Виконт Талейран обменялся многозначительным взглядом с Рибопьером, и они без слов поняли друг друга.

Едва они отъехали несколько верст, с каретой поровнялись двое всадников.

Один из них, молодой человек с толстым и пухлым лицом, на котором как бисерины сверкали маленькие глазки, нагнувшись к окну кареты, крикнул:

— Здравствуй, друг Платон! Ты жив?

— А, Щербатов! Здравствуй, братец, здравствуй! — отвечал Зубов. — Пусть остановят карету! — сказал он в пространство, но так как в карете не сидело слуги, то приказание графа Зубова и не приведено было в исполнение.

Щербатов скакал рядом с окном и продолжал заглядывать, переговариваясь с Зубовым.

— Ну, что? Цел? Жив? Здоров? Дрался? — спрашивал он.

— Ты видишь! — самодовольно отвечал Зубов. — Две легкие раны, не вредящие здоровью.

— Отлично. А сам ты подколол батарда?

— Нет, Любезнейший, не пришлось. Для тебя поберег.

— Добро. Я буду стреляться. А если оба промахнемся, то на шпагах. Я в деревне сидя упражнялся и таки наловчился. Да вели же ты остановить карету и познакомь меня с твоими спутниками.

— Да, да… Остановите! Остановите! — опять в пространство сказал Зубов, и вновь, за неимением в карете слуги, распоряжение его не было исполнено.

— Стой, кучер! — крикнул, наконец, князь Щербатов.

Карета остановилась. Рибопьер и Талейран познакомились с князем.

— Я еще застану теперь де Сакса в Петерсвальде? — спросил Щербатов.

— Наверное, — подтвердил Саша Рибопьер. — Шевалье сказал, что будет ждать с секундантами вашего прибытия в городке Петерсвальде, который расположен в нескольких километрах от места поединка.

— Позвольте вас просить, граф, — сказал князь Щербатов, — быть моим секундантом. Со мной запасная, оседланная лошадь. Другой мой секундант, бедный дворянин мелкопоместный, мною из России захвачен для компании. Ведь ничего, сойдет за секунданта? Вы, граф, не побрезгуете?

— Михеша, подъезжай сюда к нам! — позвал спутника Щербатов.

Названный Михешей подъехал, держа вторую заседланную лошадь в поводу. Чрезвычайный колер его грушевидного носа и толстых щек обличал в мелкопоместном не последнего из служителей Бахуса. Одет он был в старинный мундир царствования Елизаветы. Петровны и в ботфорты и не мало видывал на своем веку.

Подъехав, он снял шляпу и хриплым голосом доезжачего пробасил:

— Много лет здравствовать, государи мои!

Саше так противен был Зубов с переходом его от смирения к спеси, что он охотно согласился на предложение князя Щербатова.

Михеша грузно свалился с коня и помог сесть на запасную лошадь Рибопьеру, причем даже придержал ему стремя.

— Прощай, друг Платон! — сказал князь Щербатов.

— Прощай, любезный князь, прощай! — кивнул головой граф Зубов. — Постарайся разделаться с батардом по-свойски.

— Что Бог пошлет, друг Платон, что Бог пошлет! А ты попомни мою услугу, если жив буду. Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствие Твое!

Карета тронулась. Всадники поехали по направлению к Петерсвальду.

— Я слышал, что де Сакс славится искусством биться на шпагах, — говорил князь Щербатов, — но каков он стрелок?

— Шевалье и стрелок превосходный, — отвечал Рибопьер. — Вы говорили, что много упражнялись в вашей деревне в стрельбе?

— Да, это было постоянное мое занятие последний год. Могу сказать, достиг невероятного.

— И хорошо сделали, ибо иначе неминуемо вам пасть под могучей и ловкой рукой шевалье.

— Шевалье! Шевалье! — проворчал Щербатов. — Только бы мне цель порядочная, я бы вам показал мое искусство.

Они ехали шагом в тени старых, прекрасных буков.

Вдруг выскочил заяц, перебежал дорогу раз, другой и во всю мочь, заложив уши за спину, пустился стрелой вперед по дороге.

— Дурно, князь, — пробасил Михеша, — дурная примета, коли заяц дорогу перебежит! Вернуться бы! Не уйдет поединок-то.

Но князь Щербатов молча достал из кобуры, привязанной к седлу, пистолет и выстрелил в маячившего впереди, как темный, катящийся комочек, косоглазого.

