуют!

— Зря горячитесь, товарищи, — спокойно сказал Дресвянкин. — Сейчас нам надо думать о том, как лучше союзникам помочь, как крепче по врагу с тыла ударить…

К костру подошли Дядькин и Никитенко.

— О чем это спор?

— Слышно, как орудия бьют, товарищ командир, вот мы и говорим…

— Да, союзные войска в Брюсселе… — Дядькин помолчал, подбросил в огонь веток. — Штаб решил взять Брей. Склады врагу вывести не дадим, промышленные объекты взорвать не дадим и дорогу закроем… Как думаете, товарищи партизаны?

— Даешь Брей! — весело крикнул Щукин. — Побреем фрицев в этом Брее… По-русски!

— Взять город! Взять! — послышалось со всех сторон.