Видно было, как заяц подпрыгнул, перевернулся в воздухе и покатился мертвый по откосу дороги.

— Ловко! Ай-да, князь! — похвалил Михеша. Они подъехали к зайцу. Михеша слез и поднял его.

— Второчи, Михеша, — приказал Щербатов. — На ужин нам пригодится.

Они тронулись рысью и, действительно, нашли де Сакса, Поццо ди Борго и Флао де Биллардери в маленьком городке, затерявшемся среди живописнейших гор, в мирной, увитой виноградом, цветущей долине.

Де Сакс сидел под старым каштаном у кабачка и угощал местных властей и почетных обывателей, а также молодых людей и девушек, танцевавших под звуки скрипок нанятых им музыкантов. Близился вечер. Солнце склонилось за вершины горных лесов, и косые лучи его наполняли долину алым сиянием. Воды быстрой речки казались расплавленным золотом. Лица девушек, и так раскрасневшиеся от танцев, озарились нежным пурпуром, от чего они казались еще прелестнее в своей сельской простоте. Они звонко смеялись и обращали лукавые взоры к щедрому красавцу и его спутникам-вельможам.

— Э, да тут веселье! — сказал князь Щербатов, подъезжая. — Михеша, удиви иностранцев, пропляши с девушками бычка.

Но едва де Сакс увидел прибывших, он велел прекратить музыку, встал, пожал руки почтенным гражданам города Петерсвальда, славившим щедрость и любезность знатного господина, и поблагодарил за танцы девушек и молодых людей. Одна из девушек поднесла ему букет алых цветов душистого шиповника, сама закрасневшись, как ее цветы. Шевалье поцеловал девушку, а букет прикрепил на груди. Между тем Щербатов и Рибопьер сошли с лошадей и последний познакомил князя с секундантами де Сакса. С самим шевалье князь Щербатов издали раскланялся.

Противники смерили друг друга холодными взглядами. Вся скопленная годами ненависть закипела в сердце де Сакса при виде наглого обидчика; он отвернулся и сказал своим секундантам, что готов сейчас ехать на условленное Место для поединка.

— Э, так я сейчас и поехал! — громко сказал князь Щербатов по-французски. — Они тут пили, угощались, плясали и целовались с девушками, я же прямо с дороги. Скакал сломя голову из Петербурга. В Вене дня не провел. Прошу извинить, но мы тоже с Михешей хотим выпить и закусить. Кстати, дорогой случилась охота, и дичь подстрелили. Михеша, покажи зайца.

Михеша за уши поднял зайца и показал всем.

— Хозяин, — обратился князь Щербатов к румяному содержателю кабачка, — потрудитесь нам зажарить этого зайца и подайте вина получше.

— Если этот господин голоден, то пусть кушает зайца, — сказал шевалье де Сакс. — Мы же поедем на место поединка и будем ждать у лесничего восхода луны. Драться будет не менее удобно, чем днем.

XVI. Цыганка сказала правду

Луна поднялась над волнистыми очертаниями гор, над осеняющими их лесами и в торжественной тишине окинула голубоватым, таинственным светом долину. Все покоилось безмятежным сном. Ночные цветы сладко пахли! Под старыми буками, осенявшими дорогу, лежала глубокая тень. Лишь узором падали на землю прорезы листвы, словно кто-то к свадебному поезду серебром осыпал дорогу.

В ожидании противника шевалье де Сакс прохаживался здесь с секундантами, тихо беседуя.

Ночь и ожидание борьбы на жизнь и на смерть настроили их философически. Граф Флао де Биллардери, получивший превосходное классическое образование, цитировал гимн Орфея луне по-гречески, восхищаясь античной молитвой:

«О, могущественная царица Селена, знаменитейшая из дев, бдительная луна, обитательница воздушная, верная подруга ночи, ты, сопровождаемая верными звездами, убывая, старея, ты обновляешься, всегда сверкающая; мать веков; ты, которая покровительствуешь людям, посылая легкие сны и управляя пламенными знаками небес, любимица приятной радости и мира, будь предстательницей, о, дева великолепная, сияющая, звездная, и прими наши жертвы!»

Гармонические звуки эллинской речи словно сами наполнены были лунными чарами и производили еще большее впечатление потому, что некогда, тысячелетия тому назад, в такую же тихую, теплую ночь древний человек приветствовал ими прекрасное светило. С тех пор все изменилось много раз на земле. Осталось неизменным лишь небесное светило и обращенное к нему земное слово.